Потому что ночь (ЛП). Страница 22

— Конечно, нет. — Генри морщит нос. — Я не хочу такой ответственности. Фу.

Лукас плотно сжимает веки, словно у него чертовски разболелась голова. Я изо всех сил стараюсь сдержать улыбку, но мне это не очень-то удается. Наблюдать за тем, как его собственная семья устраивает ему разнос, — одна из истинных радостей в моей новой жизни нежити.

— Скай, — говорит Бенедикт. — В нашей семье должность силовика занимает Лейла. Она была швеей у персидской принцессы и была обращена в 1300-х годах.

— О, я обожаю эту историю, — говорит Генри, садясь прямо. — Она бросила отцу вызов в одной игре. Это было что-то вроде ранней версии нард. Тот, кто проигрывал, должен был оказать другому услугу. Она, конечно, разгромила его, и ему пришлось сделать ее вампиром. Разве это не здорово?

Лукас нахмурился.

— Она не побеждала меня. Я хотел обратить ее. У этой женщины ум, который редко встретишь у другого.

— В чем разница между силовиком и наемным убийцей? — спрашиваю я.

— Оба они — отцовский сапог для надирания задниц, — говорит Генри. — В основном они выполняют его грязную работу. Но силовик делает публично то, что наемник делает тайно.

— Насколько велика наша семья? — спрашиваю я. — Что вообще вампиры понимают под семьей, если уж на то пошло?

— Не такая большая, как некоторые. Лукас тщательно выбирает тех, кого обращает, и поощряет нас быть такими же, — говорит Бенедикт. — Наша семья состоит из тех, кого обратил Лукас, а затем из тех, кого обратили мы, и так далее по векам.

— Какие должности занимаете вы с Генри?

— Он придворный шут, — говорит Бенедикт.

Генри игнорирует оскорбление.

— Я переговорщик. Моя работа — доставлять послания отца и вести переговоры с другими семьями, когда это необходимо.

— Но пока Лукас спал, а Генри был свободен, он работал со мной в качестве охранника. — Бенедикт почесал бороду. — Теперь, когда Лукас проснулся, я снова здесь, чтобы прикрывать его спину, а Генри вернется к своей работе — разговаривать с людьми.

Генри нахмурился.

— Я не просто разговариваю с ними. Все гораздо сложнее. А тут еще и шпионская сторона дела. Я очень важная персона, Бенедикт.

— Как скажешь, младший брат.

— Не забегай вперед, — говорит Лукас. — Я все еще не решил, будешь ли ты исполнять обязанности шпиона.

— А что случилось с предыдущим? — спрашиваю я.

Бенедикт ничего не говорит, но его взгляд перескакивает на Лукаса.

— К сожалению, ее убили. — Генри морщится. — Это печальная история. Давайте поговорим об этом в другой раз.

Лукас ничего не говорит, но его хмурый взгляд напряжен. Он протягивает руку вдоль спинки дивана и начинает играть с прядью моих волос. Снова. Он наматывает их на пальцы и потягивает — совсем чуть-чуть. Как будто я его игрушка или что-то в этом роде.

— Все вампирские семьи устроены таким образом? — спрашиваю я.

— Не все, — отвечает Бенедикт. — Не каждый вампир хочет или нуждается в обществе. Есть одиночки и кочевники. Связь с сиром может быть разорвана.

— Есть вампиры, которые просто хотят поймать вайб. — Генри скрестил ноги и покачал ногой взад-вперед. — Жить, учиться и получать опыт. Не ввязываться во все эти политики и войны. У нас более традиционная модель семьи. Но она все еще достаточно распространена. Основные семьи по всему миру действуют одинаково.

— Хорошо.

— Многие семьи распадаются из-за междоусобиц. Или из-за того, что их отец — властный придурок, — говорит Генри. — Но отец не склонен навязывать нам свою волю в заднице. И вообще мы все друг другу нравимся.

— Да. — Бенедикт кивает. — В основном.

Генри бросает ему в лицо шелковую подушку. Бенедикт, конечно, ловит ее и откладывает в сторону. Он поднимается и направляется в коридор.

— Мне нужно оружие. В аэропорту Лос-Анджелеса поднимают такой шум, когда я беру его с собой.

Генри вскакивает и следует за ним.

— Мне будет интересно узнать, что ты думаешь о новых поступлениях, которыми я снабдил арсенал. В частности, переносная ракета выглядит просто потрясающе.

— Мы находимся в центре города, — говорит Лукас. — Ты не будешь стрелять ракетами, Генри.

— Я просто сделаю вид, что не слышал этого.

— Генри, — рычит Лукас.

Генри тяжело вздыхает.

— Да, отец. Отлично. Никаких ракет.

Бенедикт нащупывает старый ключ на раме над одной из старых дверей в коридоре. Взяв его в руки, он отпирает дверь и входит внутрь.

— Ключи все это время лежали над дверью? — спрашиваю я не слишком приятным тоном.

— Да, — отвечает Лукас. — Всем нужен доступ. В конце концов, это семейный дом.

Мне нечего сказать. Абсолютно ничего. А еще я идиотка.

— Что это у отца на лице? — спрашивает Бенедикт своим низким хрипловатым голосом.

— Думаю, это его попытка улыбнуться. — Генри заходит в комнату, которую можно охарактеризовать только как оружейную, и мы все следуем за ним. — Ужасающе, не правда ли?

Это еще одна большая комната с каменными стенами. Но эти стены покрыты аккуратными стеллажами с приспособлениями для убийства. Кинжалы, мечи, копья, луки и стрелы, и так далее. Есть также щиты и различные виды доспехов. В центре комнаты стоят тяжелые деревянные стулья и большой стол, на котором аккуратно разложены щетки и тряпки для чистки оружия. В витрине лежит серебряный топор с выгравированными на металле рунами. А еще здесь есть оружие… много оружия.

Бенедикт машет на них рукой и говорит:

— Но они такие громкие, грязные и современные.

— Я видел тебя в толпе с мечом, старший брат. Вот это было громко и грязно.

— Это было простое недоразумение. Мы потом посмеялись над этим.

— С людьми, у которых к телу были прикреплены все еще целые конечности, — говорит Генри. — Конечно.

Бенедикт только презрительно фыркает.

Вампиры жестоки по своей природе. Я это понимаю. Мы более удалены от источника пищи, чем большинство людей. А еще нужно учитывать политику и междоусобицы. Но эта комната — это уже слишком.

— Здесь достаточно оружия, чтобы начать войну.

— Или чтобы закончить одну. — Лукас смотрит на топор в витрине. — Но будем надеяться, что до этого не дойдет.

Глава 9

Я снова просыпаюсь в постели Лукаса. Он лежит на спине, закинув руки за голову, и смотрит в потолок. Не знаю, о каких глубоких мыслях он может думать. Должно быть, я заснула в гостиной, слушая, как Генри и Бенедикт рассказывают истории о прошлом. Несмотря на мои неоднократные просьбы выделить мне отдельную комнату, Лукас, видимо, перенес меня в свою. Видимо, он все еще не верит, что я не стану разгуливать на свободе. Это просто смешно. Генри, правда, с удовольствием рассказал мне, что ваза, которую я чуть не разбила прошлой ночью, — это Веджвуд 1793 года, одна из первых, стоимостью около полумиллиона. Но я бы не разбила ее, если бы за мной не гнался Лукас, так что вот так.

Мои похороны должны состояться со дня на день. Я не спрашивала, когда они похоронят меня, искусственно поджаренную в пожаре. Возможно, они просто поместят прах в урну. У меня нет никаких особых предпочтений. Такое грустное и ужасное время для моей семьи и друзей. У меня сердце болит при одной мысли об этом. Никому не нравится терять любимого человека или напоминание, что все мы смертные. Жаль, что у меня не сохранились фотографии с телефона или квартиры. Хоть что-то знакомое было бы приятным утешением. Например, моя любимая футболка или несколько украшений, которыми я дорожила. Наверное, старинный серебряный медальон, который мама подарила мне на двадцать пятый день рождения, был бы не у дел, даже если бы его не уничтожило пламя.

Горе — странная штука. И я оплакиваю свою прежнюю жизнь. Разные мелочи. Например, прогулка в кафе на соседней улице в воскресенье утром или случайные текстовые сообщения от друзей. Вся эта жизнь ждет меня всего в нескольких минутах езды отсюда. Но с таким же успехом она может быть и на Луне. По крайней мере, я до сих пор помню мамин голос и папин смех. Или то, как Николь закатывала глаза, когда я пыталась рассказать анекдот, который совершенно не уместен. И я снова и снова проигрываю эти заветные воспоминания в своем сознании.