Царь царей (СИ). Страница 43

Первый взмах крыльями был невероятно тяжел, второй дался легче, третий… После очередного я спросил себя: «Почему никогда раньше я не оборачивался птицей?». Это же так здорово.

Неприятный резкий голос вернул меня с небес на грешную землю. Хорошо, что только в иносказательном смысле. Я по-прежнему парил над домом, с интересом рассматривая, как вся реальность сплющилась в некий блин. А вот кощей внизу негодовал. Более того, матерился. Словно бранными словами можно было чего-то добиться. А потом он резко вспомнил о хисте, который его буквально распирал изнутри.

Толстый, почти осязаемый сполох разорвал ночное небо, заставляя меня проворнее шевелить крыльями. За ним последовал второй, третий, четвертый. Оказалось, что быть птицей хорошо, только если с земли никто не палит в тебя из импровизированных зениток. Не жалея боеприпасов.

Я облетел окрестности, чуть снизившись, чтобы не представлять такую простую мишень. И даже подумал, что самым логичным было бы попросту сбежать. Ну, или как выразился бы Григорий: «отступить с целью перегруппировки». Вот только нельзя же бросить друзей. Ведь понятно же, на кого обрушится гнев кощея. Тогда что делать? Думай, Мотя, думай! Если мироздание в очередной раз дало тебе шанс, значит, и из этой передряги можно как-то выбраться.

Вырвавшийся из руки рубежника разноцветный резак пронесся совсем рядом и скосил ствол дерева. Страшнее, чем просто умереть, было бы погибнуть от лгбт-шной радуги. Я затерялся среди деревьев, делая полукруг, а за мной стонал и разваливался на части пролесок. Надо отвести эту мразоту подальше, в безопасное место. Где он не доберется до нечисти.

Внезапно рядом мелькнула крохотная тень. Такая махонькая, что только теперь я оценил масштабы своего собственного тела. Я был не просто большим вороном, а их негласным королем. Радиоактивным мутантом, выросшим на свалке. А малыш-грифон, который в обычном состоянии доставал мне уже по пояс, предстал каким-то воробышком.

Я улыбнулся, насколько это было вообще возможно. Живой. И летает. Значит, не все так плохо. К тому же, грифон — это не только пару десятков кило диетического мяса, два венца из перьев для вождей индейцев и удобрения за баней. Но еще и веселый напарник с очень полезным хистом.

Мое карканье стало для меня неприятным сюрпризом. Почему-то в голове сидело, что я все еще человек, а вот тело выдавало странные выкрутасы. Однако грифон все понял. Он довольно заклекотал, точно только ради этого момента родился и стал снижаться. А я, в свою очередь, вдруг понял его.

Мы приземлились среди обломков старого дома Васильича. Самое то. За ним уже заканчивались владения СНТ. Да и место было безлюдное. Лихо, бес и черт остались на дороге перед моим домом. Теперь здесь только мы с тверским кощеем. И мой маленький козырь.

Я с некоторой тоской глядел, как мое тело возвращается в прежнее состояние. Раз вкусив свободу, тяжело оставшуюся жизнь быть человеком. Но, видимо, придется.

— Что, налетался, сученыш⁈

Выглядел кощей уже не так помпезно, как раньше. Вспотевший, с красными пятнами на лице, да еще с перекошенной от злобы физиономией. От былой красоты и стати не осталось и следа.

Я вообще давно заметил, что негативные эмоции очень редко красят человека. Вот улыбка, к примеру, способна из всякого угрюмого молчуна, к которому и подойти-то страшно, сделать приятного человека. Но наоборот случается редко. Как раз всякое дерьмо из нас вылезает, когда мы злимся.

— Ты сюда поговорить пришел? Или просто устроил себе пробежку?

Сейчас рубежник напоминал уже кипящий чайник. Даже интересно, откуда у него сейчас пар пойдет? К слову, теперь он уже не был забит изнутри под завязку хистом. Скорее, выглядел как сильный кощей, не более. Возможно даже, в какой-то параллельной вселенной, начни мы биться на равных, у меня был бы шанс. Но лично я решил, что доводить до всяких непонятных вероятностей не стоит. Надо брать и ломать пацана полностью.

Что сейчас грянет что-то мощное — стало ясно сразу. Воздух возле кощея сгустился, превратился в подобие густого киселя. Будто рубежник черпал силы в том числе из окружающей реальности. И такую форму заклинания я не видел никогда. Несмотря на то, что создавал ее мой обидчик невероятно быстро, на сотворение ушло очень много времени.

Я же даже не пытался сопротивляться. Потому что не знал, стоит ли вообще это делать? У меня не было никакого заклинания на защиту, лишь всякие самоделки. Едва ли они могли как-то повлиять на исход поединка. Но чтобы враг не понял, что я задумал что-то коварное, я принялся конструировать небольшую форму. Хотя и не собирался вливать в нее хист.

Самое важное было в определенный момент крикнуть пару фразу. И я успел именно тогда, когда почувствовал движение чужого промысла.

— Куся, давай.

Это напоминало охоту маленькой кошки на птичку. Моя грифониха, которая прежде затерялась в обломках дома Васильича, вдруг резко взмыла в воздух. И зависла между кощеем и мной.

Наверное, неприятель даже что-то понял. По крайней мере, его глаза заметно округлились и рот сам собой открылся. Явно для крика. Вот только как следует заорать он не успел. Множество черных как смоль, изломанных линий прочертили странный рисунок между рубежником и грифонихой. Вот только коснувшись моего питомца, они вернулись обратно.

Последнее из чего-то осмысленного, что я увидел в глазах врага, был ужас. А затем он повалился на землю, корчась, словно порубленный наполовину червь, и жутко хрипя.

Я не сразу понял, что случилось. И, собственно, почему кощей не кричит. И лишь приблизившись, осознал истинную причину произошедшего. Тело рубежника оказалось растерзано самым невероятным образом. Нижняя челюсть, правое предплечье, обе ноги ниже колена, часть грудной клетки, мочки уха, темя слева, глазные яблоки — оказались стесаны. Будто извращенный хирург удалил все это, а тело оставил лежать здесь.

Из моего обидчика не сочилась кровь. Такое ощущение, что ее больше не было в нем. Из ран кощея вытекал чистый хист, чем доставлял умирающему невероятные страдания. Его ломало, как наркомана без дозы. Тело, точнее его остатки, корчились в сильных судорогах. Пустые глазницы вперились в черное ночное небо. Кощей пытался что-то сказать… наверное. Вот только получалось нечленораздельное мычание.

От этой картины у меня по спине пробежали мурашки. Я как-то и забыл о тех мучениях, которые испытывают погибающие рубежники. Смерть должна быть либо быстрой, либо подготовленной. Никакой кандидатуры поблизости на хист, у меня не было. Что до убийства… Несмотря на то, что это точно была бы милость по отношению к умирающему, я не мог даже сдвинуться с места. Так и стоял, глядя на останки корчащегося человека.

Мучился он долго. Несколько минут. Хотя, думаю, в слабом затухающем сознании рубежника эти минуты растянулись в вечность. Но в какой-то момент тело обидчика вдруг перестало шевелиться. В нем больше не было хиста. Той силы, которая давала возможность и желание жить. Сколько ему было? Судя по всему, как минимум пара сотен лет, а то и больше.

Куся уткнулась мне в грудь, а я потрепал ее по голове.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — негромко сказал я ей. — Сегодня ты спасла мне жизнь.

Ответом стал взгляд пары умных глаз. Почему-то сейчас грифониха выглядела невероятно довольной. И точно не от моих слов, тогда от чего? Ладно, разберемся.

Я поднялся на ноги и замешкался. По всем прикидкам — хорошо бы придавить лунным камнем труп. С другой стороны, пусть это лучше сделают ратники воеводы. Что нужно сообщить им о попытке убийства, у меня не имелось ни малейшего сомнения.

Только как? Бежать в Подворье? Что-то неохота. Так, у меня же есть лучшая в мире замиренница. Пусть отрабатывает свой хлеб. Я закрыл глаза, нащупав тонкую линию, и с силой дернул за нее. Инга, где бы она ни была, точно почувствовала.

— Пойдем, Куся, надо поглядеть, как там остальные. И найти беса, пока он не добежал до финской границы.

Глава 18

У нас во дворе был парень, старше нас с Костяном на два года, которого мы звали Витя-Завтра. Не потому, что он являлся каким-то загадочным парнем или давал несбыточные обещания. А по вполне прозаичной причине.