Кузнец (ЛП). Страница 16

— Как говорит начальник Палаты, это не совсем неожиданно. Возможно, было чересчур наивно предполагать, что он примет свое наказание с каким-либо смирением.

Слова были и вполовину не такими резкими, как Джеррод заслуживал, но Эйслинн не смогла удержаться от вздоха. Что бы она ни чувствовала или не испытывала к Джерроду, он был ее братом, и, по крайней мере, она жалела его.

И все же Эйслинн придержала язык, ибо что тут можно было сказать? Возможно, она смогла бы придумать что-нибудь в его защиту, если бы смогла простить его за то, что он сделал, но она не простила.

Сорча ей как сестра, родная сестра по сердцу. Подруга, которая знала Эйслинн и принимала ее такой, какая она есть. Такой друг был бесценен — и был даже важнее крови. Эйслинн знала, что значит быть неправильно понятой, задаваться вопросом, почему кто-то уделяет ей хоть какое-то внимание: то же самое было и с Сорчей.

Устремив взгляд вдаль, Меррик поднес кубок к губам и одним глотком допил остатки медовухи. Он сидел прямо на своем месте, его взгляд стал жестче, и Эйслинн приготовилась к тому, что ей не хотелось бы услышать.

— Если он хочет устроить свою собственную жизнь, полагаю, я не могу винить его в этом. Но мы должны, по крайней мере, найти его. У твоего брата склонность к неприятностям.

— Разве его не следует вернуть в Палату? — шесть месяцев вряд ли являлись настоящим наказанием.

— Да, но кто будет держать его там? Должен ли я послать рыцарей охранять его и наблюдать, как он ухаживает за больными?

Если это то, что нужно. Если это, наконец, заставит его научиться.

— Нет, — ответил Меррик на свой собственный вопрос, — в этом нет смысла. Пусть он живет сам по себе.

Он вздохнул, на его лице появилось измученное выражение, и Эйслинн прикусила щеку, чтобы промолчать. Решение свинцом легло у нее в животе, неприятное и тяжелое. Неужели они просто никогда больше его не увидят? Никогда не произнесут его имени и не узнают, что с ним стало?

Ее отец уловил ее молчание и поднял руки.

— Я знаю, дитя. Я просто… То, что он сделал, это… — Меррик покачал головой. — Я полагаю, что стоит присматривать за ним. Если он уехал на юг, мы наверняка услышим о нем.

— На юг? — повторила Эйслинн, чувствуя, как по ее шее пробежали мурашки разочарования от мысли, что она что-то не знает.

Она не пропустила, как поморщился ее отец.

— Да, — смерив ее взглядом, он сказал: — Мы с Кьяраном решили совершить еще одну экспедицию на юг. Очевидно, что мы и близко не добились того, чего надеялись, в борьбе с работорговцами, и те, кто похитил Сорчу, все еще на свободе.

Эти слова прозвучали в ее ушах эхом недоверия.

— Но вы с сэром Кьяраном отошли от дел. Я думала, Коннор и Найл Брэдей должны были взять на себя миссию.

— Да, конечно, но их отец и я должны многое им показать. Люди, с которыми они должны встретиться. И… — тут он снова вздохнул, — Кьяран и я… наша работа не завершена. Я не могу успокоиться, зная это, дитя. Чтобы работорговцы были здесь, так близко — я этого не потерплю. Те, кто похитил Сорчу, должны быть наказаны и послужить примером. Иначе к чему привела бы вся наша работа? Ни к чему.

Эйслинн яростно покачала головой.

— Это неправда. Ты уже сделал так много хорошего — пришло время другим взяться за эту работу.

— Скоро, — сказал он, как будто это могло ее успокоить. — И мы не уедем до свадьбы Сорчи. Я бы не хотел ее пропустить.

— Ты не можешь снова просто взять и уйти.

Ей даже самой было неприятно слышать собственные капризы. Как маленькая.

Брови Меррика озабоченно опустились. Он успокаивающе протянул руку, но Эйслинн откинулась на спинку стула, вне пределов его досягаемости.

— Мы должны довести это дело до конца, дитя. Мне жаль.

— Я не готова быть сеньором Дарроу.

— Мы оба знаем, что твой брат редко выполнял свои обязанности — ты отвечала за Дундуран с детства.

Я не должна была этого делать. Не должна была. Слова сдавили ей горло, так что она едва могла дышать.

— Это не одно и то же.

— Просто еще раз повторяю. Ты должна это сделать.

— Отец…

Меррик покачал головой.

— Я принял решение, дитя. Это нужно сделать. У тебя все получится, ты всегда справлялась.

К ее ужасу, горячие слезы навернулись ей на глаза. Когда она встала, чтобы уйти, он уставился на нее, разинув рот.

— Дитя…?

Расстройство вывело ее из равновесия, еда, которую она съела, бурлила внутри нее. Ее кожа казалась слишком натянутой, горло, грудь, само ее сердце сжимались от дискомфорта.

Судьба, только не снова!

Обогнув свой стул, она поспешила из-за высокого стола и направилась к боковой двери, оставленной приоткрытой одной из служанок.

Почему он должен уехать? Ее отцу всегда приходилось искать покой за пределами Дундурана, за пределами Дарроуленда. Он сделал что-то хорошее из своего горя, но почему это должно было быть там, так далеко?

«Не уходи», всегда умоляла ее девочка внутри. «Не оставляй меня одну».

Эйслинн едва могла видеть сквозь водянистую пелену набегающих слез, пока спешила по коридорам замка, но, с другой стороны, ей и не нужно было видеть. Она знала каждый камень этого замка, каждый уголок, коридор и потайную нору.

Вся ее жизнь прошла здесь, все обиды, секреты и проекты.

За всю жизнь она покидала Дарроуленд всего дважды. Если сеньор Дарроу был нужен при дворе в Глинне, кто-то должен был остаться и управлять, и это никогда не был Джеррод.

Эйслинн позаботится об этом. Эйслинн позаботится обо всем. Эйслинн поймет.

И она это делала. Чего бы это ни стоило, даже если лежала по ночам без сна, просчитывая дела, которые ей предстояло сделать, и страшась большинства из них.

Она не могла разочаровать родителей. Они дали ей так много, были так добры и терпеливы с ней — она могла присмотреть за домом, который они построили и любили. Она могла помочь брату, пока он не научится сам. Она могла, она могла, она могла…

Эйслинн всхлипнула. Сначала она думала убежать в свой кабинет, но камни замка, казалось, деформировались, смыкаясь вокруг нее. Эйслинн подобрала юбки и зашагала вперед, торопясь спуститься вниз, в западный двор.

Ночной воздух холодил ее кожу, влажную после бегства и слез. Она тяжело дышала, с каждым вдохом борясь за то, чтобы удержать ужин в желудке.

Прижав руку к бешено колотящемуся сердцу, Эйслинн замедлила шаг, теперь просто бесцельно бродя. Она крепко зажмурилась, сдерживая слезы, сдерживая реальность.

Она уже едва держала голову над поверхностью в море своих задач и обязанностей. Нужно было спланировать строительство нового моста и заготовить мыло, и двое кухонных работников скоро уезжали, и им понадобится замена, и другие люди прислали петиции с просьбой об аудиенции, и ей все еще предстояло встретиться с мастерами гильдии каменщиков, чтобы начать переговоры о поставках для моста, и у Бренны всегда найдется что-нибудь для нее, и ей нужно было составить план работ в розовом саду, и и и…

— С вами все в порядке, миледи?

Эйслин ахнула, юбки взметнулись, когда она резко обернулась на низкий гул.

Она остановилась в центре двора и по-совиному заморгала, услышав голос, доносившийся из кузницы. Хакон, красивый кузнец, сидел на табурете у входа в ярко освещенную мастерскую, уперев локти в колени и склонившись над чем-то, что держал в руках.

Судьба, у него прекрасные, сильные руки.

Отвернувшись, чтобы он не мог видеть ее лица, Эйслинн быстро вытерла выступившие слезы.

Чувство стыда подкралось к горлу, но удивление от того, что она увидела его там, казалось, потрясло бурлящие эмоции, позволив ей похоронить их обратно в яму, которую она держала внутри себя только для них.

Прошло много времени, прежде чем она снова повернулась к нему лицом, достаточно долго, чтобы она знала, что это грубо, но ничего не могла поделать. Она не позволила бы ни ему, ни кому-либо еще увидеть ее слезы.