Старшая ветвь (СИ). Страница 33

Лесничий получил этот дар от своего отца.

Удивительно, но Брусницын сам не знал об этом. Он не обманывал меня, я бы обязательно это почувствовал.

Этому простодушному человеку даже не пришло в голову, что он владеет чужим родовым даром. Он считал себя простым лесничим, который понравился лесу.

Бывает же такое!

Хотя, почему я решил, что родовой дар чужой для Брусницына? Он тоже был из рода Сосновских, и получил свой родовой дар по праву.

— Что это значит, Саша? — напряженным голосом спросил меня Николай Сосновский.

Сочувственно покосившись на него, я увидел, что он и сам уже все понимает, но не хочет верить в очевидное.

— Родовым даром графов Сосновских владеет Петр Брусницын. — прямо сказал я, — Он потомок твоего двоюродного деда Ивана Сосновского.

Николай резко повернулся ко мне, его глаза сузились.

— Но ведь мой дед был старшим братом, — сквозь зубы сказал он. — Я точно это знаю. Значит, родовой дар должен был достаться моему деду.

Мне стоило большого труда не отвести взгляд.

Николай Сосновский не знал, что его дед сам отказался от родового дара, да еще и стал убийцей.

И я уж совершенно точно не хотел рассказывать ему об этом. По крайней мере, не сейчас --- среди только что горевшего леса. Да еще и после того, как дух его предков отказал ему в даре.

Несколько таких ударов подряд трудно пережить даже самому сильному человеку.

— Так получилось, Коля, — только и сказал я. — Теперь уже никто не узнает точно, что тогда произошло. Тебе остается только это принять.

Сверху донеслось воронье карканье. Я поднял голову и увидел, что в небе над нами кружит ворон. Мы с ним знали, что случилось много лет назад, а вот Николаю Сосновскому знать это было совершенно незачем.

— Магии виднее, — сказал я, чтобы подбодрить Николая.

Брусницын растерянно смотрел на нас, затем нерешительно шагнул к Сосновскому.

— Наверное, это какая-то ошибка, Николай Дмитриевич, — словно извиняясь, сказал он. — Может быть, дух что-то напутал?

Я видел, что Брусницын искренне огорчен и переживает за молодого графа. Лесничий обернулся к духу Сосновского леса, словно ища подтверждения своим словам.

— Откуда у меня мог взяться родовой графский дар? — спросил он.

Дух стоял неподвижно.

Леонид Францевич тяжело поднялся с земли и подошел к нам.

— Вряд ли древний дух может ошибаться, — мягко сказал эксперт и сочувственно посмотрел на Брусницына. — Я думаю, что вам, молодой человек, нужно просто принять свой новый дар. Не стоит отказываться от такой сильной магии. Это все равно, что отказаться от собственной судьбы. Такие поступки редко заканчиваются чем-то хорошим.

Леонид Францевич постарался смягчить свои слова добродушной улыбкой. Эксперт был очень мудрым человеком. Отойдя в сторону, он принялся отряхивать мокрые брюки.

Дождь почти закончился. Только редкие крупные капли звонко щелкали по веткам. Ветки испуганно вздрагивали.

— А что делать мне? — с обидой спросил Николай Сосновский.

Он поочередно смотрел на каждого из нас.

— Как мне теперь быть?

Я понимал, что Сосновскому нужно помочь успокоиться.

— Ты был в Храме Путей? — спросил я. — Какой Путь дала тебе магия?

Николай резко тряхнул головой.

— Я никогда не был в Храме, — ответил он. — У Сосновских свой Путь, мы знаем его с рождения. Наш Путь — владеть магическим лесом и защищать его.

— Вчера вечером ты говорил мне про свободу, — напомнил я. — Ты ведь был даже рад ей. Теперь ты сам можешь выбирать, какой дорогой тебе идти.

Я подошел к Николаю и дружески обнял его за плечи.

— Осенью наш род будет строить свой Храм Путей. Игорь Владимирович решил дать шанс нескольким молодым магам. Я приглашаю тебя. Войдешь в Храм и получишь новый Путь. Только твой, и больше ничей.

— Это совсем другое, Саша, — возразил Сосновский.

На меня он не смотрел. Он уставился на Брусницына, словно хотел прожечь его взглядом.

— Это он забрал мой дар. Забрал не по праву.

— Петр твой брат, — напомнил я. — Не его вина, что он ничего об этом не знал.

— А чья вина? — выкрикнул Николай. — Кто виноват, что я стал боковой веткой нашего рода? Никому не нужной веткой!

Сосновский сжал кулаки и покраснел. Похоже, он и сам понимал, что неправ. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать и пытался прикрыть свой стыд злостью.

Глядя на него, я подумал, что быть боковой веткой не так и плохо. Вопрос в том, принимаешь ли ты это сам, или нет.

— Достаточно, господа, — резко сказал Зотов.

Никита Михайлович подошел к нам. Мокрая земля громко чавкала под его ногами.

— Свои семейные разногласия вы уладите позже. Сейчас нужно разобраться с другим.

Николай Сосновский попытался еще что-то сказать, но Зотов решительно остановил его.

— Хватит. Похоже, вы забыли о том, что произошло здесь только что. Кто-то поджег лес, которым вы оба так дорожите.

Николай недовольно замолчал, а Никита Михайлович повернулся к духу Сосновского леса.

— Я глава Имперской Тайной службы, — сухо представился он. — Предлагаю вам ответить на мои вопросы.

Дух внимательно смотрел на Зотова и молчал.

— Только что чуть не сгорел корабельный лес, — продолжил Никита Михайлович. — Я подозреваю, что его подожгли. Вы знаете, кто это сделал?

До сих пор я никогда не видел, как Никита Михайлович допрашивает настоящее магическое существо. Ведь дух Сосновского леса был не просто призраком. Он был чем-то невообразимо большим и обладал огромной магической силой. Мы только что это видели.

Но Никита Михайлович ничуть не стушевался. Он требовательно смотрел на духа.

— Извольте отвечать, кто поджег лес.

Словно в ответ на вопрос Зотова из ближайших кустов раздался резкий сухой щелчок.

Что-то сильно толкнуло меня в левое плечо и опрокинуло на мокрую землю.

Это выстрел, запоздало понял я, ошалев от боли.

Точно такой же выстрел, как в сегодняшнем сне.

Снова сухо щелкнуло, и вторая пуля ударила в ствол сосны совсем рядом со мной.

— Стоять! — бешено выкрикнул Зотов.

Я услышал торопливый топот и понял, что он за кем-то гонится. Леонид Францевич первым подбежал ко мне и опустился рядом со мной на колени.

Я смотрел на него, ничего не понимая. Ощущал только боль и головокружение.

— Вы ранены, Александр Васильевич? — спросил Щедрин.

— Не знаю, — с трудом ответил я. — Кажется, в плечо.

— Сейчас, сейчас все будет хорошо, — ободряюще заговорил Леонид Францевич, быстро расстегивая мою куртку.

Его пальцы плохо справлялись с новыми тугими пуговицами.

— Сейчас. Потерпите минуту.

Наконец ему удалось расстегнуть куртку. Рубашку он просто разорвал. Затем взглянул на рану, и добродушное лицо эксперта вытянулось от удивления.

— Что это? — изумленно спросил он. — Как такое возможно?

Я с трудом приподнял голову и посмотрел на свое плечо. На коже краснел глубокий кровоподтек. Пуля явно ударила именно в это место, но никакой раны или крови не было.

— Вы можете пошевелить рукой? — спросил меня Леонид Францевич.

Я осторожно попробовал подвигать рукой. Было очень больно, но рука двигалась.

— Никогда такого не видел, — покачал головой Щедрин. — Как вам это удалось, Александр Васильевич?

Он с любопытством смотрел на меня.

— В вас явно попала пуля. Куртка пробита, и рубашка тоже. А вы целы.

— Если бы я знал, — с трудом ответил я.

Внезапно в лесу раздался долгий душераздирающий крик. Этот вопль был наполнен болью, страхом и яростью. Он мучительно тянулся и никак не хотел прекратиться.

От этого жуткого вопля сердце зашлось не хуже, чем от выстрела.

Леонид Францевич вздрогнул и обернулся на крик.