Рассвет Оникса (ЛП). Страница 20

— Ты, должно быть, жаждешь смерти. Почему ты снова здесь?

Вспомнив, что моя камера открыта, я поползла к двери, пока мои ноги не уперлись в нее, удерживая ее закрытой. Меня охватило тоскливое чувство при мысли о том, что он находится так близко, без реальной перегородки между нами. Сегодня он выглядел гораздо более грозным, чем в лазарете. Я подумала, не связано ли это с липкой бледностью, которая появилась после ранения в грудь. В его взгляде, когда он боялся за свою жизнь.

— Я же сказал тебе, что у меня есть несколько дел. Некоторые из них находятся здесь, в этом подземелье. — Он отвел взгляд от меня и посмотрел в темный коридор. — Не волнуйся, — продолжил он, снова глядя на меня с блеском в глазах. — Я не доставлю тебе никаких неприятностей.

Часы на башне снаружи пробили, показывая, что до отъезда Джаема в Уиллоуридж осталось два часа, и мне нужно выскользнуть из камеры.

— Хорошо, — сказала я, но уже не слушала. Страх и неуверенность в себе закрадывались в душу, как всегда. Я не могла этого сделать. Я не выберусь живой. Я…

— Что случилось? — Его голос утратил игривое мурлыканье.

— Что? Ничего.

Я задрожала, предвкушение и тревога физически сотрясали мое тело. Мои кости. Солнце садилось, а у меня не было никакого реального плана, как пройти мимо стражников подземелья на вершине лестницы. О чем я только думала, пытаясь сделать это? Может, я тоже хотела умереть?

— Эй, — сказал он более резко, приседая и просовывая большую руку сквозь решетку, чтобы схватить меня за руку. — Поговори со мной.

Я поморщилась от давления на предплечье. Я не стала исцелять себя, надеясь сохранить всю свою силу, всю свою энергию на эту ночь. Он мгновенно отпустил меня, его лицо исказилось от ужаса.

— Тебе больно. Почему ты ничего не сказала?

— Ничего страшного, просто синяк.

В его глазах кипел гнев.

— Кто это с тобой сделал?

— Я по глупости сделала это сама, я пыталась… — Что? Что я пыталась сделать? Я не собиралась говорить ему, что пыталась выброситься из того же окна, что и он.

Он ждал, пока я продолжу.

— Неважно. Почему ты здесь, внизу, разговариваешь со мной? Собираешься ли ты рассказать мне что-нибудь о себе, о том, как тебе удалось сбежать? Или просто продолжишь раздражать меня в неподходящий момент?

— А есть ли более подходящее время, которое ты предпочла бы? — спросил он, игриво приподняв бровь. — Может, посреди ночи? Когда ты будешь совсем одна здесь, внизу, и думать обо мне?

Я в отчаянии покачала головой.

Он тихо рассмеялся.

— По правде говоря, пташка, твоя камера — последнее место, где я должен быть, но, — вздохнул он. — Я не могу оторваться от тебя.

Дрожь пробежала по моему позвоночнику.

— Что ж, — подыскивала я нужные слова. — Приятно не чувствовать себя совершенно одинокой.

Его брови слегка приподнялись.

— Не могу представить, что такая женщина, как ты, часто чувствуешь себя одинокой.

Я бросила на него взгляд.

— Прошу прощения!

— Это прозвучало неправильно, — сказал он, проведя рукой по лицу, чтобы скрыть улыбку. Мне пришлось заставить себя посмотреть вниз. Эти ямочки. Они убивали меня.

— Я просто хотел сказать, что ты теплая, веселая и очень приятная в общении. Полагаю, тебя редко оставляют в одиночестве мужчины или женщины.

Его слова были похожи на буханку хлеба, поднимающуюся в моей груди. Теплый, липкий и мягкий.

Но они быстро закисли.

— Ты ошибаешься. В моей жизни было не так уж много друзей. И уж точно не было мужчин. Мой городок был маленьким, в нем было мало детей моего возраста. Все были близки с моим братом, а я как бы просто… примыкала к нему.

— Значит, они все полудурки. Похоже, это благословение — покинуть это сборище хижин.

— Может быть. Иногда… я не знаю.

— Скажи мне. Что иногда?

Почему я чувствовала, как слова вырываются из меня? Слова, которые я так глубоко запрятала в себе, так долго, что почти забыла об их существовании. Я медленно вдохнула воздух в легкие.

— Иногда мне хотелось большего.

Его глаза замерцали, ожидая, что я продолжу.

— Когда я росла… я мало чему учился, мало с кем встречалась и мало что пробовала. Честно говоря, стыдно, что я так мало знаю о мире. — Я подумала о Мари. Как много она успела увидеть, узнать и прожить за свои двадцать лет. Готова поспорить, что она была даже хорошо осведомлена о таинственных, дальних уголках континента. О таких королевствах, как Нефрит и Цитрин, я ничего не знала. Я покачала головой. — Всего за несколько дней я встретила здесь людей, которые видели и делали гораздо больше, чем я. Мне кажется, что я почти не жила.

— Почему ты не ушла?

Страх. Постоянный и навязчивый страх, который каждый день стекал по моей шее, как густой сироп.

— У меня было много обязанностей. Я не могла, — сказала я вместо этого.

— По-моему, это полное дерьмо.

Я напряглась.

— Ты отвратителен.

— Я честен.

Мои пальцы сжали переносицу. Забудь о нецензурщине — этот человек сводит с ума.

— Неважно, я иду спать.

Я попыталась отползти в свой угол, но он пролез между прутьями и обхватил сильной рукой мою голую лодыжку. Его прикосновение было достаточно твердым, чтобы удержать меня на месте, но нежным для чувствительной кожи. Холодок пробежал по моей икре и поселился между ног. Я задрожала.

— Перестань, пташка. У тебя нет причин лгать мне. Почему ты осталась?

— Отпусти меня.

Он сделал это сразу и без колебаний.

— Я же сказала тебе. Моя мать была больна. Моя сестра была молода. Еще до того, как моего брата отправили сражаться на войну с твоим королем, кто-то должен был помогать заботиться о них.

Он покачал головой, и между нами повисла неловкая тишина, словно длинное и бесконечное море.

— И у меня там был парень, о котором я заботилась.

Полные брови незнакомца заинтересованно взметнулись вверх.

— Я думал, ты сказал — никаких мужчин.

Халден не был мужчиной. Он был… Халденом. Это было…

Мне не нужно было объясняться с этим незнакомцем. Я открыла рот, чтобы сказать именно это.

Но он лишь покачал головой.

— Нет.

Я скрестила руки. — Что значит ‘нет’?

Он пожал плечами.

— Он не был для тебя кем-то особенным.

— Что?

— Ты не загораешься, когда говоришь о нем. Ты явно никогда не думаешь о нем. Попробуй еще раз.

— Ты так пренебрежителен. Откуда ты можешь это знать?

— Поверь мне, я знаю такие вещи. — Его глаза буравили меня. — Почему ты осталась?

Уф. Хватит уже. Какое это имеет значение?

— Я испугалась.

— Чего?

— Всего! — Я диким жестом указала на решетку, окружавшую меня, где меня держали против моей воли в самом коварном королевстве Эвенделла. — Посмотри, что происходит, когда ты делаешь хоть шаг за пределы своей крошечной, удушающе безопасной жизни!

Почему я чувствовала себя такой виноватой, произнося это вслух?

— Верно подмечено, пташка. Тюрьма — не самый лучший результат приключений, это я тебе точно говорю.

Я рассмеялась — вымотанная, расстроенная и очень, очень уставшая. Я услышала ворчание из дальней камеры и затихла.

— Ладно, возможно, я променяла одну тюрьму на другую. По крайней мере, здесь я постоянно учусь. В этой зельнице есть травы и лекарства, о которых я даже не слышала, не говоря уже о том, чтобы видеть их вживую.

— Твоя позитивность меня озадачивает.

Я вопросительно подняла бровь.

— То, как ты смотришь на вещи. Это просто… — Его рука исчезла в темных локонах. — Освежает.

Я рассматривала его. Идеальные темные волосы, завивающиеся на лбу и у основания шеи. Мельчайшая щетина вдоль линии челюсти, которая соперничала с выступающими скалами. Эти ясные, грифельные глаза. У меня заколотилось сердце.

— Что? — Он сказал это с жуликоватой ухмылкой. Нет. Не зубы. Полная улыбка была захватывающей. Было странно видеть, как кто-то такой потрясающий, такой явно сильный, такой опасный делится чем-то столь интимным, как улыбка. Зная, что любая попытка солгать будет безуспешной, я попыталась прикрыться чем-то честным.