Пария (ЛП). Страница 65

– Попробуй сам, – сказал Арнильд, положив щипчики со стеклянным шариком в ближайший лоток, и жестом предложил мне взять их. Золото уже почти целиком окружало первую букву, и только у основания оставался маленький участок.

– Вы уверены? – спросил я. – Не хотелось бы испортить вашу работу.

– Мы учимся через действия, Элвин. – Он улыбнулся и склонил голову в сторону лотка. – И к тому же, кому-то придётся делать всё это, когда меня призовут в лоно Серафилей. – Он помолчал, потирая спину, и на его лице застыла гримаса настоящей боли. – Что, подозреваю, может случиться довольно скоро.

– Чепуха, – сказал я, взяв щипчики. Мне удалось положить золотой лист на нужное место, только кончик немного залез на край.

– Не волнуйся, – сказал Арнильд. Он взял соболью кисточку, осторожно убрал излишки золота и аккуратно собрал их в склянку. – Слишком драгоценные, нельзя попусту тратить, – добавил он и подмигнул, затыкая склянку пробкой. Фыркнув, он отошёл от наклонной подставки, на которой лежала законченная страница во всём своём свежеиспечённом великолепии.

– Идеально, – прошептал я в искреннем восхищении, на что Арнильд неодобрительно хмыкнул.

– Мой юный друг, если будешь заниматься этим достаточно долго, то узнаешь, что идеал – это бесконечно неуловимый призрак. – Кончиком кисти он указал на затейливый мотив зарослей роз, покрывавший левую сторону страницы. – Здесь линия немного неровная, а цвета на мой вкус недостаточно яркие. Но всё равно, качеством не уступает работам, выполненным в этом скриптории.

В его голосе едва заметно прозвучала нотка, которая неизбежно разбудила моё любопытство:

– Значит, качество здесь не… – начал я тихим голосом, осторожно взглянув на других писарей, трудившихся за своими подставками, – …исключительное?

Арнильд, всегда тщательно подбиравший слова, предупредительно посмотрел на меня, вскинув густую бровь:

– На самом деле это лучший скрипторий во всём Альбермайне, – сказал он, а потом подошёл ближе и тихо добавил: – но я далеко путешествовал в этом мире, так далеко, что видел книги, рядом с которыми все созданные здесь кажутся мазнёй неуклюжих детей.

– И где же можно найти такое чудесные книги?

Его взгляд немного затуманился, и он отпрянул, переключив внимание на лоток с разнообразными склянками и инструментами.

– Парень, в языческие земли лучше не соваться. Передай мне тот нож, пожалуйста.

– Языческие земли? – Мой голос прозвучал немного слишком громко, и Арнильд бросил на меня предупреждающий взгляд. К счастью, другие писари, похоже, не заметили – из-за старческой глухоты, решил я.

– Вот. – Арнильд убрал склянки с золотыми и серебряными листьями в кожаную сумку. – Надо бы до вечерней службы убрать это под замо́к. Знаешь, куда идти?

– Да.

Его лицо стало более серьёзным, когда он передавал мне сумку:

– Восходящий в конце месяца скрупулёзно взвешивает все склянки. Просто чтобы ты знал.

Перед тем, как направиться к двери, я приложил руку к сердцу, притворно оскорбившись – чем вызвал у Арнильда неуверенный смешок. Если бы не излишняя любовь к игральным костям и сопутствующие ей долги, он никогда бы не оказался в этих стенах. По всем понятиям справедливости о мастере Арнильде по всему свету должна была идти слава князя иллюстраторов. А вместо этого мало кто из ныне живых учёных знает его имя, даже когда они нежно перелистывают те страницы, которые он с таким усердием украшал.

Кладовая, в которой хранились запасы сусального золота и другие соблазнительные ценности, находилась в центре здания за толстой окованной железом дверью. Обычно возле неё стояли на страже два хранителя, но сегодня стоял только один – типично-здоровенный парень по имени Халк, в душе которого было не больше жизни, чем в двери, которую он охранял.

Он хмыкнул в ответ на моё дружелюбное приветствие, приказал мне отойти на ярд и только после этого повернулся и отпер дверь. Как только он повернул ключ, во мне вспыхнул разбойничий инстинкт. Хранитель был крупным, но и медлительным, и будет не очень-то трудно врезать его головой по железной скобе на двери. Два-три удара, чтобы вырубить и, очевидно, нельзя оставлять его в живых. Придётся затащить тело в кладовку, забрать самые ценные и лёгкие сокровища, запереть дверь и только меня и видели. Мне потребуется несколько часов, чтобы решить всё с Эрчелом, но наверняка пройдёт немало времени, прежде чем кто-нибудь решит проверить отсутствие Халка или отпереть дверь, которую он охраняет. Как бы то ни было, решил я, вполне возможно получится заняться своим делом, забрать Брюера и Торию и ещё до полуночи покинуть город. Всего лишь одно убийство, и я свободен…

– Блядь, мне тебя весь день ждать что ли? – прорычал Халк, и настойчиво звякнул ключами, стоя в дверном проёме.

– Стриктуры запрещают брань, – строго и укоризненно посоветовал я. Судя по тому, как покраснел хранитель, вышло довольно убедительно.

Заходя в кладовку, я высокомерно фыркнул и подавил желание осмотреть полки, вместо этого коротко, но пристально сосредоточившись на замке́. Он оказался удручающе крепким приспособлением, и моих способностей взломщика на него явно не хватило бы. А вот у Тории в этой области намного больше навыков, и возможно у неё получится пробраться внутрь достаточно быстро. Кратко обследовав кладовку, я увидел в основном полки, забитые неизвестными банками без каких-либо полезных надписей. Зато заметил в тёмной нише внушительный сундучок. Он сам был заперт на замок, а значит представлял собой предмет особого интереса.

– Да направят тебя мученики, – сказал я, выходя, мрачному Халку, предположив, что Брюер мог бы придушить его до беспамятства, и тогда не пришлось бы его убивать.

По завершению писарских дел у меня оставалось два свободных часа до вечернего прошения. На пути к северному выходу из святилища мне пришлось подобострастно прошмыгнуть мимо восходящего Гилберта, который увлечённо беседовал с неизвестным мне просящим. Грязь на его сапогах и накидке говорили о недавнем прибытии. Это был крепко сбитый человек, явно гораздо более выносливый, чем это свойственно низшим служащим Ковенанта. Ещё необычнее смотрелась булава, висевшая на поясе, и подбитая кожаная туника, которую я заметил под накидкой. И хотя тёмно-серый цвет одежды и выдавал в нём просящего, но ясно было, что это ещё и солдат, и, судя по старым шрамам на макушке седой щетинистой головы, солдат с боевым опытом. Он говорил тихо, уважительно, и не разобрать, что именно, но ответ Гилберта понять было легко, в том числе и из-за скрытой тревоги, которую я в нём услышал.

– Она едет сюда?

Я как раз обходил их и смог уловить тихий ответ просящего, который тщательно старался говорить невыразительным голосом:

– Да, восходящий. Она прибудет завтра до полудня и попросит всех верующих этого священного города собраться и послушать её слова.

– По чьему приказу?

Зная, что задерживаться не стоит, я зашёл за угол и тут же остановился. Прижавшись к стене, я навострил уши и различил шелест пергамента или ткани, за которым последовал резкий звук сломанной печати и шорох разворачиваемого письма.

– Как вы видите, оно подписано всеми членами совета, – сказал просящий своим невыразительным голосом.

Затем наступила пауза, во время которой Гилберт неприлично фыркнул.

– Здесь она мало кого найдёт, – огорчённо пробормотал он.

Я заметил изменения в тоне солдата-просящего, осуждающие нотки, характерные для истинных адептов:

– Самозванец идёт не только за короной, восходящий. Если он победит, то Ковенант будет изменён до неузнаваемости. Капитан-причастник заверила меня, что у вас хватит мудрости понимать это.

Последовало короткое напряжённое молчание, во время которого Гилберт попытался, но так и не смог справиться со своим гневом:

– Вашему причастнику следует знать своё место, как и вам! – рявкнул он с грубостью, присущей мелким тиранам, которые осознали, что их власть под угрозой.

Солдат ничего не ответил, но я мог себе представить его пустое выражение лица – человека, на которого всё это не производит никакого впечатления. Гилберт глубоко вздохнул: