Мечников. Расцвет медицины (СИ). Страница 33

— Как я понял, вы занимаетесь производством моих аппаратов по договору с орденом лекарей?

— Да, так и есть, — кивнула она.

— А кто занимается этим кроме вас? Сколько вообще в Саратове лекарей-инженеров?

— Так… Только я, — пожала плечами Светлана. — Изначально я специализировалась на создании специальных кушеток, уток, горшков для пациентов. И только потом начала производить настоящие аппараты. Когда появились ваши патенты.

— Стойте… — перебил её я. — То есть, кроме вас и группы студентов, в Саратове больше никто эти аппараты не производит?

— Нет. А в остальных городах, как я поняла, пока что вообще нет такой профессии, как лекарь-инженер, — заявила Светлана. — Орден лекарей не спешит спонсировать это направление.

Чёрт меня раздери… Значит, я столько трудился, чтобы распространить свои аппараты по всей Российской Империи, а на деле их созданием занимается всего одна молодая девушка⁈

М-да, в этом виноваты сразу несколько человек. Вся наша группа. Синицын, находясь на пике своей зависимости, не обратил внимание, что среди наших доходов большая часть денег приходит от препаратов, а не от инструментария. Я же доверился ему и не проверил всё это самостоятельно, поскольку с головой погрузился в войну с некромантом.

А Щеблетов… А Щеблетову плевать! Он только препаратами занимается. Их производство налажено в Хопёрске. Кроме прибыли его больше ничего не интересует.

— Я не знал, что производство прервалось сразу же на уровне ордена, — сказал Светлане я. — Но скоро у меня будет встреча с ними. Я обсужу этот вопрос. Это же глупость какая-то. Получается, что всё это время вы в одиночку создавали мои аппараты. И я прекрасно понимаю, что много за эти несколько месяцев вы сделать не могли.

— Пятьдесят фонендоскопов, тридцать пять тонометров, один эндоскоп с горем пополам получился. А электрокардиограф пока что вообще не получилось сделать. Без знания электрических кристаллов дело дальше не пойдёт. Но я уже начала изучать теорию! — улыбнувшись, воскликнула она.

Как же всё-таки хорошо, что я в итоге оказался в Саратове. В Хопёрске я бы снова потонул в работе, доверился своим партнёрам, один из которых оказался предателем, и всё равно ничто из моих трудов за пределы Саратовской губернии не выбралось бы.

Решено. Нужно организовывать здесь ещё один завод. Но на этот раз там будут создаваться не препараты, а все мои изобретения — старые и новые. И пусть орден финансирует! С какой стати они просиживают задницы? Даже не попытались продвинуть мой инструментарий.

Получается, что только шприцы Павлова разошлись по всей Империи. И то потому, что они крайне просты в производстве, и у него есть связи в Санкт-Петербурге.

Мы с Бронниковой ещё полчаса обсуждали по пути домой наши дальнейшие планы касаемо факультатива. Я поставил цель взрастить новое поколение инженеров-лекарей вместе с ней. Уж они мне в будущем точно пригодятся!

Я проводил Светлану до квартиры, затем вернулся на улицу и прикупил Токсу с Доброхотом провизию на неделю вперёд. Мы с моими маленькими соседями по новому жилищу отужинали вместе. Я решил заварить себе чай, однако завершить трапезу мне так и не дали.

В мою дверь кто-то постучался.

— Алексей Александрович, это я! — послышался знакомый голос. — Разумовский!

Главный лекарь госпиталя? У моей квартиры?

— Прячьтесь! Живо! — шикнул я на Доброхота и Токса. Затем мигом открыл дверь своему коллеге.

Он выглядел ошарашенным.

— Что-то стряслось? — спросил я.

— Кастрицын пришёл в себя, — прошептал Разумовский. — Помните, вы ведь сказали мне, что холеру вызывает бактериальная инфекция, верно?

— Да, так и есть, — кивнул я.

— Я расспросил его. Судя по всему, он заразился не на юге империи. Это случилось здесь — в городе.

А вот это уже не просто проблема. Это настоящая эпидемиологическая катастрофа. Очаг холеры в Саратове… Это может унести сотни, если не тысячи жизней!

Глава 13

Так просто без новых приключений день не мог закончиться. Я уж думал, что посвящу вечер подготовке предстоящей проверке от ордена лекарей. Всё-таки нужно иметь какой-никакой план, ведь ситуация может выйти из-под контроля в любой момент.

Но мне не дали этого сделать. Новости Разумовского поразили меня до глубины души, поскольку я осознал, каких масштабов может оказаться катастрофа.

Именно поэтому я всё бросил, и уже через полчаса мы с Александром Ивановичем оказались в палате того самого больного, который стал первым, кого я излечил от холеры.

Профессор лекарской академии Роман Васильевич Кастрицын за сутки сильно преобразился. Сразу видно, Разумовский последовал моим советам. Почти всю дегидратацию, то есть — обезвоживание, полностью предотвратили. Кастрицын выглядел гораздо свежее, чем при нашей первой встрече.

— О-о! А вот и мой спаситель! Ай да молодец, господин Мечников! Слов нет, я-то лежал без сознания, думал, что уже всё — подох! — заявил Кастрицын.

Когда Роман Васильевич восклицал, его борода и усы шевелились так, будто звук исходил из них, а не из ротовой полости.

— Рад, что вы пришли в себя, господин Кастрицын, — ответил я. — Но благодарить стоит не только меня. Господин Разумовский — ваш лекарь. А кроме того, один из студентов академии заботился о вас почти всё время, пока вы были без сознания. Проверял состояние, выносил горшки и утки — делал всё, что мог.

— Ого! — удивился Кастрицын. — Это кто у нас такой герой? Кто-то с моих курсов по борьбе с некротикой?

— Нет, третьекурсник из группы «3В». Николай Широков, — ответил я.

— Широков⁈ — воскликнул Кастрицын. У него аж брови на лоб полезли. — Этот бестолковый болван? Он ведь даже свои пальцы сосчитать не в состоянии!

— Зато он с огромным рвением пытался помочь вам, Роман Васильевич, — сказал я. — Не списывайте его со счетов. Может, мыслит он и туговато, зато из всей группы он — единственный, кто действительно старается, чтобы стать настоящим лекарем.

— Хм-м… — протянул Кастрицын. — Ладно, я это учту, когда он в следующий раз снова облажается с уничтожением моих некротических артефактов. На одном из последних занятий он лишь надломил кристалл, но уничтожить его не смог. Если бы я вовремя не закончил начатое им, половину группы заразило бы некротикой.

— Это сейчас менее важно, Роман Васильевич, — перебил его я. — Некротику и прочие тонкости борьбы с ней мы обсудим с вами позже. Найдём для этого время. Господин Разумовский передал мне, что вы проснулись и сразу же сказали, что заразились здесь — в Саратове. С чего вы это взяли?

— Так как же! Я ведь знаю, как обычно передаётся холера. Через воду, — произнёс он. — В своей командировке у нас был свой провиант, а запасами воды нас снабжал собственный гидромант — один из наших соратников. И от его воды никто не страдал.

Тут он прав. Сильно сомневаюсь, что гидромант может производить холерную воду. Только если он является дуалистом и может сочетать в себе как силу мага воды, так и силу некроманта.

— Так, допустим, в своём путешествии вы больше воду нигде не употребляли, — кивнул я. — Тогда расскажите, где, по-вашему мнению, вы умудрились заразиться в Саратове?

— Гидромант отделился от нас на полпути. Мы почти двенадцать часов ехали без воды, — объяснил Роман Кастрицын. — В итоге, как только въехали в Саратов, нам стало невтерпёж. Нашли ближайший колодец в Заводском районе и напились вдоволь оттуда. И вот через сутки я оказался здесь.

— Так, стоп! — воскликнул я. — Вы постоянно говорите во множественном числе. Сколько ещё человек было в вашей команде? С кем вы ездили на окраину Российской Империи?

— Я не могу назвать их имён! — тут же ответил Кастрицын. — Всё, что касается нашей экспедиции, строго засекречено. Я не имею права называть этих имён.

— Но воду из того колодца они пили вместе с вами? — уточнил я.

— Да, — кивнул Кастрицын.

— Тогда не раскрывайте их имён. Просто отправьте им письмо. Сообщите, что жить им осталось всего несколько дней. Максимум. Если жизнь им дорога — пусть их везут сюда. В эту клинику. Я спасу вашу команду. Хотя высок риск, что они уже лежат в каком-нибудь госпитале и ждут своей смерти.