Телохранитель Генсека. Том 1 (СИ). Страница 27

Валентина Ивановна отправилась на кухню, а мы с девочками прошли в детскую комнату. Комната небольшая, квадратная. Возле двери большой комод. Над ним зеркало. У окна большой письменный стол — без проблем можно вдвоем разместиться. Вдоль стен две узкие кровати, над ними — коврики с медвежатами. Одна кровать аккуратно заправлена — это Танина. А вот Леночка на своей уже, похоже, успела попрыгать, вернувшись с прогулки.

Молча указал шалунье на смятые покрывала. Дочка все поняла без слов — кивнула, ловко заправила кровать, усадила рядком кукол.

Потом помог дочкам сделать уроки. Вернее, не столько помог, сколько проверил, чтоб все было в порядке. Леночка, высунув от усердия язык, выводила палочки и крючочки в прописях. Танечка быстро решила задачку, сделали с ней два столбика примеров. И вместе выучили стишок.

Я с удовольствием повторял вместе с ней: «Уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало, короче становился день»… Сколько лет уже не прикасался к классикам?

Нет, я, конечно, покупал книги в Москве двадцать пятого года, и довольно часто. Но в основном брал легкое чтиво, чтоб разгружать мозг — всякую фантастику и фэнтези, попаданцев… В том числе и попаданцев жанра «Назад в СССР», кстати. Я завидовал героям этих книг. И согласился бы отправиться в любую жопу самого нереального мира, только бы сбежать от серой обыденности! Мечтал оказаться где угодно, но подальше от шумной Москвы, дымящей автомобильными выхлопами. Но выехать за город — это одно. А от себя все равно не сбежишь.

Хотя, как показал мой случай, если сильно мечтать, то чудо может и в самом деле случиться!

Теща позвала за стол. На ужин была гречневая каша, вареные яйца и хлеб с маслом. Я хитро посмотрел на девочек:

— А не попить ли нам чаю с конфетами?

— Володя, на ночь конфеты? Это же вредно! — возмутилась Валентина Ивановна.

— Напротив, очень полезно. После конфет ночью снятся хорошие сны, — возразил я ей со смехом.

Таня и Леночка меня поддержали хихиканьем и даже аплодисментами.

Поужинав, девочки помогали бабушке убирать со стола, а я прошёл в зал. Нажал красную кнопку на серебристом боку телевизора «Чайка». По первой программе шла передача «Наши соседи. За гарнитурной стеной». Ничего интересного: разоблачали мещанство, потребительство. Знали бы они, во что выльется потребительство в будущем — потреблядство, по другому не скажешь.

Переключил на вторую программу. На экране возник сельский пейзаж, у горизонта по золотому полю плыл комбайн. На фоне всей этой красоты холеная физиономия Юрия Черниченко — будущего главы Крестьянской партии России — смотрелась уродливо.

— Передо нами уборочная в колхозе «Заветы Октября» Нарофоминского района Московской области. Как видите, механизаторы снизили темп уборочных работ. А все почему? Потому что не хватает запчастей, перебои с поставками горючего. А это, прежде всего, неразворотливость наших партийных хозяйственных руководителей…

Он еще что-то бормотал, но я не слушал. Глаза слипались, сказывалась бессонная ночь на смене и долгий день. Заснул я прямо у телевизора, на диване. Теща разбудила меня через полчаса, перебрался в спальню. Разделся и уснул крепким, здоровым сном молодого человека в расцвете сил.

Утром встал рано, с первыми звуками государственного гимна по радио в 6.00.

После окончания торжественной музыки, диктор торжественно объявил: «Московское время шесть часов пять минут. Последние известия».

Я не стал слушать, соскочил с кровати. Размялся, сделав полсотни приседаний и столько же раз отжавшись от пола. В ванной быстро умылся. Медведев пользовался электрической бритвой «Харьков» — хоть она и не была идеальной, но в принципе мне тоже нравилась. Побрился тщательно. Щетина у Медведева была жесткой, такую запускать нельзя ни в коем случае. Прикрепленный к Генсеку в любое время должен выглядеть подобающе — быть свежим, чистым и гладко выбритым.

Сегодня воскресенье. Девочкам не надо в школу, потому еще дрыхнут. Валентина Ивановна тоже — из ее комнаты доносился раскатистый храп. И говорить ей, что храпит во время сна, бесполезно. Не верит, говорит, что выдумываю. У нее железный аргумент: «Женщины не храпят!». Ну-ну! Я усмехнулся. Хотя, если разобраться, мне досталась не самая вредная теща. Бывают и похуже.

Прошел в прихожую. Сунул в карман куртки проявленную вчера пленку. Осторожно, стараясь не шуметь, обулся и выскользнул за дверь.

Быстро спустился вниз, распахнул подъездные двери.

Сентябрь радовал теплом. Светало. Часы еще не переводят, хотя уже разговоры об этом идут.

Моя копейка стояла у подъезда. Никому в голову не пришло снять колеса или дворники. Всё-таки, люди пока более порядочные.

С Кретово направился сразу в Заречье. Не доезжая до дачи Генсека примерно с километр, свернул в знакомый лесок. Солнце уже поднялось, можно начинать поиски.

Я обшаривал поляну целый час. Но амулета нигде не было. Ни на месте памятной «любви», ни в орешнике, где застукал вчера утром Джона Мастерса. Жаль, очень жаль… Мысленно уже простился с вещицей, ставшей не только привычной, но и почти родной.

Насобирал хворосту и бросил на старое кострище. Костерок разгорелся с одной спички. Я достал из кармана фотопленку, бросил ее в пламя и смотрел, как она горит. Корчится, словно ядовитая гадюка. Мир никогда не увидит знаменитую фотографию Галины Брежневой, танцующей на столе. Еще один маленький эпизод истории я нагло скорректировал. А как же «Эффект бабочки», спросят некоторые? Что я могу им ответить… Если последствия моих действий изменят историю настолько, что СССР не развалится, а будет процветать в двадцать первом веке, то я не против подобных «эффектов бабочки».

Сначала, когда я попал в тысяча девятьсот семьдесят шестой год, мне просто хотелось снова пожить — молодым, здоровым, сильным. Казалось бы, живи и радуйся, но постоянно мучила мысль, что через десять-пятнадцать лет все это закончится.

В книгах про попаданцев события предельно просты: попал куда-то и тут же начал геройствовать, менять историю под себя, любимого. При этом думая, что делаешь добро для всех. Похвально, конечно, но в жизни все обычно оказывается гораздо сложнее.

Я хочу сохранить эту страну. А для этого важно не допустить ряда стратегических ошибок, которые произошли в моей реальности. Не так много времени остается, чтобы подготовиться и предупредить Афганскую войну. Будут и другие проблемы. Чего стоит хотя бы Чернобыльская катастрофа… Но до неё у меня еще много времени. Пока нужно как-то стимулировать мягкие экономические реформы, а также развитие цифровых технологий. И постараться не допустить к власти Горбачева, конечно же…

Это большая политика. А к большой политике прилагаются большие интриги. И тут надо быть предельно осторожным, реагировать мгновенно и действовать молниеносно. Но и уметь отступать, когда это требуется.

У Медведева и до меня были враги. Ведь именно из-за них он и погиб, попав в аварию. А я каким-то невероятным образом занял его место. И завел новых врагов вдобавок к прежним.

Если с Коровяковой разобрался, то с Гвишиани еще предстоит побороться. За что этот импозантный грузин, зять Косыгина, на меня зол, я знаю. Совещание, на котором Брежнев серьезно отнесся к моим словам о том, что Союз развалится и страна будет порабощена Западом, я слишком хорошо помню. Уже сказались последствия.

Гвишиани не удалось продвинуть собственную программу реформ. Ее «отложили». На бюрократическом языке это означает, что будут долго согласовывать, после чего примут либо программу конкурентов, либо придут к компромиссному варианту.

Его недавно организованный Институт системного анализа уже стал гнездом реформаторов и могильщиков СССР. Именно Джермен Гвишиани даст дорогу Чубайсу, Березовскому, Гайдару, Дубову — да не перечислить всех стервятников, вылетевших из-под крыла этого грузинского орла! Его надо остановить. А вот как это сделать, придется крепко подумать.

Боковым зрением я вдруг заметил блеск в ветвях дерева. Повернул голову, поднял взгляд — на ветке висел мой талисман. Птичьи перья трепетали под легким ветерком, серебряная фигурка филина блестела на солнце.