Развод. Предатели (СИ). Страница 55

Артем куда-то свалил. Ника тоже.

Ланской закинул барахло на заднее сиденье, а сам плюхнулся на переднее. Зажмурился на секунду, думая, что полегчает, но вместо этого картинка перед мысленным взором стала в сотню раз ярче и отчетливее. Вероникины бедра, ритмично покачивающиеся вверх-вниз, пошлые звуки шлепков и хриплое дыхание.

Это было настолько мерзко, что не выдержал. С силой ударил по рулю, потом еще раз, наплевав на то, что мешает спать жителям близлежащий домов.

Плевать. На всех плевать! Пусть катятся в задницу со своим сном, претензиями и прочим дерьмом.

— Сука! — снова удар.

Кулак остановился на кнопке, выжимая из клаксона надрывный вопль.

Может, это сон? Просто зловонючий кошмар, из которого надо поскорее вырваться?

Ланской хлестко хлопнул себя по щеке. Кожу прижгло, в ушах зазвенело, но вожделенное пробуждение так и не наступило.

Он по-прежнему сидел в своей дорогой машине…цепляясь ветвистыми рогами за потолок.

— Сука!

Поверить не мог, что это происходило с ним. Он же всегда был на коне. Всегда все держал под контролем и уверенно бороздил жизненный океан. И даже в самом дурном бреду не мог представить, что ему когда-нибудь скажут, что он – старый хрен, который надоел.

Это невозможно!

И тем не менее это было правдой.

Ланского втопил педаль газа в пол и с визгом сорвался с места. Мчал по пустынным ночным улицам, лупил по рулю, матерился во весь голос, нарушая не меньше правил, чем Артем. Ему было на все плевать, хотелось только одного – избавиться от этого чудовищного, разрушающего чувства ревности, обиды и разочарования. Не выходило. Слишком сильными они были, чтобы погаснуть по щелчку. Слишком острыми. Слишком болезненными.

Оказывается, это больно, когда тебя предают.

Он не поехал домой – сама мысль о том, чтобы зайти в помещение, насквозь провонявшее ее духами, вызывала омерзение. Вместо этого отправился на работу и провел бессонную ночь, лежа на кожаном диване в своем кабинете.

А утром пришла очередная порция убийственных новостей.

Человек, к которому он обратился за помощью, нашел нерадивых партнеров, греющих свои дряблые задницы на побережье океана. Сработал оперативно и качественно – добыл номера телефонов, точное место пребывания и даже фотографии.

Вот на этих снимках Ланской и завис.

Там был бассейн, полуголые девки и несколько персонажей. Партнеры, до которых никак не удавалось достучаться. Мужик, которого он не знал, но который судя по пояснительной записке был тем самым персонажем, имя которого фигурировало в реестре вместо Ланского…и Борис. Его бедный, несчастный юрист, который в это время якобы отлеживался на больничной койке после сложнейшей операции.

— Твою мать…

Еще никогда в жизни Николай не чувствовал себя таким идиотом.

Моментально позабыв о шлюхе-жене, он схватился за телефон и, трясущимися от гнева пальцами, набрал номер Бориса.

Спустя несколько секунд в трубке раздался слабый, полный страдания голос:

— Да, Николай Павлович.

Ланскому хотелось убивать, но он сдержался:

— Когда приедешь? Я устал ждать, — поинтересовался практически ровным тоном и приготовился слушать очередную порцию вранья.

— Понимаете, — горестно начал Борис, — осложнения. Швы воспалились, надо чистить, перешивать, ставить дренаж, потом курс антибиотиков, чтобы все это не пошло во внутрь. Сплошные мучения.

Он перечислял свои беды, а Николай в это время смотрел на фотографию, где его главный юрист в пестрых широких портках валялся на шезлонге и, держа в руках бокал, заполненный чем-то оранжевым, плотоядно пялился на молодую, грудастую девку.

Сука, осложнения у него…

— Сам не ожидал, что так получится. Совсем расклеился…Возраст уже, здоровье не то, что в молодости.

Упоминание возраста полоснуло по вздрюченным нервам. Ланской больше не мог терпеть этого фарса:

— Расклеился, оттого что жиры развалил у бассейна с телками? Или от посиделок с нашими дорогими партнерами?

В трубке повисло молчание.

— Что заткнулся, Борюсик? Очередной шов разошелся?

Тот как-то досадливо крякнул и уже совсем другим тоном ответил.

— Узнал, значит.

— А ты думал вечно будешь меня за нос водить?!

— Думал, — легко согласился он.

— Ты подставил меня! Сунул на подпись липовые документы!

— Понятия не имею, о чем речь, — усмехнулся Борис

— Ты их готовил!

— Я много чего готовил. Работа у меня такая, с бумажками возиться.

В голосе ноль сожаления! Просто ноль и все! Наоборот, появились снисходительные, насмешливые ноты. Будто разговаривал не с работодателем, а с недалеким идиотом.

— Я тебя по статье уволю! Ты понял?! Тебя посадят за махинации! Вас всех посадят!

— Разве ты в праве кого-то увольнять? Насколько мне известно, это может сделать только руководитель организации. А у тебя ее нет. Как и ресурсов для войны.

До Ланского начало запоздало доходить, что подстава с регистрацией была не разовой диверсией. Что юрист, которого он считал надежным профессионалом, на самом деле всегда был засланным казачком.

Когда его приняли на работу? Три года назад? Пять? Сколько информации прошло за это время через его потные лапы? Достаточно, чтобы досконально изучить всю фирму и подготовить план захвата, создать одновременные проблемы на всех напряженных участках, вынудить разбить денежные потоки. Даже та сделка века, о которой так грезил Ланской, возникла не из ниоткуда. Первоначальную идею подкинул Борис…

Картина открывалась удручающая в своем паскудстве.

— Я тебя по судам затаскаю! Я вас всех по судам затаскаю…

— Да-да, Николай Павлович, непременно, — нагло хмыкнуло в трубке, — всего вам самого распрекрасного. Не болейте. До свидания.

Перед тем, как связь оборвалась, Ланской успел услышать смех на заднем фоне. Кому-то было очень весело.

От избытка чувств телефон полетел в стену, жалобно треснул и разлетелся вдребезги. В этот момент Ланскому показалось, что все вокруг него распадается на точно такие же осколки. Работа, дом, семейная жизнь. Все как будто ускользало из рук, превращаясь в пепел, и он не знал за что хвататься.

— Так…— шумно выдохнув, потер ладонью лицо, — так…

Надо собраться, отключить эмоции, включить голову на полную. Он это умеет. Всегда умел. Надо просто собраться.

Надо, но не получалось. Потому что прежде, если проблемы были в какой-то одной области, то другая служила опорой и островком стабильности. Он знал, что там все хорошо и не распылялся, сконцентрировавшись на трудностях. А ту все посыпалось. Просто все…

— Так! — в сердцах хлопнул по столу и вскочил настолько резко, что стул отъехал назад и ударил по стене, — я вам всем покажу. Такое устрою…

Он еще не знал, что именно устроит. Пока только кипело и бурлило, требуя выхода.

Весь день он носился, как будто в зад клюнул бешеный петух. Отправил секретаршу за новым телефоном, потом миллионы звонков, встречи, поиск новых адвокатов.

Все остальное ушло на задний план. Единственное, о чем он мог думать – это как удержать фирму в своих руках, как вырвать ее из когтей коварных стервятников. Оставалось только надеяться, что еще не поздно, что еще можно как-то отмотать назад.

А вечером позвонила Марина.

Николаю было совершенно не до дочери и ее подростковых проблем, но он все же ответил, о чем тут же и пожалел:

— Пап! — возмущенно начала она, — это что такое?! Ты вообще разрешал так делать?

— Ты о чем? — сквозь зубы процедил он, зверея от очередной фигни.

— Наша гостиная!

— Что с ней?

— Я тебе сейчас фото отправлю.

На снимке был какой-то лютый треш. Стены, пол, потолок все выкрашено в цвет дикого поноса с беспорядочными вкраплениями и мазками ярких цветов. Будто замшелый пьяница возил грязными кистями по стене.

— Пи… — выдохнул Ланской.

— Да, пап, да! Это именно он! Тут вонь, разруха, все в пыли и никого нет. Что это вообще значит?