Телохранитель Генсека. Том 1 (СИ). Страница 18

— Ты её недооцениваешь, — Рябенко усмехнулся. — Она женщина умная, образованная в определенном смысле. И с интеллектом у неё всё в порядке. А уволить её не разрешает сам Леонид Ильич. Такую над ним власть взяла, просто удивляюсь.

— Значит, надо сделать так, чтобы она сама уволилась. Причём, стоит воспользоваться её же методами, — я вспомнил, как она шантажом держала бедную Алевтину.

К нам снова вернулся Косарев.

— Я сделал все, что мог, пусть другие сделают лучше, — пробормотал он, недовольно качая головой.

— Не до шуток сейчас, — поморщился Рябенко, — и не до цитат сомнительного происхождения. Он в состоянии выехать?

— Да, сейчас придёт в себя. Но не забывайте, что это не надолго.

— Ясно, — Рябенко повернулся ко мне. — Проинструктируй охрану, чтобы близко не подпускали журналистов.

Я собрал сотрудников. Приказал поставить для работы в толпе усиленный наряд.

Леонида Ильича пришлось поддерживать под руки. Рябенко усадил Генсека рядом с водителем. И Брежнев сразу пришёл в себя.

— Так, куда едем? — спросил он.

Помощник Леонида Ильича, Цуканов, бодро доложил с заднего сиденья:

— Леонид Ильич, у нас встреча с рабочими ЗИЛа. Речь я подготовил, но лучше не выступать. Скажите пару приветственных слов и пройдём по цехам. Александров-Агентов уже на заводе, всё подготовил.

До завода доехали без задержек. ГАИ позаботилось, перекрыв движение на нашем пути. С объездной свернули на Рязанский проспект и через пятнадцать минут кортеж подъехал к проходной завода имени Лихачева.

Там уже собрался народ. Люди встречали Леонида Ильича восторженными криками, махали флажками. Многие держали в руках нарядные букеты.

— Вот… народ собрался… — пробормотал Брежнев. — Надо ответить. Ну… что? Открывайте, выходим?

Мы с Рябенко переглянулись.

— Достаточно будет просто поприветствовать людей из окна, — мягко предложил Рябенко Брежневу. — Нас ведь уже ждут в сборочном цехе.

Рябенко нажал кнопку, опуская окно на дверце Леонида Ильича.

Брежнев поднял руку, помахал встречающим. Те взорвались в ответ бурей радостных оваций.

Александров-Агентов выскочил из машины и быстро прошел к директору завода, Бородину. Быстро переговорил с ним и вернулся.

— Предупредил, чтоб ехал перед нами, показывал дорогу по заводу. Так же сказал, что будут изменения, обойдемся без митинга и речей.

Волга Бородина первой проехала в открывшиеся ворота, наш кортеж двинулся следом.

Сначала всё шло нормально. Леонид Ильич бодро вышел из машины, пожал руки директору ЗИЛа, секретарю парткома, рабочим. Я подумал, что всё обойдется. Но когда Генсек заплетающимся языком произнёс:

— Ну что, товарищи, куда мы сейчас двинемся? — я понял, что действие препаратов, которые ввёл Косарев, заканчивается.

Пришлось проявлять особую осторожность. Мы с Рябенко находились как можно ближе, чтобы в случае чего поддержать Леонида Ильича. От произнесения речей Генсек, к счастью, отказался. Вроде всё шло более-менее нормально. Мероприятие близилось к завершению. Я уже думал, что обошлось, но тут из густой толпы вынырнул благообразный человек в фирменной одежде. Черт! Тот самый Джон Мастерс?

Я кивком подал сигнал сопровождающим — и четверо мужчин в штатском, работавшие в толпе, переместились к американцу. Журналист вытянул вперёд микрофон на стойке и закричал:

— Мистер Брежнев, мистер Брежнев! Я есть корреспондент «Нью Йорк Таймс». Скажите два слова о разрядке международной напряжённости? О тех сложностях, с которыми столкнулся этот процесс. Вы согласны, что этому процессу нанесен большой ущерб? Мистер Брежнев… Мистер Брежнев…

Брежнев начал медленно разворачиваться в сторону корреспондента, но наши сотрудники были быстрее. Американца мягко взяли по локотки, и оттеснили вглубь толпы.

— И вам спасибо за вопрос, — сонно пробормотал Брежнев. К микрофону подскочил Александров-Агентов и добавил:

— Соответствующие разъяснения будут даны Леонидом Ильичом на официальной пресс конференции.

Когда визит на ЗИЛ закончился, мы все чувствовали себя выжатыми как лимоны.

«Когда я сопровождал Брежнева на встречу с Никсоном, и то так не устал», — подумал я и похолодел. Воспоминания Медведева стали моими? Насколько это опасно? Может ли его личность со временем подавить мою?

Мне остро захотелось ощутить что-то своё, личное. Но моим в этом мире был только загадочный амулет, который я своими руками в очередной раз выбросил. Сунул руку в карман и обрадовался, когда нащупал пальцами птичьи перья, прикрепленные к металлической фигурке птицы. Достал из кармана и пристально посмотрел на амулет. «Вернулся, значит. Ну что ж, больше в мусорку не попадешь. Заслужил оставаться всегда со мной, доказал верность», — подумал я не то в шутку, не то всерьез. Хотелось верить, что амулет — это и есть тот самый стержень, который связывает меня с 21 веком. Он будет охранять мою личность и не позволит памяти Медведева взять верх.

Вечер прошёл, как обычно. Брежнев поужинал и отправился отдыхать.

Я только собрался идти в домик охраны, как услышал тихую мелодию.

Прошёл на звук дальше по коридору.

Пост медсестры оказался пуст. Нарушение, причем, серьезное. Я направился в комнату отдыха. Музыка доносилась оттуда. Подошёл к приоткрытой двери, заглянул.

Тихо играл магнитофон. В окно светила полная луна. Небольшая лампа под зеленым абажуром теплела в углу на столе. Мягкий свет делал атмосферу в комнате романтичной.

— Вы разрешите с вами познакомиться, — пел сочным баритоном Вадим Мулерман.

Коровякова сидела в кресле, закрыв глаза. На ее лице бродила мечтательная улыбка. Она покачивалась в такт музыке. Я легко прочел её мысли. Медсестра была лично знакома с певцом. И сейчас в голове Нины Александровны роились такие картины, что я невольно поморщился. Как будто ненароком заглянул в замочную скважину и увидел там столько пошлости… Стало мерзко. Но про Мулермана и его интрижку с Коровяковой сделал в уме пометку.

Утром, как только сдал смену, немедленно направился к Рябенко. Отчитался о прошедшей ночи и сообщил главное — о связи Коровяковой с певцом.

— Так за чем дело встало? — генерал даже обрадовался. — Я этого не знал. Мулерман сейчас в опале. Я ещё удивлялся, с чего вдруг Леонид Ильич его так невзлюбил. Ну да, евреев действительно подвинули со сцены и с телевидения. Аиду Ведищеву, Нину Бродскую, Валерия Ободзинского. Но на счёт Вадима Мулермана Леонид Ильич лично распорядился. Мулерман сейчас числится не то в Тамбовской, не то в Пензенской филармонии. Дает концерты на трассе БАМа и на новых комсомольских стройках. Это, пожалуй, и всё. Его не пускают даже в областные центры с концертами. Надо будет устроить ему поездку в Москву и встречу с Коровяковой. Я подумаю, как это сделать, негласно. Даже Андропов не должен знать.

— Может, Филиппа Бобкова подключить? — я, не думая, назвал фамилию начальника пятого управления, легко достав её из памяти Медведева.

— С языка снял. Филипп Денисович организует наружку так, что никто и знать не будет. Медведев, ты молодец! Как я сам не догадался, что у Коровяковой рыльце в пушку!

Сдав смену, я отправился в Кремлёвскую больницу. Светлану по решению консилиума перевели в онкологический центр. Вчера её оперировал Михаил Давыдов, молодой, но очень талантливый хирург. Я несколько раз звонил, узнавал.

— Операция прошла нормально, — отвечали мне раз за разом.

Большего по телефону не удалось добиться. В конце концов медсестра рассердилась:

— Ну сколько можно звонить? Спит Медведева. От наркоза отошла, состояние удовлетворительное. Прогноз оптимистичный. Что вы так переживаете? Сам Давыдов оперировал. У него золотые руки. И перестаньте меня отвлекать. У меня больные.

Я знал, что в палату к жене сегодня не пустят. Она в реанимации. Но поговорить с врачом я просто обязан. Не находил себе места от беспокойства.

Уже на подходе к онкологическому центру, я остановился на переходе, ожидая зеленого сигнала светофора. Машинально выудил из кармана пачку сигарет «Опал». Достал одну и, размяв ее, прикурил. И тут на меня налетел мужичок, едва достающий макушкой мне до плеча. Размахнувшись, он протянул ладонь для рукопожатия.