Рассвет Оникса (ЛП). Страница 10

Что… что это было?

Когда мы зашагали дальше, я наконец услышала что-то кроме хруста наших ног по грязи — звуки людей, музыки и неторопливых тренировочных ударов мечей о мечи.

На меня накатила волна ужаса.

Это был не просто замок или крепость, а скорее целая сторожевая башня. Почти как собственная деревня, обнесенная стеной.

Крепость со всех сторон была окружена извилистым лесом, через который мы пробирались, — ни войти, ни выйти нельзя было, не перебравшись через эти призрачные деревья, лианы и корни. За лесом не было никаких признаков жизни. Внутренне я проклинала себя за то, что заснула, когда мы добирались сюда. Вид с высоты птичьего полета был бы полезен. Но адреналин, полученный от волнения, а затем от воздействия Райдера и Широкоплечего Мужчины, оказался успокоительным средством, с которым я не могла бороться.

Сквозь лабиринт деревьев показались огромные железные ворота, которые со скрипом распахнулись перед нами, когда мы приблизились. Я позволила Широкоплечему Мужчине протащить меня через них, а мои глаза были прикованы к раскинувшимся передо мной землям и замку.

— Добро пожаловать в Шэдоухолд, девочка, — сказал Берт и зашагал впереди отряда.

Я вздрогнула.

Когда мы шли по дороге, пересекающей холщовые палатки в воротах замка, меня осенило: должно быть, это аванпост армии Оникса, о чем свидетельствовали кузнечные столы, котелки для приготовления пищи и разложенные доспехи, обнаруженные среди лагеря. Когда мы приблизились, я заметила несколько небольших домиков и хижин слева от нас и конюшни справа.

Большинство, должно быть, спало, но несколько солдат играли на лютне и пили у потрескивающего костра. Некоторые смотрели на тело, которое несли позади нас, или на мою полуодетую фигуру, но все отводили глаза от своего лейтенанта.

Я дрожала от ночного холода. Я попыталась крепко обхватить себя руками, но вспомнила, что они связаны за спиной.

Тоска по возвращению к семье была сильнее, чем я когда-либо испытывала, гораздо хуже, чем все избиения Пауэлла. Она бурлила внутри меня, угрожая в любой момент поставить меня на колени.

Что они тогда сделают? Потащат меня по грязи, пока я буду рыдать?

Да. Именно это и произойдет.

Я едва не потерял сознание от безысходности — мне хотелось оказаться где угодно, только не в этом месте. В любом другом месте.

Мои ноги волочились по гравию и грязи, пыль тонким слоем оседала на лодыжках, пока Широкоплечий Мужчина тащил меня вперед, и я смотрела на раскинувшийся передо мной замок.

Он не был похож ни на что, что я когда-либо видела раньше.

Это была самая леденящая, извращенная, внушающая благоговение крепость, которую я только могла себе представить.

Цельнокаменное сооружение представляло собой образец готической архитектуры с возвышающимися башенками и мощными каменными колоннами. Витражи сверкали в темноте, жутковато изображая войну и жестокость, и это странно контрастировало с теплом, которое излучалось изнутри. Внутри свет отбрасывал тени в их рамах, которые двигались плавно, как призраки. Внешний вид, усеянный большими черными факелами и несколькими геральдическими флагами с гербом Оникса, только укрепил мое предположение о том, что этот замок — база армии Оникса.

Мы подошли к массивным деревянным дверям, и я стиснула зубы, напрягая все силы. Широкоплечий Мужчина снова дернул меня, и мои запястья зажглись от мучительной боли, вырвавшейся из моих губ.

Берт смотрел на меня с извращенным, восхищенным блеском.

— Пойдем, девочка, ты можешь остаться со мной на ночь.

Ужас затуманил мое зрение.

Я не могла придумать, что сказать, чтобы спастись.

— Лейтенант, я думаю, Командир Гриффин хотел видеть нас по возвращении. Я могу пока бросить девушку в подземелье? — предложил Широкоплечий Мужчина.

Берт обдумал слова своего солдата, затем, раздосадованный, сурово кивнул.

Я вздохнула с облегчением. Не знаю, пытался ли Широкоплечий Мужчина помочь мне или это была просто удача, но я была благодарна ему больше, чем за весь день, когда Берт скрылся в замке. Широкоплечий Мужчина потянул меня прочь от дверей, и мы прошли мимо стражников и ворот, которые вели вниз по спирали мощеной каменной лестницы.

Ужас вновь проснулся в моей груди, а во рту пересохло.

— Нет, нет… — взмолилась я, отступая от тенистого подвала, но Широкоплечий Мужчина, казалось, не слышал меня.

Или ему было все равно.

Внутри подземелья было темно, затхло, воняло солоноватой водой и человеческой грязью. Непрерывное медленное капание жидкости эхом отдавалось на лестничной площадке. Факелы осветили коридор, заполненный железными клетками под нами, и мое сердце подскочило к горлу.

— Нет, подожди, — снова взмолился я. — Я не могу туда идти.

Широкоплечий Мужчина бросил на меня любопытный взгляд.

— Я не собираюсь причинять тебе вред. Это просто место, где ты можешь прилечь, пока лейтенант не решит, что с тобой делать.

Я попыталась взять дыхание под контроль.

— Я просто не могу сидеть взаперти. Пожалуйста. Где живут целители?

Широкоплечий Мужчина хмыкнул и подтолкнул меня вниз по головокружительной лестнице. Мои легкие отказывали сами по себе, и когда мы достигли дна, я едва могла дышать.

Он потянул меня за собой и повел по лабиринту камер. Крики и вопли нецензурных заключенных в сочетании с грохотом моего сердца в барабанных перепонках превратились в вульгарную симфонию. Я снова тщетно пыталась прикрыться.

Широкоплечий Мужчина широко распахнул дверь камеры и втолкнул меня внутрь, сорвав с меня путы. Я споткнулась, зацепившись ладонями за грубый, грязный камень под собой. Внутри камера оказалась еще меньше, чем на первый взгляд. Я закрутилась и помчалась обратно к железным прутьям.

— Подожди! — крикнула я, но он был уже на полпути по коридору, а камера была заперта.

Я всхлипнула и отступила в угол, опустившись и подтянув колени к груди. Голова шла кругом, дыхание было неровным, неравномерным. Я попыталась вспомнить, чему мама учила меня все эти годы, когда я паниковала, но мой разум был в полном беспорядке.

Может быть, сейчас как раз самое подходящее время для того, чтобы развалиться на части.

Как это все произошло? Я пыталась прокрутить в голове события вечера, и от этого становилось только больнее. Наконец я поддалась слезам, которые сдерживала всю ночь. Они вырвались из меня и ручьями потекли по щекам, разбрызгиваясь по полу. Мои рыдания были громкими и захлебывающимися, как у ребенка.

Я хотела бы быть похожей на Райдера. За всю нашу жизнь я видела его плачущим не более двух раз. Один раз, когда ему было пятнадцать, когда он упал с нашей крыши и сломал коленную чашечку. И еще раз, когда умер его отец Пауэлл, семь лет назад.

Отчим умер от инсульта, и когда мама сообщила нам об этом, Райдер рыдал несколько дней. Отец был его лучшим другом во многих отношениях, и Пауэлл боготворил своего единственного сына. Однако у нас с Пауэллом никогда не было таких отношений. Я не была уверена, была ли его ненависть ко мне вызвана тем, что он знал, что я не его ребенок, или тем, что я не была такой сильной, как Райдер, но в любом случае он питал ко мне яростное презрение, которое, к моему удивлению, никто больше не замечал.

В отличие от Райдера, я постоянно плакала. Плакала, когда Ли заставляла меня слишком сильно смеяться. Плакала, когда видела, как страдает моя мать. Плакала в конце прекрасной книги или когда слышала прекрасную гармонию. Плакала, когда теряла пациента в лазарете. Плакала, когда чувствовала себя подавленной. Это было наименее храброе качество — быть чувствительной, боязливой и полной слез.

Но теперь я позволяю им течь свободно.

Я рыдала о своей семье, с которой больше никогда не буду вместе. За свое глупое, необдуманное решение променять свою жизнь на их. Я не жалела об этом, но ненавидела то, что это должно было случиться. Что я не смогла придумать ничего умнее. Я плакала о своем будущем здесь, которое, как я знала, будет в лучшем случае болезненным. В худшем — коротким. Я пыталась уберечь себя от множества мучений, но это только раззадоривало мой разум. Что, если они просто не позволят мне покинуть эту камеру и я окажусь в ловушке навечно?