Знахарь (СИ). Страница 28
Сидя на земле и разглядывая веселящиеся звёздочки в глазах, Иван недоумённо тряс головой в попытках собрать разбегающиеся мысли в кучу. Одна из мыслей лихорадочно била по извилине в попутках осознать, что сейчас было? Верный карабин, прослуживший не один год и никогда не подводивший хозяина, вдруг взбрыкнул, резвой рыбкой вывернувшись из рук и прикладом саданув по челюсти от чего в голове до сих пор гулял колокольный звон. Проведя языком по зубам, егерь почувствовал солоновато-железистый вкус крови. Сплюнув кровь из рассечённой губы, он наткнулся взглядом на высокий силуэт, затянутый в камуфляжную форму. Стоило чуть рассеяться мути и побледнеть звёздам, егерь рассмотрел короткий автоматический карабин в руках человека, двигающегося к импровизированной ухоронке ловкого китаёзы Ли.
«Пограничник! – догадался Иван.»
- Стреляй, стреляй, пока он не ушёл! – окончательно сбросив одурь, закричал Иван, тыча пальцем в сторону кедра, за которым скрывался соседский ублюдок. – Уйдёт же, сволочь! Командир, вали китаёзу, пока он по тебе не шмальнул!
- Не беспокойся, не уйдёт, - змеиной чешуёй тихо прошелестело за спиной Ивана.
- А? – испуганно обернулся егерь, до последнего мгновения не без основания считавший, что умеет слушать лес, на слух определяя зверя или птицу по хлопкам крыльев. Сегодня умение изменило ему, предав в самый ответственный момент.
- Не дёргайся, - прошипел незаметно подобравшийся к нему пограничник с вымороженными глазами записного душегуба с богатым кладбищем лично упокоенных за широкими плечами.
Заворожённый чужим взглядом, Иван не почувствовал, как сухой веткой треснули его пальцы, из которых убийца в камуфляже ловко вывернул любовно отточенный нож охотника, не знамо как оказавшийся в руке.
«Откуда у сопляка может быть взгляд профессионального убийцы? – подумал Иван, запоздало отпрянув от внезапной угрозы.»
Взгляд пацана пугал – равнодушие и арктический холод вкупе с безразличием к «куску мяса» буквально струились из чуть прищуренных глаз стража границы, пригвождая егеря к месту и лишая воли к сопротивлению. В голове Ивана посему-то крутилась мысль, что пограничник напротив одним взглядом запросто лечит от запора, по крайней мере ему лично срочно понадобилось в кусты.
- Уважаемый, я же попросил не дёргаться, - холодно обронил парень, неуловимым движением завернув руку здоровенного мужика ему за спину. Невнятный ответ, готовый сорваться с языка Ивана, так и остался трепыхаться внутри, запертый сталью ножа, холод которого заставил туда-сюда дёрнуться кадык. В туалет мгновенно перехотелось. Остроту своего клинка егерь знал, как никто другой.
- Я… я, - от сковавшего его страха и боли, пронзившей сломанные пальцы, Иван не мог подобрать слов, чуть ли не ежесекундно сглатывая вязкую и солёную от крови слюну.
- Ты нам сейчас сам всё расскажешь, - ядовитой змеёй зашипел пограничник из-за спины. – Правильно? Или есть желание придержать откровенность? Знаешь, я не люблю развязывать языки и почему-то некоторые считают своим долгом воспользоваться этой моей маленькой слабостью. Они начинают упорствовать, доказывать свою непричастность и невиновность, а потом, то, что от них остаётся, всё равно раскалывается до донышка. Надеюсь, ты не из таких, я же тебя на ленточки порежу, дядя.
- Командир, это не я, это китаёза! – прижавшееся к кадыку лезвие ножа будто тормозные колодки поезда, из-за которых из-под колёсных пар вылетает визг, вызвало не грозный рык и басовитое оправдание, а фальцет поперхнувшегося петуха.
- Грязь на штанах, глина и странные чистые полосы на ткани чуть ниже колена, выглядящие, как от ремней. Дядя, похоже, копыта ты на Гнилом ручье снял, да не учёл, что там на откосах глина, она же, как известно, сама собой не отстирывается, а у озера болотина и низ у тебя, до сих пор не обсох, да энцефалитку по подолу об чёртов куст2 подрал, нитки там так и остались висеть, один в один по цвету подходят. К тому же попытка убийства… Да у тебя полный набор, фраер, правда не быть тебе на зоне паханом, как бы не прописаться из «козлов» в «петухи».
Владимир специально вставлял словечки из папашиного лексикона, эмоционально раскачивая егеря и вызывая того на откровенность, недаром им на заставе специально приглашённый психолог читал лекции. Приём сработал.
- Сука! - натуральным образом прорычал Иван. – Ненавижу вас, падлы легавые!
- Отставить!
При виде подошедшего к ним ефрейтора, грозно ожегшего взглядом своего подчинённого, егерь облегчённо выдохнул. Бритвенной остроты нож, оставивший на шее крохотную, сочащуюся сукровицей полоску, исчез также быстро, как появился, но леденящий взгляд, буравящий затылок, никуда не делся. С ножом можно было проститься, не вернёт его погранец.
- Стрелок, что вы себе позволяете!? Отпустите господина Корнилова немедленно!
- Товарищ ефрейтор! – признав в командире душегуба ефрейтора Синцова, Иван, будто профессиональный лицедей, переменившись в лице и обнажив окровавленные зубы в полной надежд облегчённой улыбке, сделал шаг вперёд только для того, чтобы согнуться от резкого удара прикладом под дых и упасть на землю.
- Тьфу! – сплюнули сзади. – Товарищ ефрейтор, аккуратней, он же обдристался...
- Ненавидите, значит, - будто не замечая запаха, присел на корточки перед корчащимся на земле телом ефрейтор. – И давно вы, Иван Трофимович, на хунхузов работаете?
- Да пошёл ты! – выдавленный плевок не долетел до пограничника, размазавшись о выступающий из земли корень кедра. – Уб… кха …людок, кха-кха…
- Он твой, стрелок, - обменявшись взглядами с Огнёвым и по молчаливому соглашению продолжая играть в злого полицейского и очень злого полицейского, Синцов отступил от сучащего ногами тела, отдавая его на расправу Владимиру. – Можешь не заморачиваться щепетильностью, только товарный вид в форме второй свежести сохрани, а то полиция и безопасники ругаются последнее время на некондиционный товар, а в остальном он весь твой.
- Есть сохранить товарный вид! Знаю я несколько способов, дедушка на досуге поделился, а он во время войны с германцами по «языкам» работал. Сейчас мы штанишки с этого фраера снимем и голой попкой мурашам на кормёжку посадим, - идеально скопировав повадку и ухватки многомудрого Ведагора, который во время бурной молодости и походов с нурманнами нахватался от них всякого, в том числе и способов быстрого развязывания языков, которые потом отточил в урочище недалеко от сожженного капища на княжьих кметях и мытарях. Получив добро от командира, Владимир нанёс егерю несколько быстрых ударов, от чего у того руки повисли плетьми.
- Ах-ах! – задохнулся от боли Иван.
- Неприятно, да, милок, - голосом отмороженного робота участливо приговаривая будто несмышлёнышу, пояснил Владимир, - что поделать, это превентивные меры, чтобы избавить особо прытких аборигенов от соблазнов руки распускать и упираться. А ты у нас прыткий, ножиком хотел меня пырнуть. Что я тебе плохого сделал? Нехорошо! Сейчас дотащу тебя, касатик, до муравейника, там ткну по спинке, чтобы ножки на часок отсохли, и ты сбежать не вздумал, и посажу срамным местом муравьям на потеху. Ставлю сто рублей, ты через час курским соловьём запоёшь. Не выгорит с муравьями, поверь мне, я не погнушаюсь измазать тебя в твоём же навозе и привязать к дереву. Или привязать, а потом измазать. Да, так правильней, меньше возни. Замечаешь, вечереет потихоньку, а мошка за день не наелась. Нехорошо, согласить, оставлять её голодной.
Сильная клешня пограничника сгребла воротник и капюшон энцефалитки, и егеря, будто нашкодившего кутёнка, за шкирку поволокли к орешнику.
- О, вон и наш муравейник! Потерпи десять метров.
- Стой! Не надо! - засучил ногами Иван, поняв, что шутить с ним никто не собирается. – Я скажу, я всё скажу! Ефрейтор, ефрейтор! Синцов, не надо! Христом Богом прошу! Я всё скажу!
Бездушный убийца, прячущийся под личиной молодого весёлого парня, нехотя бросил Ивана на землю.
- Рассказывай, - рядом с остановившейся парой будто чёрт из табакерки нарисовался ефрейтор. – Под протокол, Иван Трофимович. Чуток передохни, погоди, где-то у меня диктофон завалялся для таких случаев, сейчас я его включу, чтобы не упустить ничего важного.