В огне (СИ). Страница 29

На глазах молодого офицера проскользнули слёзы. Плакал не только прапорщик, который более остальных получил свою порцию идеологической обработки во время прохождения курсов в школе стрелков, плакали многие мужики.

Все остальные слова были уже не важны. Они готовы умирать, но вот государь говорит в своём послании, что он не хочет их смертей. Государь говорит, что он хочет для них жизнь, достойную жизнь, и чтобы они вернулись с войны, но вернулись как героические победители.

— Воюйте умело, воюйте смело, за благое дело, останьтесь живыми, но не посрамите Россию, — еле сдерживаясь, чтобы уже в голос не зарыдать, читал поручик Малой.

— Ура! Слава царю-батюшке! — закричали в одном месте, чуть позже, вторя, начали кричать в другом, восхваляя государя.

Скоро вся дивизия, расположенная на Большой площади под Полтавой, кричала, как в один голос:

— Слава царю!

* * *

Белорусские земли

19 июля — 21 августа 1800 года

— И как вам эти чувства, когда возвращаешься на родину, с которой ранее пришлось бежать? — спросил один мужчина, восседая на пегом коне.

— Это сложно, ваше величество, — отвечал другой мужчина, но уже на вороном коне.

Разница во внешности у этих прославленных политиков и военачальников была огромная. Один был высок и статен, другой уже усапел обзавестись изрядным животом. Но ещё большей разницей было то, с каким настроем эти люди пришли сюда, на гору, чтобы любоваться просторами долины реки Неман и находящимся в десяти километрах города Гродно.

— Ваше императорское Величество, у меня столь много чувств и все они настолько разные, что я не могу определиться, что именно внутри меня побеждает, — отвечал на вопрос Наполеона Бонапарта Тадеуш Костюшко. — С одной стороны, я поддался на уговоры и вновь получаю шанс освободить свою Родину, с другой…

— Но ведь здесь рядом ваше родовое гнездо⁉ — воскликнул Наполеон, пребывавший в приподнятом настроении. — Как же можно грустить!

— Так и есть. Я родом из этих мест, может, только немного южнее, — сказал Тадеуш. — И места эти я знаю хорошо. Шесть лет… Прошло не так много времени, когда фельдмаршал Суровый заливал кровью предместья Варшавы, а словно в иной жизни было.

— Ваше настроение вгоняет меня в полное уныние! Я ждал иных чувств от вас, — раздражённо выпалил французский император и даже демонстративно отвернул голову.

— Прошу простить меня, Ваше Величество. Я, как каждый честный человек, с болью понимаю, что нарушаю данное мной же слово. Я, пообещав русскому императору более не воевать против России, всё равно привёл на эту землю тысячи поляков, — сокрушался лидер последнего польского восстания Тадеуш-Анжи Артур Бонавентура Костюшко.

— Зато под ваши знамёна… Именно под ваши, месье великий сын польского народа, пришло более восьмидесяти тысяч молодых польских мужчин. После французских сил это самый большой воинский контингент величайшей из всех, что ранее видела история, армии, — сказал Наполеон, и дёрнул своего коня прочь.

Французскому императору определённо была неприятна та ситуация, что кто-то рядом с ним вообще может грустить. Как же грустить! Вот она, Россия! Как бы не кричали поляки, что все вокруг польское, эти земли, на которых уже находился Наполеон — Россия. Принадлежат же территории Российской империи, но уже сюда пришел он, император Франции и теперь… Может, Польша, может быть и Великое княжество Литовское.

Все было неоднозначно. Бонапарт играл на патриотических чувствах и поляков и литовцев, он и пруссакам намекал, что все заигрывания с возрождением Речи Посполитой — лишь вынужденное дело, временное. И многие верили. Если людям говорить о том, что они хотят услышать, то слушатели безоговорочно верят говорящему. Поляк шел воевать в армию Наполеона, чтобы получить новые земли, забрать у русских помещиков в Малороссии и Белоруссии весьма даже обустроенные поместья, ну и за то саблю точил поляк, чтобы Речь Посполитую вернуть. Были и те, кто хотел конкретно Великое княжество Литовское, отдельное от Польши государство…

А были… Русские, если можно так называть людей, которые готовы воевать против своего же Отчества, какими бы мотивами и лозунгами подобные предатели не прикрывались. И воевали эти «русские» так же за деньги, как и все остальные, собственно, но тут оправданием было то, что одни «русские» шли освобождать других «русских» от крепостничества, гнета императорской клики и всякое подобное, пропитанное вроде бы как и либеральными лозунгами.

А что русские могут противопоставить такому войску, величайшему из всех, по крайней мере, по количеству воинов⁉ Ну не стоит же верить Курфию Руфу и Ариану, которые писали о миллионах персидских воинах? Там было явное преувеличение, сейчас же, как бы не преуменьшение, так как прусские города, польские села — везде сейчас французские отряды, которые устремлены на Восток.

По мнению Наполеона, почти ровным счётом ничего русские не могут сделать. Французский император ожидал намного более деятельного сопротивления со стороны русских. А они не могут даже собрать свои силы в кулак, вынуждены воевать на два фронта, ресурсы же России не бесконечные. Мало того, русским пришлось сильно дробить свои силы, прикрывая множество направлений вероятного удара Наполеона.

До последнего никто из солдат и офицеров, за исключением наиболее знатных и старших в армии Наполеона, не знал, куда же именно придется главный удар французской имперской армии. И самым главным дезинформатором был сам император. То он хотел бы переиграть Полтавское сражение, то есть собирался идти в Малороссию; на следующий день Наполеон говорил о том, что невозможно выиграть войну, если столица неприятельского государства не покорена, тем самым утверждая, что альтернатив удару на Петербург нет; звучало и то, что Москва — это сердце России.

И вот, в своём воззвании к войскам и народам Европы Наполеон говорил, что именно Москва — то самое уязвимое место, которое, если взять, то Российская империя, этот монстр, который наседает на Европу, перестанет существовать. За это направление выступали и различные приближенные французскому императору люди. К примеру, Наполеон взял на вооружение такой тезис Талейрана, при котором, если ударить по Москве и покорить этот город, то Россия перестанет существовать.

Через Москву можно оседлать и Волжскую торговлю, контролировать потоки металлов из Урала. Тогда Россия просто, даже если будет у нее оставаться армия, загнётся. С юга России не будет поступлений зерна, перекрываются пути доставок вооружения с Урала и Тулы. Так что, после можно было бы на зимних квартирах сидеть в тёплой и уютной Москве, при этом наблюдая, как быстро умирает Россия.

Однако, Наполеон был уверен, что Павел, русский царь, запровит мира намного раньше. И тогда Бонапарт решит помиловать Россию. Ведь нужно же будет с кем-то добивать Англию, а у русских, как показали последние события, весьма способный флот.

— И всё же, великовельможный пан Тадеуш, отчего ты не весел? — как только император отъехал от Костюшко, к нему сразу же подскакал заместитель командующего польским легионом Михаил Клеофанс Огинский.

— Для тебя же, пан Михаил, друг мой, не секрет, что я слово, данное русскому царю за свое освобождение, нарушаю. Но не только этот меня гложет. Как-то уж быстро прусаки согласились на возрождение Речи Посполитой, — задумчиво произнёс Тадеуш Костюшко.

— Так французский император пообещал им Померанию, Гольштинию, да ещё Ганновер. Кроме прочего, прусаки явно не хотят воевать с русскими. Потому и откупаются от Бонапарта тем, что много обещают. Но, нам ли с тобой не знать, пан Тадеуш, что всё решится на поле боя. Когда мы победим, пруссакам, просто, ничего не останется, кроме как идти на ранее утверждённое соглашение, — Агинский усмехнулся. — Если нужно, то пани Ковалевская в постели у Бонапарта нашепчет всё, что нужно [Пани Валевская в это время еще сущая девчонка, но не остается сомнений, что поляки нашли бы кого еще подложить под Бонапарта].