Тьма. Том 3 (СИ). Страница 24

А он, к слову, уже перешёл к шуткам на грани. Обогнал меня с сестрой и принялся плевать на асфальт, растирая плевки:

— Перед некоторыми людьми дороги должны мыть! Пусть будут чистыми эти дороги!

Откуда-то из глубины души начала подниматься волна ярости. Ярость была столь сильной, что мне понабилось сделать усилие, чтобы её сдержать. Я даже на секунду остановился, мечтая врезать этому идиоту.

А потом резко свернул, увлекая за собой Софию.

— Мы куда? — негромко спросила она.

— Пойдём его подставлять! — ответил я.

В любой толпе формируются потоки и течения. Неосознанно люди, идущие в одну сторону, держатся одной стороны, а идущие в другую сторону — другой.

Я вклинился в поток, идущий нам навстречу, и принялся в нём лавировать. На меня смотрели неодобрительно, но замечаний не делали: всё-таки обычно движение по тротуарам никто не регулирует.

Прицепившийся парень бросился было за нами, но тут либо сосредоточься на дороге, чтоб ни в кого не врезаться — либо свои шутки шути.

Он попытался шутить. И спустя пару минут столкнулся с парой прохожих, которые порадовали оба моих сердца, обматерив его на чём свет стоит.

Последний, кого случайно толкнул шутник, ещё и не позволил ему уйти, крепко-накрепко ухватив за руку. И пока тот ругался на чём свет стоит и требовал его отпустить, мы с Софией успели убраться подальше.

— Вот поэтому мне и нельзя в общественные места… — усмехнулся я, когда мы вышли, наконец, на автостоянку. — Хоть один козёл обязательно сыщется.

— Неприятно было… — поморщилась София. — Ты точно не имел права ему вломить?

— Повода он не давал, — пояснил я. — Вот если бы плюнул на ногу, тогда ещё можно было хоть за что-то уцепиться. Но он хитрый был, зараза: держался на почтительном расстоянии.

— Вообще-то даже просто плеваться в общественном месте запрещено! — заметила София.

— Ага, но пока будешь ждать городовых, он покуражится и сбежит, — пояснил я. — Его даже за оскорбления без помощи стряпчих не получилось бы привлечь. Вот такие дела, Соф…

— Сурово. Даже не знаю, что тебе на это сказать! — заметила София и, прежде чем сесть в бричку, обернулась на торговые ряды. — А может, всё-таки мне вернуться и отделать его?

— Не стоит! — покачал я головой. — Мелкие ждать не будут.

Как и мама. С которой встречаться очень не хотелось.

Но выбора у меня, похоже, не было.

Глава 7

Обращение к гражданам Руси от лица движения «Без Тьмы»!

Можно ли вывести тараканов, заведя ещё больше тараканов? Можно ли изничтожить крыс, разведя ещё больше крыс? Можно ли отмыть кислоту с рук кислотой? Можно ли грязью очиститься от грязи?

Нет! И ещё раз нет!

Тараканов надо травить ядами, на крыс натравить кота-крысолова, кислоту смывать щелочным раствором, а грязь — мылом и водой.

Тысячу лет наша страна загажена Тьмой. И тысячу лет мы пытаемся остановить Тьму с помощью сил, которые используют меченые. Но разве эти силы не являются силами Тьмы?

Разве не о том говорил Булатов Д. А., раскрывая всем нам правду о чёрном сердце?

Разве не к этому нас подталкивают законы нашей страны?

Не потому ли царь под угрозой каторги запретил двусердым трогать обычных людей, дав нам возможность высказать им в лицо всё, что мы о них думаем?

Так давайте высказывать!

Первое, что важно запомнить любому, кто верит, что, только избавившись от двусердых, можно победить Тьму — закон на его стороне.

Помните и знайте: мы можем!

Мы можем поставить на место тех, кто захватил власть в нашем обществе. Мы можем втоптать их в грязь, заставить их бояться и прятаться, как настоящих тараканов.

Это долг каждого из нас перед народом и царём!

Вставайте, братья! Расправьте плечи, смотрите смело! Не Тьмой побеждают Тьму! Не тенькой раздвигались пределы Русского царства!

Пришло время сбросить иго Тьмы и освободиться.

Заходите на нашу страничку в сети и узнайте, чем вы можете помочь движению «Без Тьмы»!

— Да и прекрасно! — рявкнул я, так и не хлопнув дверью.

— А ты, я гляжу, и рад! — донеслось из дому. — Мог бы и извиниться перед матерью, неблагодарный!

— Не раньше, чем ты сама извинишься! — отрезал я и, всё-таки не удержавшись, с грохотом захлопнул дверь. — Слышать её не хочу…

— Ну ты ведь знал, что так и будет, — вздохнула София. — Пойдём провожу…

Мы пересекли заросший травой двор и, подойдя к облезлой — надо бы покрасить — калитке, покинули территорию отчего дома. Внутри аж клокотало от негодования и обиды. Мне надо было выговориться, да и Софии — тоже. Хотя ей-то как раз никто не запрещал дома появляться.

На улице было уже темно, и лишь редкие фонари разгоняли мрак. Я думал уйти засветло, но мама, как обычно, тянула с серьёзными разговорами. Хотя, к слову, первичную выволочку нам с Софией устроила сразу, едва мы привезли сестёр и брата.

А вот дальше притворилась гостеприимной хозяйкой… И пусть я точно знал, чем закончится семейный ужин, это знание не помогло мне от него отвертеться.

Впрочем, даже если бы отвертелся… Вечер с мамой закончился бы аналогичным образом, но чуть раньше. А так хоть с малышнёй успел подольше пообщаться.

— Повод злиться у неё, к сожалению, есть, — вздохнул я, присев на скамейку, стоявшую у забора ещё с тех времён, когда был жив отец. — Мы тоже хороши, конечно…

— Ну знаешь, она тоже, когда мы маленькие были, могла свалить на пару дней к подругам без предупреждения! — фыркнула София и, заметив, что я открыл рот, чтобы возразить, поспешила с продолжением: — И не надо говорить, что это всего пара дней, Федь!.. Ты забыл, как мы, когда нам по двенадцать-тринадцать было, младших укладывали? Как они спрашивали: «А где мама?», а мы не знали, что им ответить?

— Да помню я всё… — поморщился я, не давая себе погрузиться в детские воспоминания.

Эти самые воспоминания — надо сказать, очень опасная вещь. Благодаря Андрею я прекрасно знал: чем старше становишься, тем больше раскрываются глаза на некоторые моменты семейной биографии. Андрей, к примеру, именно так перестал общаться с родственниками.

В юности на такое обычно не обращаешь внимания, потому что варишься в этом компоте всю жизнь, с пелёнок. А вот с возрастом ты смотришь вокруг, оцениваешь, сравниваешь — и твоё детство начинает раскрываться с другой, тёмной и неприятной, стороны.

И, быть может, не всегда стоит её замечать. Хотя бы ради своего крепкого сна.

— Блин, с мелкими встречаться запретила… — вспомнил я один из итогов сегодняшнего вечера.

— И как она тебе запретит? — София усмехнулась. — Да и им никто не запретит. Как ты там говорил? Суровость законов уравновешивают необязательностью их выполнения? Вот и с мамиными запретами так же. Она же вообще завтра не вспомнит, что тебе наговорила.

— Слушай, вот что я ей сделал, а?.. — не удержался я. — Вот чем так насолил, что она меня видеть не хочет?

— Стал двусердым. Этого достаточно. Когда я стану… — выразительно чиркнув себе пальцем по щеке, София невесело усмехнулась. — … Она и меня из дома выгонит.

— Нет, тебя не выгонит, — не согласился я. — К тебе она всегда была как-то мягче, что ли…

— Это потому что ты был странным, и она тебя побаивалась! — успокоила меня сестра. — Но я чем взрослее становлюсь, тем более странной и страшной ей буду казаться. Так что… Буду морально готовиться к тому, что она и на меня накинется.

— Неприятно осознавать, что возвращаться, по сути, некуда… — пожаловался я. — С ней мы мирно и одного дня прожить не можем.

— Не вы с ней, а она — с тобой! — ткнувшись лбом мне в плечо, напомнила София. — Я понимаю, тебе как мужчине положено чувствовать ответственность за семью, и всё такое… Но, Федь, лучше бы ты сейчас на своей жизни сосредоточился!.. А мама… Мама тебя ещё долго не примет.