Рассвет Оникса (ЛП). Страница 19

На лбу и у линии роста волос выступили бисеринки пота.

Я облизнула губы и напряглась, стиснув зубы, в ушах звенело.

Давай, давай, давай.

Наконец, она поддалась с треском.

Слава Камням.

Я приподняла его, и прохладный ветерок овеял мое лицо. Взгляд сузился на открывающийся передо мной вид. Солдаты, снующие туда-сюда. Кузнец, стучащий молотом, как палач. У меня ладони чесались от этого зрелища — я никогда не доберусь до конюшни. Возможно, я вообще никогда не доберусь. Падение оказалось круче, чем я ожидала, даже со второго этажа. Я так и не поняла, как пленник это сделал.

Дверная ручка лазарета покачнулась, и я поднялась на ноги.

— Арвен? Почему она заперта? — Я резко вдохнула.

Это был Даган.

Я прислушалась к голосу Берта, высунув одну ногу из окна, ветер трепал лодыжки, но ничего не услышала.

— Арвен?

Я больше не слышала голоса Берта. Стук продолжался, и я тихо помолилась Камням, чтобы это было правильным решением, прежде чем вернуться в дом.

Когда я отодвинула кровать и открыла дверь, Даган был уже красен.

— Что ты там делала?

Я сжала ушибленную руку.

— Я.… застряла.

Даган покачал головой и скрылся в зельнице.

Я последовала за ним, спросив:

— Я слышала лейтенанта? — Я старалась говорить непринужденно, но получилось на две октавы выше.

Даган издал недовольный звук.

— К сожалению.

— Не его поклонник?

— Разве такие есть?

Улыбка дрогнула на моих губах.

— Как ты заставил его уйти?

Даган бросил на меня пристальный взгляд.

— У меня не было того, что он искал.

Огромный выдох вырвался из моих легких. Я даже не заметила, как задержала дыхание.

Я с облегчением посмотрела на часы — ведь уже должна была наступить полночь, верно? Мне нужно было покинуть Шэдоухолд больше, чем сердцу биться или легким дышать.

Но сейчас были только сумерки.

— Даган… Я не очень хорошо себя чувствую. Кажется, каша с утра была не очень. Ты не возражаешь, если я уйду немного раньше? — Я схватилась за живот, запоздав с рассказом.

Он посмотрел на меня с подозрением в глазах.

— Если нужно.

— Спасибо. — Я чуть было не сказала, что увижу его завтра, но почувствовала, что уже достаточно наврала на всю жизнь.

Барни проводил меня обратно в камеру в неловком молчании. Очевидно, у него что-то было на уме, но мне было неинтересно знать, что именно. Этим вечером у меня было единственное задание. Весь день я строила планы, пока зашивала и лечила, а теперь пришло время проверить, чему я научилась за всю жизнь, проведенную с Райдером. Все, что я могла сделать, — это не рассыпаться на части от огромной опасности, которая грозила мне в случае успеха.

Мы добрались до моей камеры, и Барни закрыл за мной дверь, вставив железный ключ в замок.

— Барни, — спросила я, просунув руку сквозь прутья решетки. Он слегка вздрогнул, но встретил мой взгляд, ожидая, что я продолжу. — Я просто хотела сказать. Я так благодарна тебе. За твою доброту и храбрость.

Пока я говорила, мое сердце билось в груди. Ногой я медленно, дюйм за дюймом, потянула дверь камеры внутрь, к себе. Так осторожно, чтобы он не заметил, что проржавевший замок закрывается только при сильном натяжении. Так осторожно, чтобы он не заметил, что ржавый замок закрывается только при сильном натяжении. Настолько незначительно, что он никогда бы не заметил несносности засова с ударной частью.

— Ты так заботлив и помог мне почувствовать себя здесь как дома. Честно говоря, — я скромно опустила глаза, и мне показалось, что Барни покраснел. — Ты… единственное, что помогло мне пережить это трудное время. Я просто хотела сказать тебе спасибо.

Барни молча смотрел на меня с болезненной неловкостью и розовыми щеками.

— …Хорошо.

Он смущенно покачал головой и, закончив поворачивать ключ, направился обратно к спиральным каменным ступеням, причем быстрее, чем я видела его раньше.

Как только он ушел, я выдохнула так, будто сдерживала себя сто лет. Я надеялась очаровать его, но заставить его испытывать дискомфорт тоже получилось. Мои руки осторожно обхватили железные прутья, и так медленно, со скрипом я приоткрыла дверь камеры.

Открыта.

Она была открыта. Не заперта.

Барни повернул ключ в проржавевшем замке, и засов проскользнул мимо засова.

Я была свободна.

Но праздновать пока было нельзя.

Я вытащила из кармана юбки еду и припасы, которые украла за несколько дней работы в зельнице, и нашла в одном из пустых ведер бумагу с нарисованной мной приблизительной картой внешнего двора. У меня было все необходимое, включая небольшой пакет, который я стащила у жены сноба-дворянина, пришедшей в лазарет с першением в горле. Кто бы мог подумать, что я такой хороший маленький воришка? Должно быть, это в крови.

Теперь наступило самое трудное. Сидеть в своей открытой камере, зная, что могу уйти в любой момент, но ожидая полуночи, Джаема, звона колокола.

***

Из полудремы меня вывел стон.

Передо мной по мокрым булыжникам тащили заключенного, лицо которого было похоже на сливу, и вели в камеру из закрытой пристройки в конце прохода в подземелье. Ночь за ночью, когда я прятала голову под лисьим мехом, чтобы укрыться от рыданий, воплей и стенаний, я знала, что именно там происходит.

На его руке не хватало трех пальцев, а на месте уха зияла гнойная рана. Я задыхалась от ужаса.

Он был окровавлен и рвался, почти скелет, и едва мог сделать три шага. Наконец солдаты добрались до камеры и бросили его туда с тошнотворным шлепком кожи о камень. Это была камера через две от моей, прямо рядом с той, где держали красивого незнакомца. Теперь я была уверена, что именно с ним незнакомец спорил в мою первую ночь.

Сумерки сменялись ночью, а мысли не переставали метаться. После одного крайне неприятного воображаемого сценария, в котором я успела сделать лишь несколько шагов из камеры, прежде чем меня нашел солдат и разрубил пополам за измену, я повернулась на бок и выпустила сдерживаемый стон в плащ.

— Тяжелый день?

Его голос вызвал в моем сердце что-то такое, на что я не хотела смотреть слишком пристально, — удивительную смесь облегчения, волнения и неподдельного страха. Когда я обернулась, незнакомец стоял напротив моей камеры, прислонившись спиной к прохладному, освещенному фонарем камню подземелья, с лицом, залитым голубым светом. Опираясь одной ногой на стену позади себя и скрестив руки, он являл собой расслабленный образ.

Я обхватила колени руками, чтобы они не дрожали.

— Что ты здесь делаешь? — сказала я, мой голос был просто хриплым. В камерах, расположенных непосредственно рядом со мной, заключенных не было, но несколько человек могли нас услышать.

— Какая у тебя прекрасная камера. Гораздо лучше, чем моя. Скамейка, ведро. Как тебе удалось уговорить этого высокого олуха устроить тебя так красиво? — Он одарил меня ленивой улыбкой и наклонился ближе. — Ты подкупила его своими роскошными пухлыми губами?

Я и не пыталась скрыть свое отвращение.

— Выбрось свои мысли из головы. Он добрый солдат. Один из немногих здесь, похоже.

Его глаза сверкнули, когда он подошел к моей камере и заглянул в нее.

Мои инстинкты явно не ошиблись, раз он так легко проскользнул в замок и вышел из него, да еще с таким холодным, нервирующим спокойствием. Должно быть, он был хитрее и опаснее, чем я могла предположить.

Я просто не доверяла ему.

И, очевидно, это чувство было взаимным. Он не захотел ничего рассказывать мне о своем побеге. Раздражение укололо меня. Этот незнакомец не мог мне помочь, но у него было достаточно времени, чтобы прогуляться по подземельям и побеспокоить меня?

— Твои целительские способности на высоте, пташка, — промурлыкал он. — Мне кажется, что я снова цел и невредим. — Он приподнял рубашку, демонстрируя мне ослепительный, почти вырезанный, золотисто-коричневый торс с единственной линией шва поперек.

Я нахмурилась.