Маша и Гром (СИ). Страница 38

— Кирилл Олегович, — говорил мне безукоризненно вежливый Елисеев Борис Леонидович, откидываясь на спинку роскошного, кожаного кресла. — Вы же сами прекрасно понимаете: последние... скажем так, события вас дискредитировали. Все помехи необходимо срочно устранить, иначе наше... сотрудничество будет приостановлено на неопределенный срок.

В пятницу вечером мы обедали в Метрополе, который за неделю стал мне вторым домом. Человека из «конторы» в моем собеседнике выдавал разве что форменный «ежик», от которого им не разрешали отступать, даже если приходилось много работать в «поле». А так со стороны посмотришь на этого холеного хлыща и ни за что не признаешь в нем чекиста.

Мы встретились впервые с вечера похищения Гордея. С того вечера, как моя относительно упорядоченная жизнь полетела под откос, и я угодил в такую заварушку, в которой не бывал уже года три, наверное.

Борис Леонидович выражал беспокойство и всячески отрицал причастность своего ведомства к моим проблемам.

— Кирилл Олегович, вы наш ценный актив. Никто в здравом уме не будет убивать корову, которая дает молоко, — говорил он мне с елейной улыбкой, которой я не верил ни на грош.

Конечно, никто не будет убивать корову. До той поры, пока молоко от нее не испортится. Или собственник не решит вдруг перейти на мясную продукцию.

Эти нехитрые размышления я держал при себе. Сцепляться еще и с «конторой» мне было сейчас точно не с руки.

— Если нужна будет помощь с вашим... расследованием, — он сделал театральную паузу и поправил тонкую оправу очков, — только скажите. Оперативно подключимся.

Неприятно, конечно, когда тебя держат за дебила. Хочет, чтобы я поверил, что «контора» еще не подключилась? Интересно, нарыли уже что-то, или Елисеев просто мутил воду? Если нет, то ситуация становится по-настоящему занятной. Кто же мог заказать меня так, что даже доблестные чекисты не прознали?..

… детский сад?!

Ее уязвленный голос выдернул меня из воспоминаний о встрече с Елисеевым.

Растрепанная, всколоченная, с горящими праведным гневом глазами, Маша стояла напротив, высоко задрав подбородок, и тыкала в меня пальцем.

— Эти козлы меня из-за тебя задержали и кинули в вонючую камеру к бомжу и проститутке! Я почти весь день в браслетах просидела, с руками за спиной! — она пихнула мне запястья почти под нос, как будто я в первый раз их плохо рассмотрел.

— Да они бы к утру меня изнасиловали!

— Не изнасиловали бы, я подключил адвоката, как только узнал.

Наверное, я зря это сказал, потому что она еще сильнее разозлилась.

— Ах, какой же ты молодец, спасибо тебе большое! — выплюнула она с ядовитым презрением. — Мне теперь как, в ножки упасть или просто поклониться будет достаточно?

Из состояния относительного спокойствия до бешенства эта девка доводила меня за несколько минут. Я, может, кое-где и сплоховал, но не до такой степени, чтобы выслушивать все эти вопли уже сколько времени!

Но почему-то я выслушивал.

— Хватит, — я поморщился: этот театр одного актера меня утомил. — За тобой присматривали, адвокат начал работать так быстро, как мог.

— Почему ты не приехал тогда, когда обещал?! — всхлипнула она. — Почему ты мне ничего не сказал?! Они спрашивали о нем, — по ее тихому, напряженному голосу я понял, что она имела в виду Капитана, — а я даже не знала, что им сказать, потому что не знала, что им сказал ты!

— Все, хорош на улице глотку драть, поехали.

Она вроде уже достаточно остыла, поэтому я решил придержать ее за локоть и направить в сторону остановившегося сбоку от нас гелика. Она дернулась и вырвала руку, словно я ее током ударил. Сверкнула на меня огромными глазищами и первой зашагала к гелику. Я пошел следом, пока вышколенная охрана тактично отводила глаза.

— В Метрополь, — велел я водителю, усаживаясь на переднее сиденье.

Когда мы тронулись, я поймал лицо Маши в зеркале заднего вида: отвернувшись к окну, она смотрела на вечерний город, завесив длинными волосами половину лица. Она судорожно сжимала лежавшие на коленях руки и больше ничего не говорила.

Она была далеко не первой бабой, которая на меня замахивалась, но первой, которая попала. Потому что я не ожидал от нее такой прыти сразу после выхода из ментовки. Думал, шок перевесит, но в ее случае победила злость.

В молчании мы доехали до Метрополя: Маша все в той же позе смотрела в окно, Эдуард Денисович перебирал какие-то бумажки, а я в основном думал о том, как чертовски устал.

На лестнице перед вычурными дверьми ресторана она слегка смутилась, но, тряхнув растрепанными черными волосами, смело пошла вперед.

— Кирилл Олегович, вам как обычно? — к нам тут же подскочил старший официант.

— Да, Саша, мой столик.

По пышному, парадному залу с хрусталем, белоснежными скатертями и позолоченными приборами он проводил нас в самый дальний угол, где можно было спокойно поговорить без чужих ушей. Я видел знакомые лица и отвечал на приветствия. Кто-то оборачивался нам вслед: в основном, всех интересовала Маша — свежее, ранее незамеченное лицо. Она была бы ничуть не хуже местных баб, если ее нарядить в дорогие шмотки и накрасить. Может, была бы и лучше: личико-то у нее было симпатичное.

Когда принесли меню, она изо всех сил пыталась не округлять глаза, читая наименования блюд и изучая их стоимость. Она листала объемную кожаную папку недолго: закрыла ее с громким хлопком, небрежно положила на стол и скрестила на груди руки.

— Я буду чай. Самый обычный.

— Мария Васильевна, давайте мы с вами начнем с самого начала, — Эдуард Денисович был просто образцом спокойствия. — Что именно у вас спрашивали сотрудники полиции?

— Эти козлы? — она мгновенно ощетинилась: поджала губы в презрительной гримасе, вскинула брови, всем видом выражая неодобрение. — Они особо ничего не спрашивали. Просто хотели, что я сдала его, — кивок в мою сторону. — Потом спросили, слышала ли я что-нибудь про Новикова Павла, который пропал неделю назад. По кличке Капитан.

Она снова сверкнула глазищами в мою сторону, и я усмехнулся. Значит, под меня копают какие-то менты. Эта история обрастала все новыми и новыми подробностями каждый день, и, честно признаться, я уже порядком утомился. Интересно, это какой-то мент вдруг решил организовать себе отложенное самоубийство, или за ним стоит кто-то повыше? Обычно без отмашки сверху такие расследования не велись. Если мент не псих, конечно.

— Они знают, что мы где-то были вместе после аварии, — добавила она, немного подумав.

Я заметил, что она растягивала рукава свитера, пытаясь тканью прикрыть свои запястья. Еще она постоянно ежилась и зябко пожимала плечами. Заправляла за ухо прядь волос, которая вечно мешалась ей и лезла в глаза. Оглядывалась по сторонам с каким-то затравленным выражением лица, хоть и пыталась изо всех сил скрыть и свой страх, и свою растерянность.

Да-а, несладко ей сегодня пришлось.

— Они вам чем-то угрожали? Шантажировали? Применяли физическое воздействие? — адвокат деловито помечал что-то в своей папке, искоса поглядывая на Машу.

Мне показалось, что на секунду она замялась, прежде чем помотать головой.

— Особо нет, — сказала она и тут же отвела в сторону взгляд.

Значит, врет.

— Немного потрепали и свитер вот порезали, уроды, — она небрежно кивнула на свое частично обнаженное плечо.

Мне очень сильно не понравился ее бегающий, не такой уверенный, как полчаса назад, взгляд. Нам принесли напитки: чай для Маши, кофе для Эдуарда Денисовича и виски для меня, и я вытащил пачку сигарет.

— Хочешь? — я поймал ее взгляд.

Она не стала ломаться и кивнула. Руки еще плоховато ее слушались: дрожали и, наверное, до сих пор болели из-за коротких, простреливающих насквозь судорог. Я знаю, о чем говорю. Я помог ей прикурить, придержав ее ладони, пока она возилась с зажигалкой. Она показалась мне такой уязвимой в тот момент, что сложно было поверить, что передо мной сидит та же самая женщина, которая влепила мне пощечину меньше часа назад.