Космонавт (СИ). Страница 49

В груди было словно тесно от предвкушения, ведь сегодня мне предстояло впервые отправиться в полет в этой жизни. Сегодня я снова поднимусь в небо, по которому уже успел соскучиться.

На кухне обнаружился ещё тёплый чайник и несколько бутербродов в тарелке на столе. Видимо, мать перед работой приготовила. Но сейчас в квартире было тихо. Я заглянул в зал — пусто. Ни матери, ни отца. Странно, какие дела могут быть у отца с утра пораньше?

Пожав плечами, я пошёл умываться, а после принялся одеваться в форму: темно-синие брюки с заутюженными стрелками, белую подворотничковую рубашку, сверху — китель из грубой шерсти с нашивками аэроклуба на рукавах. Проверил карманы — билет курсанта, комсомольский билет, три рубля и копейки на обед. В коридоре задержался у зеркала — поправил пилотку, смахнул невидимую пылинку с воротника.

Во дворе ребятишки играли в «космонавтов». Увидев меня, они замерли и зашептались. Я улыбнулся и махнул им рукой. В ответ послышался заливистый смех, а после детишки приветственно замахали руками.

Трамвай подошел переполненный — еле втиснулся. Полез в карман за деньгами, но кондукторша в синем форменном платье с жестяным жетоном улыбнулась мне и проговорила:

— Курсантам — бесплатно, проходи.

Благодарно кивнув, я протиснулся вперёд и стал мысленно воспроизводить внутреннее строение кабины Як-18, пока трамвай вёз меня в направлении Тушино.

В аэроклубе, как обычно, уже кипела жизнь. На плацу шла утренняя поверка, слышались резкие команды дежурного. Я встал в строй своей группы, ловя любопытные взгляды товарищей. По всей видимости, новость о моей досрочной сдаче экзаменов уже разлетелась среди наших.

После лекции по навигации ко мне подошел курсант из старшей группы и сообщил, что меня вызывает к себе Смирнов. Кивнув, я направился к кабинету инструктора.

Анатолий Геннадьевич сидел за столом, заваленным картами полетов. Его стеклянный глаз холодно поблескивал, здоровый — пристально изучал меня.

— Ну что, орёл, — он постучал карандашом по жестяной коробке с «Беломором», — лететь собрался, а в самолете хоть раз сидел?

— В ангаре забирался в кабину, товарищ майор. Изучал приборы.

— Ага, — он хмыкнул, доставая из стола схему Як-18. — Покажи мне, где руль высоты, а где — элероны. И объясни, как работает триммер при развороте.

А что, правильно он решил, пусть проверяет. Я без запинки ответил, показывая всё на схеме. Смирнов кивнул, но хвалить не стал:

— Теорию зубришь хорошо. Только небо — не учебник. В четырнадцать ноль-ноль на аэродроме. Сделаем сначала контрольный вылет — простой прямоугольный маршрут. Набор высоты триста метров, три разворота, посадка. Затем выполним несколько упражнений повышенной сложности. Я буду в задней кабине, но управлять будешь ты. Отрубишь — возьму на себя. Понял?

— Так точно, товарищ майор!

Я вышел, чувствуя, как сердце бьется чаще. До полета оставалось три часа.

До следующей лекции время ещё было, поэтому я направился в столовую, где стоял вечный гул голосов и звон посуды. Взял порцию гречки с котлетой и компот, даже лишнего хлеба брать не стал. Перед полетом нужно было подкрепиться, но не переедать.

Я сел за стол и принялся за еду, попутно вслушиваясь в разговоры. За соседним столом группа механиков оживленно обсуждала предстоящую олимпиаду.

Почесав переносицу, я воскресил в памяти исторические справки из будущего. Олимпиада… Точно! Летние Олимпийские игры в Токио 1964 года, которые должны со дня на день начаться. Десятого октября, если память меня не подводит. Нужно будет посмотреть. За Олимпийскими играми я и в прошлой жизни следил.

Оставшиеся часы перед полётом прошли незаметно, и ровно в 13:30 я уже стоял на летном поле. Мой Як-18 с бортовым номером «14» уже выкатили на стартовую позицию. Механик Петрович, хромой ветеран с медалью «За боевые заслуги», протирал фонарь кабины тряпкой.

— Ну что, сынок, — хрипло сказал он, — машина готова. Принимай. Масло проверил, бензин — по верхнюю риску, шасси смазал. Лети с Богом.

Он этой фразы не боялся, да и сказал её только как фразу — крестить меня перед вылетом не собирался. Я обошел самолет, привычно осматривая его: проверил щупом уровень масла, состояние тросов управления, люфт элеронов. Всё было в идеальном порядке.

В 13:55 появился Смирнов в потертом летном комбинезоне и шлеме. Он молча осмотрел меня, потом кивнул:

— Пора.

В отдалении я заметил Крутова и прочих инструкторов.

Кивнув Смирнову, я забрался в переднюю кабину. Кожаное сиденье похрустывало подо мной, пока я устраивался поудобнее. Передо мной была ручка управления — не руль, как в автомобиле, а настоящая авиационная ручка, соединённая жёсткими тягами из дюралюминиевых труб с рулевыми поверхностями. Чувствовался каждый люфт в соединениях — буквально пальцами. Слева — рычаг управления двигателем, справа — триммеры.

— Запускай, — раздался в шлемофоне голос Смирнова.

Я глубоко вдохнул, проверил нейтраль руля, потом потянул ручку стартера. Двигатель ожил с оглушительным ревом, весь самолет затрясся. Стрелка тахометра поползла вверх.

— Взлетный режим. Поставь триммер руля высоты на два зуба вниз. Проверь рули.

Я выполнил команды, чувствуя, как сердце бьется в такт вибрациям мотора. Хотелось закрыть глаза и вобрать в себя всё это, но сейчас не до того — мой инструктор может принять это за страх. Но как же я скучал по этому ощущению!

Смирнов хрипло рассмеялся в шлемофон:

— Ну что, курсант, покажешь, на что способен? Пора в небо.

Я усмехнулся и плавно добавил газ, чувствуя, как самолет начинает разбег. Левой рукой обхватил ручку управления, чувствуя её упругое сопротивление, проверил положение РУДа — рычаг стоял на взлётном упоре, фиксирующая скоба защёлкнута.

«Рулим прямо, держим направление по оси ВПП», — пронеслось у меня в голове.

Мотор ревел совсем не так, как привычные турбины из моего прошлого. Этот звонкий, почти «живой» звук звездообразного М-11ФР — совсем иной. Никакой плавности реактивной тяги — только грубая механическая мощь, передающаяся через весь фюзеляж. И эта вибрация… Как будто держишь в руках не машину, а дикого зверя, который вот-вот сорвется с цепи.

Перед глазами мелькнули воспоминания из прошлой жизни — сотни таких взлетов, но здесь и сейчас все было по-новому. Да и техника сильно отличалась.

Скорость нарастала. Стрелка спидометра дрожала, приближаясь к отметке 120 км/ч — скорости отрыва для Як-18.

— Подъем хвоста, — раздался в шлемофоне голос Смирнова.

Я плавно потянул ручку управления на себя. Нос самолета приподнялся, взгляд теперь фиксировал дальний конец полосы.

— Отрыв!

Легкий толчок — и мы в воздухе. Земля ушла из-под колес. В ушах заложило от резкого изменения давления.

«Высота 50 метров — убираем шасси», — мысленно напомнил я себе, переводя взгляд на приборную панель.Я схватил рукоятку гидронасоса и начал энергично качать, считая вслух: «Раз, два, три…» На восьмом качке раздался глухой удар — шасси зафиксировались в убранном положении.

— Набор высоты 300 метров, курс 270, — скомандовал Смирнов. — Держи 1650 оборотов по тахометру.

Я выполнил команду, чувствуя, как самолет послушно реагирует на малейшие движения ручкой управления. Ветер слегка потряхивал машину, но это была привычная болтанка.

Набрав заданную высоту, я перевел самолет в горизонтальный полет и невольно улыбнулся, глядя на примитивные, но такие надежные приборы. Никаких цифровых дисплеев, только стрелки, дрожащие в такт работе двигателя. Зато как точно они отражали состояние машины! В этом была какая-то особая красота — летчики будущего никогда не поймут этого чувства, когда ты буквально кожей ощущаешь каждый вздох своего самолета.

Но Смирнов не собирался давать мне отдыхать.

— Первое упражнение — «змейка», — раздалась команда инструктора. — Три разворота с креном 30 градусов.

Я плавно ввел машину в первый вираж, контролируя крен по авиагоризонту.