Переход II (СИ). Страница 30

А вот учебный курс составлять Алексею было одновременно и просто, и очень сложно: даже за все прошедшее с момента окончания этого института время он не забыл, чему его там учили, поскольку постоянно использовал полученные в институте знания в своей работе. Но очень многое из того, что ему в свое время преподавали, пока отсутствовало как класс — а он искренне считал, что без такой «базы» хороших программистов подготовить в принципе невозможно. И, воспользовавшись определенными пунктами Постановления, касающегося именно МИФИ, расписал очень интересную программу «расширения института», где штатное расписание на сто с лишним человек для кафедры программирования ВТ «терялось в уголке»…

Руководство и МИФИ, и Университета удивлялись лишь тому, что огромные сметы на новое строительство и оборудование были уже заранее «утверждены» Верховным Советом (а на самом деле — лично товарищем Ворошиловым), однако у него по поводу этих смет с товарищем Сталиным состоялась довольно напряженная беседа:

— Клим, а ты у нас случаем не спятил? Мне тут доложили, что Верховный Совет из резервного фонда сотню миллионов Университету на новое строительство выделил, хотя у них и с прежним огромные расходы еще предстоят…

— Не спятил, этот Воронов считает, что строить там нужно. А мне Аксель уже уши прожужжал о том, какая от вычислительных машин может быть польза…

— Так товарищ Берг просто повторяет то, что партизан этот… Воронов ему рассказал!

— Аксель не попугай, он сначала все же думает, и только потом повторяет. Кстати, раз уж об этом разговор зашел, из фонда я еще сто двадцать миллионов выделил на строительство новых зданий для МИФИ…

— Это-то я тоже знаю, но там уже Средмаш готов затраты резервного фонда вернуть… года так через два.

— Средмаш? Вернуть деньги? Не смеши мои подштанники! А вот Воронов вложения в институты вернет, мне Пантелеймон сказал, что он всегда возвращает потраченное на его проекты, причем с огромными процентами. Да и сейчас эти расходы пойдут по сути из заработанных с Вороновских проектов средств: мы на одних лекарствах уже сэкономили больше, чем на все его задумки тратится! Так что выделить четверть миллиарда…

— Ты, Клим, гляжу, большим начальником стал: четверть миллиарда для тебя уже не деньги. Да на придумки этого Воронова мы уже тратим куда как больше, чем с него доходов получаем!

— Во-первых, не всё можно деньгами измерить: Алексей своим этим уже стране дал дополнительно больше четырех миллионов граждан, а во-вторых…

— Чем он своим четыре миллиона малышей дал? — рассмеялся Сталин, и сердитости в нем сразу заметно поубавилось.

— Чем-чем… умом своим. Тем, что ты подумал, столько не сделать.

— Ну да, но на этих младенцев страна сейчас сколько тратит? Или об этом ты не подумал?

— Куда как меньше тратит, чем получает: матери-то молодые только месяцев по… ну, по году не работают, а потом с удвоенной силой стране пользу приносят. Ты хотя бы с Пантелеймоном поговори, он тебе расскажет, как эти бабы на заводах и в совхозах пашут, чтобы детям своим жизнь лучше сделать. У него в Казахстане сейчас из бюджета на материнство денег уходит меньше, чем эти бабы зарабатывают: мало того, что все блага для младенцев бабы теперь сами покрывают, так еще и прочим людям очень много всякого дают. Те же консервы для младенцев они не только на Казахстан делают, оттуда ими половина России снабжается. А эти фабрики женских затычек — они стране сколько валюты уже приносят? Жалко даже, что Воронов во врачи идти не захотел, ведь кто, кроме врача, до такого додуматься может?

— Ну да… вот только врачей у нас много, а додумался один он. Хотя он уже до такого додумался…

— Вот-вот, так что строить то, что он просит, я думаю, нужно. Хрен знает, до чего он додумается, когда в стране появятся тысячи программистов для вычислительных машин. Так вот, я не договорил: во-вторых, он-то придумывает, можно сказать, какую-то основу, а на этой основе уже другие люди столько нового и полезного делают! Так что я, почитай, не Вороному деньги выделил, а тем, кто позже на выстроенной с подачи Алексея основе придумает в сто раз больше нового и окупит все вложения стократно!

— Будем считать, что я погорячился. Кстати, а почему проект нового комплекса зданий МИФИ отдан какому-то мальчишке? У нас что, архитекторов хороших нехватка?

— Мальчишке? Откровенно говоря, я анкету архитектора не смотрел, подписал то, что Воронов предложил. Но Воронов-то наверняка знал, кого предлагать: этот Лилье и станцию метро «Киевскую» спроектировал, и дворец Науки и культуры в Варшаве, то есть культурную часть там… не такой он уж и мальчишка. А по сравнению с Вороновым… ну да, одногодки они. Почти…

Пятьдесят четвертый год плавно катился к завершению, и все быстрее приближались годы, которые Алексей Павлович в свое время изучал особенно тщательно. И тем интереснее для него выглядели отличия того, что он наблюдал вокруг, и того, что он представлял по историческим источникам. Конечно, различия в глаза не бросались — хотя бы потому, что очень мало было и фильмов документальных, показывающих реальное состояние страны в пятидесятые «прошлой жизни», и даже фотодокументов почему-то сохранилось очень немного, так что «визуал» Алексей сравнить просто не мог. Но то, что он сейчас видел, очень сильно отличалось от описываемого в старых документах «прошлой жизни».

Прежде всего, в магазинах всегда было изобилие продуктов. Простых, не «заморской экзотики», хотя и иностранных продуктов хватало, из той же Венгрии или Болгарии. И даже из Китая с Кореей, хотя последние все же в основном с Советским Союзом промтоварами рассчитывались за «братскую помощь». А продукты шли из деревни — и вот деревня точно мало напоминала то, о чем он в свое время читал. Особенно отличалась русская деревня, которую в «этой жизни» отстраивали совсем иначе, чем это описывалось в прошлой — и тут Алексей изменения ставил именно себе в заслугу: ведь именно он «придумал» межколхозные малые цементные заводики строить, и кирпич прессованный он делать предложил. И теперь в деревнях крестьяне дома себе строили в основном кирпичные, часто сразу двухэтажные «коттеджи» с «центральным отоплением» от автоматических пеллетных или газовых котлов. А еще практически все деревни были уже электрифицированными: и «межколхозных малых ГЭС» очень много появилось, и сельских небольших тепловых электростанций, работающих на «местном топливе». Пантелеймон Кондратьевич очень быстро проникся идеей Алексея «ускоренно поднимать деревню» (поскольку и сам считал это важнейшей задачей, а «партизан Херов» дал ему очень эффективные средства для решения этой задачи), а за белорусами и другие подтянулись. Гомельский завод гидроагрегатов этих самых агрегатов для небольших ГЭС уже изготовил более чем на гигаватт мощности, а Смоленский завод электрооборудования тепловых уже выпустил на пару гигаватт — и все они работали, обеспечивая села электричеством.

А электричество — это ведь не только свет в доме, это и радио (и продажи радиоприемников в стране минимум удвоились), и автоматическое отопление птицеферм, дающих — уже дающих — яиц стране столько, что местами «предложение» опережало «спрос». Да и мяса (пока в основном все же курятины) стало довольно много. А народ куриные тушки теперь покупал, не испытывая заранее отвращения от необходимости эти тушки дополнительно ощипывать: «придуманный» Алексеем агрегат тушку выдавал чистую и готовую к употреблению.

Еще в магазинах стало заметно больше свинины: эта скотина тоже перестала на фермах дохнуть от случайного чиха (и опять благодаря «придуманным» парнем ветеринарным фармпрепаратам), а уже в очень обозримом будущем и с говядиной должно было «наступить полное изобилие» — в том числе и потому, что «кормовая база» заметно расширилась. Ведь если есть некоторый «избыток» тех же тракторов, то кто запретит засевать луга нужными для высоких урожаев сена травами?

Но это были малозаметные для сидящего главным образом в городе Алексея (потому что считать деревню Вешки именно деревней было бы в корне неверно). А изменения городские он заметил не только на прилавках магазинов, ведь магазины те же продуктовые — это всего лишь «отражение деревни». Но в городах и люди оказались другими.