Развод. Предатели (СИ). Страница 30

— Я же мать.

— Ты взрослая свободная женщина, которая приехала на отдых. Вот и отдыхай, а твоя великовозрастная кобылка пусть сама справляется. Скоро восемнадцать, пора уже снимать розовые очки и понимать, что не все в этой жизни вертится вокруг ее королевской особы. А тебе пора уже учиться не ставить никого на пьедестал и жить для себя. Здоровый эгоизм еще никогда никому не вредил. И кстати, если у Мариночки что-то там не ладится, то пусть Коля с ней бегает и ее проблемы разгребает, потому что он тоже не в стороне стоял во время зачатия. Он отец. Она сама выбрала его сторону, винить некого.

— Люба...

— Хочешь сказать. Я не права?

Я сдулась и, тяжко вздохнув, признала:

— Права.

— Вот и все. Бери кокосик и не мотай себе нервы. Мальдивы суеты не любят.

Пришлось смириться, взять очередной орех и устроиться на шезлонге.

Я смотрела на то, как солнечные блики скакали по водной глади и никак не могла договориться с самой собой. Что ни говори, а сердце не на месте было. Я переживала за Марину – иначе не могла. Все-таки дочь. Но и притворяться глухой и тупой, игнорируя Любины слова – тоже не было смысла. Потому что она права.

Я вспоминала, какой скандал закатила мне дочь с этим пригласительным, как яростно вопила, что я ей там не нужна. Вспоминала, что Марина сама выбрала остаться с отцом и его новой женой. Никто ее не принуждал, никто за волосы не тянул, и теперь нет смысла пытаться оградить ее от последствий.

— Скажи, когда ты предложила уехать на море, ты знала, что так получится со спектаклем? — спросила я у любы, присевшей на соседний шезлонг.

Она не стала юлить и просто кивнула:

— Предполагала. И хотела тебя увезти, чтобы, когда Марина облажается, а она, прости, не могла не облажаться при таком раскладе, ты не поскакала бы по первому же требованию обратно. Чтобы не выслушивала незаслуженных обвинений и грубых слов, и не терпела того, чего не должна терпеть. Признайся, если бы ты осталась в огороде, то через пять минут после звонка Ланского уже бы бежала в школу.

— Ппф, — горько хмыкнула я, — скажешь тоже. Через пять минут…. Через минуту!

— А потом бы, когда мелкая твоя заразина, устроила тебе очередную истерику, рыдала бы полночи в подушку, — подхватила подруга.

— Наверняка.

— Именно по этой причине, ты пока обойдешься без телефона. Отдыхай. Ты это заслужила.

У меня что-то защипало в глазах, поэтому я шмыгнула носом, присосалась к трубочке и, только сделав большой глоток, тихо сказала:

— Спасибо.

Это был самый странный отдых в моей жизни.

Меня как на качелях то сносило в пучину тоски, то подкидывало до вершин эйфории.

Я не привыкла отдыхать одна. Не умела. Все чудилось, будто я украла этот отпуск у кого-то другого, у кого-то кто имел на это права больше, чем я. А потом приходило ощущение, что несмотря на все трудности и боль последних месяцев, я Жила. Именно так, с большой буквы.

Я вставала рано утром, чтобы посмотреть восход над океаном, вкусно кушала – таких фруктов, как здесь мне прежде не доводилось пробовать. Купалась, нежилась на солнце. Как в рекламе мерно покачивалась в гамаке, через тонкую трубочку потягивая из кокоса.

Растворялась в умиротворении, расслаблялась, позволяя себе забыть о том, какие проблемы поджидали дома. А потом раз и накатывало. И уже солнце казалось колючим огненным шаром, кокос кислым, а от гамака затекала шея.

Потом снова успокаивалась. И так по кругу.

А еще я много думала, глядя на мудрый океан, и пришла к выводу, что всю свою жизнь я по максимуму делала что-то для других, и по минимуму для себя. Все думала: потом, не к спеху, обойдусь, это неважно, своим отношением приучая других думать так же.

Пора меня это. Пора учиться любить саму себя.

Кроме Влада с Новым годом никто из семьи меня не поздравил. Как и с Рождеством.

Просто проигнорировали мое существование. Забыли о нем, хотя раньше это были наши любимые праздники, когда собирались все вместе за столом в уютной комнате, украшенной фонариками, мишурой и шарами. В углу красиво мерцала елка, за окном тихо падал снег, а на каждом из нас было что-то новогоднее. Артем выходил в костюме Деда мороза, Марина – Снегурочка. Коле я купила свитер со снегирями, у меня самой было красное платье и шапочка с белыми косичками. До того, как Влад съехал от нас – он приходил в кигуруми северного оленя.

Глупость, конечно. Чудачество. Зато красиво, умиротворяюще, светло. Воспоминания с привкусом счастья.

Сейчас же все изменилось. Единственным оленем, способным похвастаться внушительными рогами, в нашей семье оказалась я сама. Остальные, кажется, даже не вспоминали о прежних вечерах.

Когда Люба вернула мне телефон, я, как и подобало истинной мазохистке, первым делом полезла смотреть, как там дела у бывшего семейства. Не могла остановиться, хотя понимала, что не надо, что сделаю хуже самой себе, но болезненная потребность узнать, как живут некогда близкие люди, пересилила.

Страница Артема, как всегда, пестрила фотографиями с вечеринок. Вот тут он в тот самом костюме Деда Мороза отжигал где-то в ночном клубе. Тут – весело проводил время в компании друзей и подруг. Здесь – катался на лыжах и сноуборде. В общем был в центре внимания, дебоширил и, судя по шальным улыбкам на каждой фотографии, все у него было распрекрасно.

От фотографий из дома меня перекорежило.

Елка в этом году была красивая, но чужая. Не было игрушек, которые остались еще с советских времен, и которые я с таким восторгом собирала. Покупала на блошиных рынках, барахолках, списывалась с коллекционерами, чтобы поменяться дублями. Ничего не было. Ни разноцветных спиралек-сосулек, ни домиков и снегирей на прищепках, ни шаров с рельефными углублениями, ни шишек, ни причудливого шпиля-навершия.

Вместо этого был красный бант на макушке, от которого веером распадались ленты, красные шары и россыпь мелких золотистых огоньков, похожих на капельки.

Спорить нет смыслы – красиво, стильно, но не так как сделала бы я.

Судя по снимкам, в доме уже многое было не так, как при мне. Насколько я могла судить Вероника еще кардинально ничего не переделывала, но детали, нюансы, атмосфера уже были иными. Пошел в утиль мой любимый огромный диван. Вместо него в гостиной теперь стояло что-то непонятное, без ручек и жёстких спинок. Больше похожее на конструктор, который можно было собирать то так, то сяк. Наверное, это здорово, но я бы на такой эксперимент никогда не решилась.

Со стен и полок пропали милые сердцу картины и безделушка. Вместо них появилось что-то из «современного искусства», прелести которого я не понимала.

Новая жена Ланского была гораздо моложе и прогрессивнее меня, и глядя на изменения, произошедшие в моем бывшем доме, я чувствовала себя еще более старой и ненужной.

На фотографии, где обновленное семейство Ланских собралось возле елки, я почувствовала, как из меня выбили воздух.

Николай важный, словно павлин. Рядом с ним, цепляясь наманикюренной лапкой за его локоть, стояла сияющая Вероника. Ее темные волосы были распущены и сверкающей волной падали на плечи, губы подведены ярко и сочно. И вся она такая яркая, притягивающая взгляд.

Перед ними, чуть присев, расположился Артем. Как всегда, вид лихой и придурковатый: с высунутым языком и двумя поднятыми большими пальцами. С другого бока, чуть отстранившись от отца, стояла Марина со стеклянной улыбкой на губах. Дочь вроде улыбалась, но было видно, что ей совсем не весело — глаза какие-то не такие. Да и весь вид скорее потерянный, чем заводной…

Дальше я посмотреть не успела, потому что Люба заметила, чем я занималась:

— Хватит смотреть всякую чушь! — возмутилась она, — лучше глянь, что я нашла.

Она мне показала несколько забавных роликов, но, если честно, я особо не поняла, что было, потому что перед мысленным взором все еще стояли снимки семьи, которая уже не моя.