Про людей и ямадутов (СИ). Страница 31

Было очевидно, что ничего про старика патрулю неизвестно. Значит либо он классный диверсант и проник на территорию части незаметным, либо…Обучение патрулей и контроль их работы Колун проводил сам, видел, что ребята толковые. Бестолковые в его части не задерживались ни на каких должностях.

— Свободен, лейтенант!

Следующие пару часов он слушал рассказы отца Евгения. Переспрашивал на автомате, пытаясь поймать на лжи, настолько странным было то, что тот говорил. Вернее, не столько странным, сколько пугающим. Пугало то, что масштаб и причина происходящей в мире смуты стали проявляться. Но были они настолько необычными, что проще было объявить себе, что старик врёт, либо сошёл в ума. Но монах был совершенно адекватен, незаметно для себя самого проходил все скрытые тесты полковника и не путался в своих показаниях даже в мелочах.

Информация, или как говорил дядя Женя, откровения, приходили к нему как во время сна, так и в периоды бодрствования. И еще во время молитвы. Иногда он как бы присутствовал при чьем-то разговоре, иногда становился свидетелем какой-то сцены, а случалось слышал голос обращённый к нему. Отдельные фрагменты общей картины становились ясными сразу, некоторые повторялись неоднократно, но оставались непонятыми. В какой то момент монаху стало понятно всё, он знал куда ему отправляться и что делать.

«Из темноты пространства, окружающего землю, явился могущественный демон. Своей силой он пытается как туча накрыть и земную твердь, и бурные воды земного океана. И хочет в темноте, окутавшей мир создать себе армию потворников, которые преумножат его мощь.»

— Демон, это не обязательно черт с рогами и копытами. Это сущность любая, даже человек, но который Бога отрицает, — пояснял дядя Женя растерянному Колуну, — а тьма, как видишь, это тоже, не когда лампочка в комнате перегорела или звёзд из-за туч не видать. Это когда беззаконие на земле творится начинает и люди гибнут без вины и покаяния. Тьма в сердце опаснее любой другой, и ты меня сейчас слушаешь, потому что тоже эту тьму стал видеть в людях часто. И поэтому веришь, что всё, что я говорю, не бредни старого дурня из леса, а правда.

— Я слушаю тебя, отец, потому что ты имя назвал, которое знать не должен. И пытаюсь понять, что тебе от меня действительно нужно. А твои истории про демонов для меня — дичь, которой ты что-то прикрываешь. Разобраться бы что.

— Я, мил человек, родился в миру. Жил среди людей долго. Повоевал и поработал, кстати. Прежде чем сан духовный принять, пообтерся то с народом. И кое-что о природе людской мне известно. И вижу я, что ты мне веришь. Вижу, что Бог мне ровно столько открыл, что бы ты меня не прогнал при встрече. Да, непривычно тебе о таком размышлять, тяжело принимать. Но видать жизнь заставила. И слова мои в тебе отзываются это ж ясно, вон!

Отец Евгений указал на лицо полковника, словно оно, не считаясь с волей хозяина, открыто свидетельствовало монаху о том, что творится у того внутри.

— Думаю, слова мои отвечают на вопросы, которые давно в тебе сидят, как занозы. Задолго до моего прихода появились.

Потом дядя Женя нарисовал примитивную картинку, и полковник разглядел в ней схему укреплённого объекта из своих снов.

— Про тебя я больше ничего не знаю. Сказано было, как тебя найти и что тебе открыть. Остальное тебе только на веру принять придется и мне доверится.

— Ну предположим, — тяжело вздохнул Колун, — предположим, принял и доверился. Что делать то со всем этим мракобесием? Я ж по волшебным делам не специалист. С нечистью бороться не обучен. Ни посоха, ни палочки волшебной не имею.

— А ты не ëрничай особо, а послушай дальше. Делать нужно будет то, что умеешь. Сила демона в потворниках, которых он сейчас разметал по свету, как щука икру по заводям. И сейчас из этих икринок в мутной воде растут чудовища. Когда они станут большими, тогда их сила сложится и станет немереной силой его, демона.

— И?

— Чего «И»? Не знаю, чего «И»! Не знаю, что будет! Но явно не Масленица! Поэтому вырасти им позволить нельзя. И вот мне дали знать, где один из таких потворников. Он наша цель. Место это, где он засел, называется Кедровый. И раз я здесь, раз Бог меня привёл, и ты меня слушаешь, значит всё так и есть. Значит ты и твой Башкир должны этим заняться.

Несколько дней после этой встречи Колун наводил справки про монаха и выяснял, кто может быть воплощением видений отца Евгения в неприметном поселке Кедровый, в далеком Красноярском крае. Эти дни подозрительный монах жил в одном из домиков поселка расположения части, находясь под постоянным контролем расторопного сержанта, которому было велено в беседы со стариком не вступать и все его перемещения сопровождать. Некоторые из офицеров оставили часть, решив, что пришло время спасать семью, а не выполнять приказы командования. Монах просил поселить его с бойцами, но Колун не позволил. Ни диверсия, ни проповедь в рядах личного состава ему была не нужна.

Раздираемый сомнениями и надеждой полковник работал над безумной информаций. Чем дальше он закапывался в нее и прояснял детали, тем менее безумной она становилась. Сопоставив «нарытые» данные, Колун пришёл к выводу что укреплённый район, это резиденция мятежного губернатора Красноярского края. У полковника не было дел в том регионе, и он плохо ориентировался в расстановке тамошних сил, но про дерзкие шаги губернатора начали говорить ещё с полгода назад, когда мир начал содрогаться от многочисленных взрывов локальных войн. Он был один из тех, кто с приходом хаоса, вышли из-под контроля Москвы и начали создавать в своей вотчине некую форму собственного государства. Сперва всë это казалось блажью сошедших с ума чиновников, но когда стало ясно, что у центра просто нет сил и времени на усмирение то одного то другого бунтующего региона, пришлось признать, что наступила новая реальность. Новые границы, новые законы, новые лидеры.

Часть сознания Колуна оставалась верной присяге и продолжала служить, выполняя приказы Верховного Главнокомандующего, и когда приходили вести о появлении очередного удельного князя, Колун уже не удивлялся. Он верил, что его работа нужна здесь что бы защитить Родину, сохранить её территории, целостность, восстановить единоначалие. Но с грустью понимал, что когда вернется порядок, кому-то придется возвращать всех этих бунтарей в стойло. Возможно и ему в том числе… Скорее всего ценою большой крови.

Итак, выводы указали на губернатора Красноперова, однако это никак не подтверждало того, что его необходимо устранить физически. И, конечно, ничего не могло на это указывать, думал раздражённый полковник. Да, монах, знает удивительно много, но опыт утверждал, что информация часто приходит к людям очень странными путями и они часто могут не знать, что с нею делать, могут иметь желание использовать во благо или кому-то во зло. И даже если монах не придумал свою историю и увидел всё действительно в видениях и прочих откровениях, Колун не имел права принимать это как руководство к действию. Ему нужны были привычные, подтверждённые, железобетонные факты того, что фигурант совершил преступления, заслуживающие наказания в виде встречи с группой Башкира. Браться, за дело по устранению на основании того, что человек с улицы уверен в том, что другой человек это воплощенное зло, было не в его правилах.

Однако, было в душе и другое чувство. И как ни старался Колун его игнорировать, оно не давало о себе забыть. То, что проходило в словах монаха красной нитью, каким-то непостижимым образом, словно бы пробовало отвечать на все те вопросы, что роились в голове старого вояки. А в голосе, жестах, самой высокой, сутулой фигуре была такая спокойная, величественная уверенность которая будто говорила Колуну: «Да, я всё тебе объясню. Всё растолкую.»

В те немногие часы, проведённые вблизи дяди Жени, Сергей Иванович чувствовал, что выздоравливает от какого-то недуга, начавшего поражать сомнением и страхом его волю. Заповедными струнами первобытного своего существа Колун ощущал: этот человек не имеет за спиной ни зла, ни корысти.