Книжные люди (ЛП). Страница 21

Я сопротивляюсь. Я должен сопротивляться.

Но вкус её губ застрял у меня в голове, и я не могу его забыть.

Отправлять ей сообщение прошлой ночью было ошибкой, но я не мог уснуть и был зол. Зол на себя за свою слабость. Зол на неё за то, что она чертовски красива и сексуальна, и занимает слишком много места в моей голове.

Зол на то, что мне остаётся только сопротивляться. И что, как оказывается, у меня это выходит хреново.

К чёрту сообщение. Я вообще не должен был её целовать, вот что я не должен был делать, но…

Она смотрела на меня с туманным взглядом, щёки раскраснелись, прекрасно зная, почему ей не стоило сидеть так близко. Зная — но не отодвигаясь.

Вместо этого она потянулась ко мне, и я понял: если она прикоснётся, мне конец. Поэтому я перехватил её запястье, прежде чем она успела. Её кожа тёплая под моими пальцами. Моё ахиллесово сухожилие. Мой криптонит.

Я не должен был наклоняться вперёд, брать её лицо в ладони и целовать. Это была ошибка, и я так ей и сказал. Потому что теперь её вкус в моей голове, и он там навсегда. Как солнце. Как летний день, полный зноя, сладости и ленивого, неспешного желания. Как клубника и шампанское. Как мороженое в конце дня на пляже.

Не знаю, как мне удалось найти в себе силу отстраниться, но как-то удалось. Только легче от этого не стало. Я хочу большего. Я хочу всего. Я хочу её — голую, на моей кровати, тянущуюся ко мне с этим затуманенным взглядом.

Дверной колокольчик звенит, оповещая о посетителе, и я понимаю, что, несмотря на все благие намерения, стою у окна и смотрю в Портабл Мэджик.

Наблюдаю, как мисс Джонс двигается по магазину, расставляя книги.

Чёрт. Что со мной происходит?

Я заставляю себя повернуться, чтобы поприветствовать покупателя, и вижу Джиллиан Маршалл, одну из моих завсегдатаев.

Ей за семьдесят, и она большая во всех смыслах. Высокая. Широкая. С… определённым присутствием.

Она и её муж-банкир купили полуразвалившееся поместье неподалёку от Уичтри и теперь расхаживает по деревне с видом настоящей леди поместья — правда, больше по наивности, чем из снобизма.

Джиллиан я переношу. Она в целом безобидна.

Но она покупает книги исключительно для красоты и никогда их не читает, а ещё постоянно пытается уговорить меня продавать её самиздатные мемуары.

И всегда таскает с собой свою чёртову собаку — самую невоспитанную золотистую лабрадоршу, какую я когда-либо встречал.

Вот почему я сказал мисс Джонс, что в книжном магазине не место собакам.

— Алоизий! — орёт Джиллиан на свою псину, которая, естественно, увязалась за ней, потому что, упаси боже, ей придётся провести десять секунд на улице в одиночестве. — Ко мне!

Алоизий не идёт. Он потопал прямиком к полке с книгами по истории искусства и теперь принюхивается к тому месту, куда в прошлый раз нагадил.

Если он снова это сделает…

— Себастиан! — Гиллиан продолжает орать, игнорируя пса, который, в свою очередь, игнорирует её. — Я слышала, у вас тут фестиваль намечается!

Я натягиваю вежливую улыбку.

— Доброе утро, миссис Маршалл. Да, всё верно.

Она улыбается мне в ответ, раскрасневшаяся в своём жёлтом макинтоше, несмотря на то, что на улице ни облачка. Джиллиан может быть прямолинейной и резкой, но в ней нет ни капли злости.

— Хорошее дело, хорошее дело. — Она кладёт большую руку на стойку. — Вы, случаем, не планируете проводить мастер-классы?

О нет. Только не это.

— Мастер-классы? — осторожно переспрашиваю я. — Какие именно?

— Ну, по писательскому мастерству, например.

Увы, я догадываюсь, к чему она ведёт.

— Почему вы спрашиваете?

— Я думала, может, предложить мастер-класс по написанию мемуаров. — Она смотрит на меня с ожиданием. — Я ведь написала свои, как ты знаешь, и это был потрясающий опыт.

Джиллиан на пенсии. Бывшая учительница, и это сразу видно.

— Это фестиваль для читателей, — говорю я с тщательно отработанной ноткой сожаления. — Так что, боюсь, мы не планируем проводить писательские мастер-классы.

Она хмурится.

— Правда? Какая жалость. — Потом резко разворачивается. — Алоизий! А ну прочь оттуда!

Пёс ведёт себя подозрительно.

— Миссис Маршалл, — начинаю я. — Может, Алоизию будет удобнее на улице?

— А? Ох, ну да, конечно. — Она идёт к собаке и оттаскивает её от книги по итальянской архитектуре, которую та явно собиралась осквернить.

Пока она выпроваживает пса за дверь, спрашивает:

— А у вас есть программа фестиваля?

Я заставляю себя улыбнуться, вспоминая, как пришлось экстренно переделывать весь маркетинг из-за чёртова Джеймса Уайатта.

— Скоро будет.

— Тебе стоит поторопиться, — замечает она, только усугубляя моё и без того паршивое настроение. — Людям нужно время, чтобы выбрать, на какие мероприятия они хотят пойти.

— Да, я жду подтверждения от одного особого гостя, — говорю я, возможно, не слишком осмотрительно, учитывая, что никакого подтверждения ещё не было.

Но, чёрт возьми.

Джиллиан тут же выпрямляется, вся во внимании. Сплетни она любит больше всего на свете, но ещё больше любит быть первой, кто о них узнаёт.

— Я не должен об этом говорить, пока она не согласилась… — небрежно бросаю я, осознавая, что, если Лиза Андервуд в итоге откажется, всё пойдёт к чертям.

Но, с другой стороны…

Может, слух — это именно то, что мне сейчас нужно.

Джиллиан не смогла бы написать увлекательные мемуары, даже если бы от этого зависела её жизнь (да, я читал её рукопись — она попросила, а я не смог отказать), зато она мастер случайно разболтать чужие секреты. Особенно те, которые ей запрещали рассказывать.

— Ну же, — настаивает она. — Ты можешь мне сказать. Я — воплощение благоразумия.

Я скептически смотрю на неё.

— Хорошо. Но… — Я прищуриваюсь. — Если ты никому об этом не расскажешь, я буду тебе очень признателен.

Её лицо озаряется.

— Разумеется, дорогой. Можешь на меня положиться.

Я знаю, что эта новость её порадует. Она, конечно, держит на полке целую коллекцию классики, которую ни разу не открывала, но Цвета она прочла. И была в восторге. Не могла перестать восхищаться.

— Как я сказал, подтверждения пока нет, но… — Я нарочно делаю паузу. — Говорят, Лиза Андервуд может быть заинтересована в том, чтобы приехать.

— Что? Правда? — Она смотрит на меня так, как дети смотрят на подарки под ёлкой в Рождество.

Я торжественно кивнул. Я не вру. Это действительно возможно.

— О, дорогой, это было бы потрясающе! — говорит она, и я знаю, что она искренне так считает. — Просто замечательно. Я никогда не встречала настоящего автора, а встретить её… — Она замолкает, поджимает губы, замечая, как Алоизий убегает досаждать какому-то другому несчастному продавцу. — Ну, я сохраню это в тайне. И буду первой в очереди за билетом, это точно.

— Я дам тебе знать, — заверяю её.

Когда она, наконец, исчезает за дверью вслед за своей собакой, я не могу решить, совершил ли я ошибку и накликал на себя беду или же сделал гениальный маркетинговый ход, привлекая внимание её обеспеченных друзей — тех, кто притворяется, что читает только классику, но на самом деле тайком проглатывает Джеймса Паттерсона под одеялом.

С ощущением, будто только что выкопал себе могилу, я достаю телефон и мельком смотрю на экран. Новых сообщений от мисс Джонс нет. Но я не могу удержаться от того, чтобы ещё раз перечитать то, что она прислала прошлой ночью.

Я теряю голову от тебя.

Я не ответил. Я не мог позволить себе удовольствие, которое вызвало это сообщение. Но оно накатывает снова, как только я смотрю на экран и вспоминаю выражение её глаз, когда я отстранился. Серый, потемневший до цвета угля, румянец на щеках, бешеный пульс на горле.

Ей понравилось. Этот поцелуй ей понравился.

Я не должен об этом думать.

Я должен думать о записях прадеда, о том, что мисс Джонс написала мне, что, судя по всему, он оставлял их в книгах для своей загадочной К. Что между ними точно был тайный роман. И что это может заинтересовать Лизу Андервуд.