Тень Империи: Забытая Академия (СИ). Страница 36

Напряжение в воздухе оставалось ощутимым даже после их ухода. Дима огляделся, словно ожидая повторного нападения. Варя, не опуская плеч, продолжала прожигать взглядом Ориану, которая сидела в десяти метрах от нас.

А вот я… пытался доесть. Уж больно вкусно было.

«Лакей», все еще сохраняя суровое выражение лица, подошел к нашему столику в конце пира:

— Прошу прощения за беспокойство. Вы Бурдин Максим Евгеньевич?

Подняв взгляд к мужчине, коротко кивнул. После, положил столовые приборы, вытер рот салфеткой и спросил:

— А что такое?

— Лев Николаевич Толстой требует вашего присутствия.

На этом «добром» слове, мужчина резво повернулся, и пошёл к другому столику. Оставив меня в легком недоумении.

Я ведь, как раз хотел встретиться с директором, чтобы уточнить все вопросы про своё состояние и прочем. А тут, он сам меня ищет.

Улыбнувшись, я посмотрел на своих новых знакомых. Дима и Варя, в свою очередь, смотрели на меня с каменными выражениями лиц. Словно, я что-то нехорошее сделал.

— Похоже, мне пора, — сказал я, стараясь придать голосу беспечность. — Раз Лев Николаевич ждет, не буду заставлять его ждать.

Дима хмыкнул, а Варя промолчала, лишь сверкнув глазами. Чувствовалось, что их насторожила эта внезапная «аудиенция». Я и сам не понимал, что происходит, но любопытство брало верх. В конце концов, ради чего меня мог позвать директор? Встав из-за стола, я попрощался с новоиспеченными знакомыми и направился вслед за «лакеем». Тот уверенно шел сквозь толпу старшекурсников, которые, казалось, замерли, провожая нас взглядами.

Мы вышли из дворика и оказались в длинном коридоре, увешанном портретами.

Коридор был слабо освещен, и лица на портретах казались мрачными и загадочными. «Лакей» (а я все еще не мог воспринимать его иначе) не произнес ни слова, лишь изредка бросал на меня взгляд, словно проверяя, не передумал ли я идти. Вскоре мы подошли к массивной дубовой двери, украшенной резьбой. Мой проводник постучал три раза, и изнутри послышалось глухое: «Войдите».

Он открыл дверь и посторонился, пропуская меня вперед. Я вошел в кабинет. Обстановка была строгой и лаконичной: огромный письменный стол, заваленный бумагами, книжные шкафы до потолка и тяжелые портьеры на окнах. За столом сидел Лев Николаевич Толстой, собственной персоной. Он выглядел усталым.

— Максим Евгеньевич, проходите, присаживайтесь, — произнес директор, указывая на кресло напротив стола. — Я рад, что вы так быстро откликнулись на мою просьбу. У меня к вам серьезный разговор.

Глава 17

Я шагнул вперед и опустился в предложенное кресло. Оно оказалось на удивление удобным, словно обнимало со спины, но это не помогло мне справиться с волнением. Передо мной сидел человек, чьими книгами нас изрядно замучили в школе.

Его лицо, знакомое по бесчисленным обложкам и портретам в учебниках, казалось, с возрастом стало еще более выразительным.

Глубокие морщины, прорезавшие лоб и щеки, говорили о прожитых годах, полных размышлений и, возможно, разочарований. Глаза, обычно описываемые как пронзительные и всевидящие, сейчас смотрели с тихой усталостью.

Толстой несколько секунд молча смотрел на меня своими пронзительными, всевидящими глазами. Затем он вздохнул и начал говорить:

— Вы, наверное, удивлены, Максим Евгеньевич, оказавшись здесь. Ваша жизнь меняется настолько быстро, что вы не успеваете сразу во всём разобраться.

Безусловно, он был прав:

— Верно. Я многие моменты до сих пор не понимаю. Даже… — я замялся, подбирая нужные слова. — Я ничего не знаю. По идее, мне следовало с первого дня начать изучать всё вокруг себя, дабы не встревать в неприятности.

— Это обусловлено резкой сменой жизни, — поддержал меня директор. — Понимаешь, Максим, оказавшись на твоём месте, любой здравый человек подумал бы, что вообще оказался во сне.

Мне на миг показалось, что он всё это время читал мои мысли, подбирая правильные слова. Выждав небольшую паузу, он продолжил:

— Таких Забытых, как ты, было всего трое за историю именно нашей Академии. Поверь, они вели себя куда глупее тебя: заперлись в своих комнатках и напрочь отказывались выходить. В твоём же случае, хоть ты и многого не знаешь, ты стараешься делать вид, что ничего не случилось.

Я кивнул, соглашаясь с его «оценкой» моего поведения. Отчего Лев Николаевич заулыбался:

— Я более чем уверен, что ты высмеиваешь проявление магии. Думаешь, что вокруг одни фокусники и шарлатаны, пытаешься ссылаться на здравый смысл, не принимая то, что творится вокруг тебя.

Это было попаданием прямиком в цель. Увидев на моём лице выраженное удивление, Толстой рассмеялся. Затем как-то по-дружески, даже как-то по-родственному улыбнулся и продолжил разговор.

Он не пытался меня переубедить, что всё вокруг меня — это бред. Он сказал вполне простую фразу: просто прими действительность. Ты маг — Забытый. И всё вокруг тебя — это просто новый мир, к которому придётся привыкнуть.

И ведь был прав, черт возьми! Я действительно пытался найти рациональное объяснение всему происходящему, отмахивался от магии, как от назойливой мухи, цеплялся за остатки привычного мира.

Даже не то чтобы отмахивался, а просто считал большую часть сил, которые видел, — откровенной ерундой. Ну, вот как объяснить фанату книг, что магия действительно существует?

Как сравнить то, что происходит вокруг, с вымыслом, в который ты был поглощён, где любой навык нёс с собой разрушение? А тут ты вызываешь еле заметный ветерок, стенку огня или создаешь какую-то растительную хрень на руке.

— Тебе не нужно сразу во всё верить, — продолжил Толстой, словно угадывая ход моих мыслей. — Просто допусти возможность, что это правда. Открой свой разум для нового опыта. Изучай, наблюдай, сомневайся, но не отрицай с порога. Мир гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд, Максим Евгеньевич. И ты сейчас находишься на пороге открытия его новых граней.

Его слова звучали как мудрый совет, как напутствие опытного наставника. В них не было давления или принуждения, лишь искренняя забота и желание помочь мне адаптироваться к новой реальности.

Я почувствовал, как напряжение постепенно покидает мой мозг, а на смену ему приходит любопытство.

— Хорошо. Я попробую.

А затем он сказал мне очень интересную вещь — как раз относительно того, что я читал всю свою жизнь.

— Видишь ли, Максим, книги — это лишь отражение мира, преломленное сквозь призму восприятия автора. И даже самая фантастическая история может содержать зерно истины, намек на возможности, скрытые за пределами нашего обыденного понимания. То, что ты читал — это не просто выдумки, это потенциальные модели реальности, альтернативные варианты развития событий. И если ты научишься видеть эти модели, анализировать их, то сможешь лучше понять и этот новый мир, в котором оказался.

Я задумался над его словами. Действительно, в каждой книге, в каждом мифе есть что-то, что цепляет, что кажется знакомым и близким.

Может быть, это отголоски древних знаний, забытых способностей, дремлющих в глубинах нашей души.

А может быть, это просто сила воображения, способная создавать целые вселенные, не уступающие по своей сложности и красоте реальному миру. Но в любом случае, отрицать ценность этих историй было бы глупо. Ведь они учат нас мечтать, верить в чудеса и не бояться неизведанного.

— Но как я могу использовать эти знания на практике? Как отличить правду от вымысла, реальность от фантазии?

Толстой улыбнулся и покачал головой:

— Это и есть самая сложная задача. Нет готовых ответов, нет универсальных правил. Тебе придется самому искать свой путь, полагаясь на интуицию, логику и, конечно же, на свой собственный опыт. Но помни одно: не бойся ошибаться. Ошибки — это неизбежная часть обучения. Главное — уметь извлекать из них уроки и двигаться дальше. И еще… не забывай о том, что ты — Забытый. Это не просто статус, это дар.