Княжество Семиречье (СИ). Страница 28

— Давайте, Богдан Всеволдович, задним числом передадим мне местные налоги на «под отчет», и хотелось бы последний вексель на уголь, что на отопление казарм пошел, предъявить к погашению. Так как денег в городской казне нет, вы мне взаимозачет по налогам сделайте, пожалуйста.

— Хорошо, Олег Александрович, договорились. — закивал головой начальник казенной палаты.

— А бумаги мои, будьте любезны, градоначальнику не давайте, во всяком случае, в ближайшее время. Испортить или исказить документ под государственной печатью новый градоначальник вроде бы не может, но на всякий случай, мало ли, какая у моего противника задумка. — я мотнул головой, пытаясь понять логику поступков моего оппонента: — Потяните пока время, очень вас прошу.

— Но, если от градоначальника придут с судебным приказом, я ничего не смогу сделать. — потупил глазки двуличный получатель моих денег: — Меня и под арест могут взять. Это вы человек большой, а я…

Это точно. Как оказалось, меня, как выборное лицо, даже переизбрать не смогут в течение ближайших двух лет, а если с должности снимать, то только по суду и не здесь, а в губернии, по ходатайству омского генерал-губернатора, за уголовное преступление, которое еще надо доказать, да и только в личном присутствии, никаких заочных решений и арестов. Правда, если мне умудрятся всучить повестку губернского судебного присутствия, то явиться я обязан, но даже в этом случае, есть определенные отговорки, типа, засуха или ливни, снега мало на полях поместья, и для подготовки к битве за урожай требуется мое личное присутствие на полях. Короче, любой природный катаклизм на территории поместья может являться основанием для отсрочки вызова не менее, чем на шесть месяцев, но не более года. Вот такая формулировка дана в своде Имперских законов, как хотите, та к ее и воспринимайте.

Распрощавшись с чиновником, я прикупил к ужину коробку пряников и, не скрываясь, двинулся к своему дому, где, по прибытию на место, вызвал к себе постоянного представителя контрразведки при моей персоне.

На следующий день.

Здание уездного и городского суда.

— Сударь, вы мне не поможете…

Чиновник без чина при канцелярии суда Пахом Чесноков, только что занес председателю суда свежего чая в серебряном подстаканнике, со свежими баранками, до которых он был большой любитель, направился в сарай, дабы принести свежих дров, так как на должности истопника председатель суда тоже экономил, как навстречу судейскому шагнул молодой человек с белесым, блёклым и незапоминающимся лицом.

— Попрошу вас изложить свою нужду. — тут же остановился чиновник, учуяв тренированным носом запах денежных купюр.

— Видите ли, ваше благородие…- зачастил молодой человек в курточке, отдалённо похожей на студенческую: — Я являюсь студентом факультета правоведения столичного университета, а в ваш город приехал к тетушке, на каникулы. И дабы время не терять, я хотел бы ознакомиться, так сказать, с практической стороной судебного делопроизводства. Я вижу, что вы, ваше благородие, человек опытный и знающий. Не смогли бы вы мне подсказать, какие судебные заседания мне стоило бы посетить в ближайшие недели, чтобы лучше понять кухню процесса?

Пахом, которого никто в последнее время благородием не называл, так как он уже дважды проваливал экзамены на классный чин, приосанился и только милость богов и предков уберегла судейского от желания поделиться такими сведениями с этим славным юношей совершенно бесплатно.

— Я бы с удовольствием поделился с вами моими мыслями на этот счет. — Важно сообщил Пахом: — Но, только очень я занят, их высокоблагородие приказал дела к завтрашним слушаниям просмотреть и доложить.

При этом пальцы судейского, действуя на автомате, потерлись друг о друга, в характерном жесте, подушечкой большого пальца, о кожу указательного.

— Вы об этом даже не беспокойтесь… — молодой человек душевно улыбнулся, повторив коррупционный жест: — Это, как у любая служба должна хорошо оплачиваться. Я же хочу пригласить вас перекусить в приличное место и не спеша обсудить возникшие у меня вопросы.

Через три часа пьяненького Пахома, сживающего в кулаке пятирублевую ассигнацию половые кабака «У последней черты» уважительно, под руки, выводили на улицу. Юноша, на протяжении дружеского обеда, пивший только чай, исчез минут десять как, честно оплатив все выпитое и съеденное, и оставив половому двадцать копеек «на чай».

Кабинет Олега Александровича в собственном доме. Город Орлов-южный.

— Таким образом, Олег Александрович, наибольший интерес для нас, по моему скромному мнению, является тяжба между уездными помещиками — Мадрыкиным и Уткиным по установления факта принадлежности участка в триста десятин, с источником воды. Уткин, кому принадлежит в настоящее время этот участок, едва сводит концы с концами. Мадрыкин же характеризуется, как бесчестный и беспринципный делец, с неустойчивым характером. Главным доказательством в деле служит договор между сторонами процесса, по которому, якобы, Уткин уступил этот участок Мадрыкину за двести рублей. Если, через два дня, судья признает договор действительным, то Уткину грозит разорение. Из интересного — мой источник слышал, как после последнего судебного заседания Уткин умолял Мадрыкина взять отступное, говорит, что сумма дошла до тысячи рублей серебром, но Мадрыкин лишь хохотал, приговаривая, что ему процесс в три раза дороже обошёлся. Если послезавтра, после оглашения решения, что-то случиться, с его честью, судьей, все поймут, что это сделал Уткин.

— Хорошая работа, я доволен вами. И план неплох, но я думаю, что мы поступим иначе. — я сделал приглашающий жест, призывая молодого человека присесть рядом, за стол.

Орлов — Южный. Гостиница «Лондон».

Когда, приехавшему на суд, помещику Мадрыкину в холе гостиницы подбежавший мальчишка сунул в руку, свернутую трубочкой и прошитую суровой ниткой, записку, ничего не предвещало беды. Мурлыкая под нос марш Инженерного полка, в котором помещик имел честь служить по молодости (пройдя две компании и заработав пару орденов с мечами), помещик порвал сильными пальцами нить, развернул бумагу и в следующий миг холл гостиницы содрогнулся от яростных криков гостя.

Помещика смогли угомонить только через несколько минут. Препровожденный в буфет и успокоив нервы стаканом водки и соленым огурцом, Мадрыкин вновь развернул записку, вызвавшую у него приступ ярости.

«Сударь, с болью в сердце уведомляю о необходимости внести еще три тысячи по известному Вам делу, в противном случае вынужден…» Конец записки был оборван, когда Мадрыкин в ярости попал ногами в комнате, но помещик прекрасно помнил ее окончание. Это крапивное семя, этот слизняк-законник, кровопийца, мало того, что выманил у Мадрыкина две тысячи рублей, хотя помещик первоначально планировал ограничится четырьмя-пятью сотнями, так он еще решил не останавливаться на этом…

Мадрыкин просто физически ощутил, как липкие пальцы судебного начальника цепко охватывают его за шею, наклоняют в обидную позу и собираются совершить над ним акт позорного насилия.

— Да я жить не буду, но тебя, сучёныш, изничтожу. — Мадрыкин выпил второй стакан водки и, в ярости, швырнув его об стену, выбежал из гостиницы — у него было слишком много дел.

Столовая дома городского головы. Город Орлов — Южный.

За дверями столовой раздались грохочущие шаги, крики, и когда дверь распахнулась и на пороге появилась фигура начальника полицейского участка, на него было нацелено несколько серьезных стволов.

— Вы, Овчина Душанович, в следующий раз, когда надумаете ко мне без доклада врываться…- я отложил в сторону массивный револьвер: — Подумайте, что от дурных манер можно и пулю схлопотать на вздохе. Гюлер, дорогая, отложи пожалуйста винтовку и распорядись, чтобы господину начальнику полиции подали столовые приборы…