Ты знаешь мой секрет? (СИ). Страница 23
— Ясно, — кивает мужчина, принимая мою точку зрения, а затем уточняет. — Ты сказала, что была солидарна. В прошедшем времени. Теперь твое мнение изменилось?
— Да.
— Я погашу долг, не волнуйся. Больше тебя не побеспокоят.
— Спасибо. Как только продам ту квартиру, верну тебе деньги, — тут же заверяю, что не жду подарков.
— Прекрати, Соня. Ничего возвращать не нужно, — Алекс не предлагает, а утверждает.
Четко и однозначно.
— Но… — стараюсь придумать другой вариант.
— Уверен, что племянница, когда вырастет, сама решит, как лучше распорядиться собственным наследством.
Ответ, как ведро ледяной воды, опрокинутое на голову, обескураивает.
— Ты знаешь?
Спазм перехватывает горло.
Я все это время ждала самого главного вопроса и крутила в голове сотни вариантов ответа, но никак не предвидела прямого утверждения того факта, что у нас есть общая племянница.
— Откуда?
— Помнишь, я уже обещал, что буду знать о тебе всё? И привык отвечать за свои слова. Почему ты удивляешься?
— Но отчет, — веду рукой, указывая в сторону комнаты, где в первое наше совместное утро я нашла на столике досье на себя.
— Там было только самое обобщенное. Без подробностей.
— То есть, ты знал изначально уже тогда? — прищуриваюсь, проводя логическую цепочку. — И молчал?
— Ты мне не доверяла, я не хотел давить.
— А сейчас?
Качаю головой, пытаясь разложить новые вводные по полочкам, но складывается ощущение, что я вновь что-то упускаю.
— Что изменилось сейчас?
Задаю вопрос и, выдохнув, замираю.
— Всё.
Э-э-э…
И что значит этот ответ?
Мозг лихорадочно проматывает весь разговор с начала и до конца, но не улавливает зацепок для понимания.
Алекс встает с дивана, не сводя с меня взгляда, который с каждым шагом в мою сторону становится все более темным и жарким.
— Вспомни, милая, сегодняшнюю ночь, — мужчина подходит вплотную, нависает надо мной, стоящей у окна, и упирается руками в подоконник, заключая в своеобразные объятия. — А еще вспомни свой ответ на мой вопрос.
Судорожно перебираю недавние события, но память-зараза делает упор не на детали разговора, а на ощущения, эмоции, чувства.
Краснею. Дыхание сбивается и становится поверхностным. Черная смородина и бергамот кружат голову.
Приоткрываю губы, облизывая их, потому что во рту пересыхает.
— Но… — в голове ярко всплывает предупреждение мужчины, — я не думала, что…
— Вот и зря, Соня, — Алекс приподнимает руку и костяшками легонько оглаживает скулу. — Очень зря…
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что и говорил до этого: я тебя не отпущу.
— Но разве…
— Ты, милая, согласилась, сказав «да».
— К чему ты ведешь? — дышу все чаще, тону в карих омутах, потому что мужчина склоняется к самым губам.
Он гипнотизирует, порабощает, а я позволяю. И сама тянусь навстречу. Потребность ощутить его властный рот, что остановился в нескольких сантиметрах от моего, разрывает на части и сводит с ума.
— К нашему браку.
Произносит чуть слышно, вызывая дрожь своим бархатистым голосом.
И прежде чем фраза откладывается в мозгу и начинает мною осознаваться, жадные губы, изголодавшиеся и очень настойчивые, атакуют. Действуют уверенно и настойчиво. Они терзают, они ласкают, они искушают, они заставляют отвечать.
Мистика какая-то.
Меня отпускают, только когда я начинаю задыхаться от недостатка кислорода. И вот тогда настигает осознание и отрезвление.
— Что? — распахиваю глаза шире и качаю головой, слегка улыбаясь. — Какой брак, Алекс? Зачем?
Утверждение мужчины кажется нелепой шуткой. Несмешным розыгрышем.
Правда, Гроссо — не тот, кто будет говорить глупости, не подумав. И это подтверждают его следующие слова. Сказанные серьезно и тяжеловесно.
— Обыкновенный. Ты же не хочешь потерять племянницу?
— Потерять? — повторяю попугаем.
В душе зарождаются первые ростки паники.
— Я не оставлю ее тут, Соня. Даже не думай. Она такая же родная мне, как и тебе. И, к сведению, у малышки есть еще бабушка и куча других родственников. Или ты хотела лишить ее родных и быть единственным центром мира?
Жестокие слова бьют, как пощечины, заставляя щеки полыхать. Да, сейчас ситуация выглядит именно так, как ее описывает мужчина.
Но отступать все равно не собираюсь.
— Ты не заберешь у меня девочку, — мотаю головой.
Моргаю, чтобы сдержать слезы. Но они, гадство, все равно появляются и повисают на ресницах. Опускаю глаза, чтобы не показывать слабость.
— Она — моя, — шепчу, как заклинание.
Это вообще дар богов, что малышка родилась, хотя срок у Лизы был чуть больше шести месяцев. И она практически сразу впала в кому.
— Перестань делать из меня монстра. Я сразу сказал, как мы поступим, — звучит уверенно и бескомпромиссно.
Привыкший командовать Гроссо все уже решил за нас всех.
Сжимаюсь под тяжестью очередных проблем, что вновь грозят обрушиться на мои слабые плечи. С таким, как ОН, я вряд ли справлюсь.
Но вместо того, чтобы отойти, заняв, так сказать, свою линию обороны, Алекс прижимает меня сильнее к себе и приподнимает лицо за подбородок.
— Не плачь, пожалуйста. Я — не враг. Тебе стоит только немного подумать, и ты поймешь, что мое решение — единственно верное.
Глава 14
— Ты понимаешь, как бредово это звучит?
Выдаю спустя время и упираюсь взглядом в совершенно расслабленно сидящего напротив меня Алекса.
Я в который раз не могу предугадать его поведение. Когда предполагаю шутку, он серьезен, когда жду нападения, он протягивает руку, когда я ощущаю, что он меня толкает в пропасть, Гроссо, наоборот, прижимает теснее, обещая поддержку.
Каждый раз этот мужчина открывается передо мной с новой стороны, как многогранник. Очень сложный, всегда новый, но вместе с тем неимоверно притягательный.
— Пей чай, он вкусный, с лимоном и медом, — игнорирует вопрос и пододвигает ближе ко мне чашку с собственноручно заваренным напитком, — согреешься, расслабишься, нервы успокоишь.
— Я не…
Хочу опротестовать каждый пункт: что не замерзла, но ледяные пальцы доказывают его правоту; что не напряжена, но боль в шее подсказывает, что еще чуть-чуть, и мышцы сведет судорогой, потому что сижу, словно вытянутая струна; что мои нервы толще канатов, и покой им не нужен, но… ох, Соня, да тебе до истерики осталось полшажочка.
— Алекс, брак — это серьезный поступок…
— Я понимаю, — кивает, словно с душевнобольной разговаривает и боится, что та сорвется в любой момент. — Наша племянница — живой человек, поэтому, поверь, я осознаю всю ответственность, делая тебе предложение.
— Но ведь можно как-то договориться и не прибегать к таким радикальным мерам, — под прожигающим взглядом приподнимаю чашку и делаю маленький глоток.
Вкусно.
— Ты о чем?
Мужчина проявляет интерес, и я пользуюсь возможностью предложить свой выход.
— Я стану воспитывать малышку, — говорю быстро и уверенно, стараясь убедить, — а ты, твоя мама или другие родственники сможете в любой момент приезжать и навещать нас. Я не буду чинить препятствий.
— Нет.
Ровно, спокойно и железобетонно.
— Но почему?
— Соня, давай твое предложение переиначим: я заберу девочку к себе, а ты, когда пожелаешь, сможешь ее навещать. Ну и? — приподнимает бровь, а на губах не скрывает жесткую улыбку, недовольную. — Готова находиться от нее в стороне? Бывать набегами? Не участвовать в воспитании и верить в то, что она тебя не забудет?
— Я… нет…
Верчу отчаянно головой.
Даже представлять такое боюсь, потому что это слишком напоминает кошмары, которые иногда меня посещают.
— Почему тогда ты так легко отшвыриваешь меня и родную бабушку в сторону? Считаешь нас бессердечными?
— Я такого не говорила.
— Спасибо и на этом.