Кузнец (ЛП). Страница 45

Она надулась, не понимая, почему он отстранился. Затем она ахнула от восторга, когда он наклонился, чтобы поднять ее и унести.

— Прекрасно, — вздохнула она ему в шею, запечатлев там поцелуй, который заставил его содрогнуться от желания. — Я немного завидую ее замужеству. Но еще больше тому, что она наконец окажется в постели.

Стон Хакона был долгим и проникновенным. Он понес ее к дальней стороне конюшни, где были аккуратно сложены большие тюки сена. Он посадил ее на одну кучу, прежде чем взобраться на другую за ней. Сидя вот так в сене, они были почти одного роста.

Ее улыбка была широкой и полной радости, привлекая его обратно в свое сияние. Ее руки нашли его лицо, обхватив подбородок, чтобы притянуть ближе. Он обнял ее, положив руки на сено, тонкая ткань платья дразнила его кожу.

— Ты не завидуешь тому, что они будут занимаются любовью всю ночь? — прошептала она ему в губы.

— Очень сильно, — сказал он. — Но если бы это был я со своей прекрасной парой, это не была бы ночь занятий любовью.

— Нет? — она запустила пальцы в его волосы, мягким взглядом наблюдая за работой. — Что тогда?

— Ничего, кроме гона.

Он обхватил рукой ее талию, чувствуя тепло и то, как сбилось ее дыхание при его словах. Мягкие губы приоткрылись, и он больше не мог сопротивляться. Он набросился и заявил права на них, наслаждаясь ее вкусом.

Прежняя застенчивость исчезла. Он пожирал ее, заявляя права, пробуя на вкус и насыщаясь. Она задыхалась у его губ, ее ногти царапали его кожу головы.

Его член дернулся к груди, жаждущий ее, но… Не сейчас. Пока нет.

Сначала ему предстояло ухаживать за ней.

Притянув ее ближе к себе на тюке, Хакон утонул в ее вкусе, ощущениях и аромате. Она была всем, чего он так долго хотел, что едва верил, что держит ее, теплую и восторженную, в своих объятиях. Она извивалась и прижималась к нему, ее руки исследовали длину его шеи и ширину плеч.

Он жил ради тихих звуков, которые она издавала глубоко в горле, хотел проглотить их вместе с ее вкусом и сохранить навсегда. Он гонялся за каждым моментом, нуждаясь в следующем, жадный до всего, что она могла ему дать.

Ночь вокруг них была прохладной с фиолетовым оттенком, почти как сон. Для него это был сон, и он молился старым богам, чтобы никогда не проснуться.

Тупые зубы вцепились в его нижнюю губу и потянули, вызвав вожделенное рычание. В ответ он провел рукой по ее талии к груди, осмеливаясь дразнить пальцами вырез ее платья, а затем вниз, находя сквозь ткань сосок.

Она ахнула ему в рот, декадентский стон сорвался с ее губ. Он целовал ее подбородок, челюсть, спускаясь вниз по шее. Эйслинн подставила ему горло, и он ласкал ее языком в знак доверия. Он целовал и посасывал ее шею, чувствуя, как она пульсирует под губами, прежде чем спуститься ниже.

Ее пальцы вцепились в его плечи, когда губы скользнули по мягким, как лепестки, верхушкам грудей. Он знал, что они идеальны, и наблюдал, как зеленый палец дразнил вышитый глубокий вырез ее платья. Было восхитительно и порочно видеть контраст их кожи, то, как ночь делала его почти таким же темным, как лес, в то время как ее персиковая кожа почти светилась в лунном свете.

Судьба, она так прекрасна, что это причиняет боль.

Ее рука легла поверх его, прижимая его к своей груди. Она снова начала двигаться в своей привычной манере, и он почувствовал, как она застонала от желания, прижавшись к его голове и покрывая поцелуями его висок.

Не в силах сопротивляться, Хакон прижался лицом к ее роскошной груди, глубоко вдыхая аромат. Здесь он был насыщеннее — теплый, солоноватый, с оттенком женщины и танца. Он покрывал поцелуями и легкими укусами округлые вершины ее грудей, привлекая к ним внимание их сцепленными руками.

— Хакон, — выдохнула она, царапая ногтями его шею.

Его мурлыканье стало почти яростным, сотрясая их. Он держал весь мир в своих руках, и не был бы настолько глуп, чтобы упустить это. Она была для него всем, осью, вокруг которой вращался его мир, его путеводной звездой.

Он не смог объяснить Сигиль, почему хотел покинуть Калдебрак и отправиться в земли людей. Он действительно не знал, зачем.

Это было для нее. Я пришел за ней.

Теперь это было совершенно ясно, даже в густом тумане похоти.

Он запустил палец ей под платье, чтобы стянуть его вниз, и жадный рот был готов, когда сосок выскочил из-под лифа. Эйслинн прижала его к себе, когда он наполнил рот ее соском, лаская нежную плоть языком глубокими, долгими толчками.

— Эйслинн, виния, — пробормотал он ей в кожу. «Роза», так он назвал ее. Его роза, яркая и сладкая.

— Хакон, — прошептала она в ответ, ее рука скользнула с его груди к поясу.

— О! — другой голос разорвал тишину ночи, и кто-то пьяно захихикал внизу. — Тут занято.

Хотя Хакон логично рассудил, что снизу видны только ноги, а не тот, кому они принадлежат, его голод остыл и затвердел, как железо, от осознания того, что к ним подобрались так близко, а он не заметил..

Никому не разрешалось приближаться к его паре, пока он доставлял ей удовольствие. Ее удовольствие, ее звуки предназначались только ему.

Он слышал, как участилось биение ее сердца в груди, и ее прикосновения стали менее похотливыми и более неистовыми, когда она попыталась вернуть его к их занятиям любовью.

Она несчастно застонала, когда он отстранился и поправил ее лиф.

— Хакон, — она двинулась быстрее, чем был готов его затуманенный разум, запечатлела поцелуй и накрыла его руки своими, пытаясь притянуть его обратно к себе. — Займись со мной любовью. Возьми меня.

Настала его очередь застонать, и он опустил голову. Было бы так легко сдаться, и когда она прижалась к нему всем телом, покрывая поцелуями его кожу, он захотел этого. О, боги, как он этого захотел.

Но он все еще чувствовал запах медовухи в ее дыхании. И запах лошади в конюшне.

Не так, сказал он себе — и, что более важно, своему зверю. Не так. Она заслуживает гораздо лучшего.

Если бы он хотел показать ей все, чем он может быть для нее, он мог бы добиться большего, когда впервые займется с ней любовью.

— Я сделаю это, Эйслинн. Волею судеб, я хочу этого, — он позволил своим губам прильнуть к ее, в последний раз ощущая ее вкус. — Но только с ясной головой, когда ты будешь уверена, что это то, чего ты хочешь.

Она нахмурилась.

— Хакон…

— Ты должна быть уверена, виния, потому что пути назад не будет. Как только я получу тебя, ты будешь моей, понимаешь? — он скользнул губами по ее лбу, шепотом поцелуя, обещая гораздо большее. — Ты погубишь меня ради любой другой, и я намерен сделать то же самое для тебя. Так что ты должна быть уверена.

Она изумленно моргнула, и он воспользовался шансом отступить. Соскользнув на землю, он помог ей спуститься. Эйслинн посмотрела на него в изумленном молчании, позволив ему взять ее за руку и отвести обратно на празднование.

Его зверь бился внутри. Дурак! — взревел он. Не дай ей уйти! Возьми ее, предъяви на нее права! Она хочет, чтобы ты это сделал!

Судьба, да. Эта мысль воспламеняла его. Она хотела его, но когда она приходила к нему, это должно было быть с ясной головой. Он не принял бы от нее ничего меньшего, чем полную отдачу, и, хотя он рисковал никогда больше не получить шанс, отказав ей сейчас, он не мог позволить себе рискнуть тем, что она пожалеет о сегодняшнем вечере и отвернется от него позже.

Умные, мы должны быть умными, — сказал он чудовищу и своему разъяренному члену.

Замешательство было ясно написано на ее лице, когда он повернулся к ней на границе света от костра. Подняв ее руку, он запечатлел поцелуй чуть выше костяшек пальцев.

— Я буду ждать, виния, — прошептал он, прежде чем заставить себя отвернуться.

Если бы он задержался еще на мгновение, то забыл бы о себе и планах и отнес бы ее обратно в ту кучу сена.

Хакон прижал клыки к деснам и прибавил скорости, спеша обогнуть центр поместья и придерживаясь тусклого света на окраинах угасающего праздника. Музыка все еще играла, люди все еще танцевали, ели и пели, но другие разбились на группы поменьше или совсем исчезли, включая жениха и невесту.