Переход II (СИ). Страница 31

Совсем другими, и причиной этого Алексей для себя счел в первую очередь то, что никакой «амнистии» в стране не случилось, а уголовное законодательство наоборот стало гораздо более жестким. И уровень преступности в городах резко упал, причем и в обозримом будущем расти он явно не собирался. Просто потому, что у преступников, которых один раз уже поймали, шансов после отсидки положенных сроков снова вернуться на старую тропу практически не было. То есть никто, конечно, не собирался держать их по тюрьмам и лагерям пожизненно, однако вернувшимся оттуда предлагалось два пути. Первый Алексей в «прошлой жизни» встретил: у него один из преподавателей по малолетке несколько лет в лагере провел. Но — одумался, вернувшись из лагеря начал упорно учиться, доучился до доктора физматнаук и профессора, чьи разработки (по части звуковоспроизводящей радиоаппаратуры) даже капиталисты радостно покупали за большие деньги. Но «тогда» таких было очень немного, а теперь за освободившимися милиция внимательно смотрела — и при первой же попытке снова нарушить закон наказание становилось гораздо более серьезным. И люди об этом уже знали…

Еще заметным отличием от «прежней жизни» было заметное увеличение количества строящегося жилья. Да и качество его было куда как выше: хрущевская «борьба с архитектурными излишествами» не случилась и дома строили прежде всего красивые и удобные. Ну а то, что массовое жилищное строительство началось «в этой жизни» немного пораньше, тут Алексей ведь тоже руку (точнее память свою тренированную) приложил. Но опять, он все же считал, что наибольший вклад в этот процесс внес Андрей Александрович Жданов, который в «этой жизни» сумел остаться живым…

И все это: и резкое снижение преступности, и пресловутый «рост благосостояния» людей уже поменяло, но главным Алексей считал то, что простые люди глубоко осознали, что страна старается именно им, простым людям, жизнь улучшить. А с людей «непростых» за попытки урвать себе побольше благ за счет народа, просто шкуру спускает, невзирая на чины. Все же чистка пятьдесят третьего, причем проведенная с широкой оглаской «заслуг» персонажей, оказалась в этом плане весьма благотворной.

А еще, на что Алексей не смог не обратить внимания, заметно вырос энтузиазм молодых ученых. По разным причинам вырос, в том числе и по причинам сугубо меркантильным — но в основном из-за мощнейшей кампании по популяризации науки в прессе, в кино и на телевидении. Хотя телевидение и делало буквально самые первые шаги, но в Москве, Нижнем Новгороде, в Харькове и Ленинграде уже в эфир выходило по две программы, и «вторая» почти полностью была «учебной». Днем там для школьников передачи шли, а вечерами в основном научно-популярные фильмы крутили. Да и художественные фильмы «о науке» стали массово сниматься. Правда, большая их часть к «науке» относилась примерно как фильм «Весна», вышедший в сорок седьмом году — но и такие фильмы поднимали престиж научных работников. А уж сколько появилось научно-популярных изданий!

На новые факультеты студентов удалось набрать вообще безо всяких проблем, поскольку на них просто «перевели» часть только что поступивших, причем у них никто даже желания не спрашивал. А вот на старшие курсы (то есть на уже сформированные третьи курсы) студентов набирали строго «по желанию» — но и тут проблем не возникло, так как «желали все». Вороновы еще раз «воспользовались служебным положением» и на соответствующие факультеты были зачислены Яна и Марьяна — но на этом их «просветительская деятельность» и закончилась. Не совсем, конечно, закончилась: Алексей теперь вел специальный (вечерний) курс для преподавателей из своего института и из Университета, но «административные обязанности» им удалось довольно быстро с себя сбросить. И, хотя как раз в МИФИ проблем с преподавательским составом вообще не было, первой от обузы освободилась Сона: на место замдекана Алексей в университет сосватал одного из «мифических» аспирантов. А самого его с должности «замдекана по учебной работе» не отпускали до ноябрьских праздников. Но все же отпустили — сразу после того, как был напечатан его учебник по программированию. И напечатало этот учебник Министерство обороны: Аксель Иванович прекрасно понимал, что «специалистов нужно учить», а в его министерстве что угодно могли «своими силами» вообще на пару недель издать.

А еще к ноябрьским начались две довольно большие стройки: на территории Университета на Ленинских горах началось возведение двух больших корпусов для факультета вычислительной техники и для химфака, и оба новых корпуса строились по проектам Жолтовского. А на Каширском шоссе началось строительство нового комплекса зданий для МИФИ: тут уже Алексей решил, что «прежнему архитектору будет удобнее и строить на прежнем месте». Тем более, что он Льву Владимировичу Лилье и эскиз проекта составил «по прежним воспоминаниям». Правда, у него не было убеждения, что здания получатся «такими же»: сейчас, раз уж товарищ Хрущев сгинул в безвестности, на отделке зданий не экономили, и особенно не экономили на зданиях учебного назначения. И, судя по тому, что успел увидеть Алексей до своего «увольнения», отделка Университета будет рядом с новыми корпусами МИФИ выглядеть в лучшем случае «бедненько, но чистенько»…

Кроме обучения преподавателей он с Соной занялся еще одной работенкой: они вдвоем организовали «смешанную группу студентов», занимающуюся уже на практике разработкой компилятора с «языка высокого уровня». Ни на что не похожего — то есть непохожего ни на что, уже в мире известного. И ни на что, еще толком неизвестного. Американцы из компании IBM уже очень активно приступили к разработке языка, позднее названного Фортраном, но его структура опиралась скорее не на нужды программистов, а на возможности существующих вычислительных машин. А у Алексея возникла идея сразу перепрыгнуть через пару ступеней и разработать язык «машинно–независимый», ориентированный в большей степени на человека-программиста. И опирающегося на «архитектуру сферической ЭВМ в вакууме» с абстракциями процессора, внутренней и внешней памяти, а так же средств ввода и вывода информации. А в качестве «идеологической основы» он взял известный «всем советским программистам восьмидесятых» язык PL/1, правда, с целым рядом дополнений и изменений, учитывающих возможность исполнения программ «в диалоговом режиме». И в язык же добавил средства работы с базами данных — в общем, получился практически «неподъемный монстр» (что даже Сона заметила), но на «совместном заседании» мужа и жены было принято мудрое решение «есть слона маленькими кусочками» — и работа началась. Благо на чем работать, уже было: одна ЭВМ стояла в университете, одна — у Вороновых дома. Еще одна машина появилась в МИФИ, уже в конце октября появилась, но там давно уже имелась «большая», так что вопросы технического обеспечения разработки программ не стояли. Точнее, они не были очень острыми, все же народу над программами работало уже много, а машин было мало.

Но и эта проблема должна была в скором времени решиться. Алексей так и не понял, то ли случайно так совпало, то ли он какими-то своими действиями поспособствовал такому развитию событий — но Башир Искандарович убыл в Пензу в новенький, специально под него созданный институт. И еще в процессе создания обеспеченный довольно мощной производственной базой. А завод в Крюково, занимающийся изготовлением микросхем, за лето в размерах вырос втрое. Пока только в размерах, оборудование там должны были поставить только к Новому году — но ведь такого оборудования вообще еще нигде в мире не было! То есть нигде, кроме «старых» цехов этого же завода…

Четырнадцатого ноября в гости к Алексею снова заехал Лаврентий Павлович. То есть во второй раз заехал, но Сона его опять не узнала. Он и во время первого визита выглядел совсем не так, как на парадных портретах, а теперь еще больше обрюзг и пополнел. Но на то, что молодая женщина его не узнала, товарищ Берия вообще внимания не обратил, а сразу же отвлек от воскресных забот Алексея: