Пария (ЛП). Страница 58

Брюеру удалось стоять у стены, не падая. Я сидел и смотрел, как вокруг его потного лица кишат насекомые, и удивлялся, что он до сих пор тащил кирку на спине.

– Почему? – спросил я его. От вопроса его по-прежнему отрешённый взгляд на миг сфокусировался, хотя я не знал, это гнев или всего лишь скорбь.

– Потому что она попросила, – сказал он. – Когда начнём нашу миссию, моя роль будет в том, чтобы тебя беречь. Я не понял, что она имела в виду, но она заставила меня пообещать, что я буду тебя оберегать, что бы с нами ни случилось.

– Когда доберёмся до Каллинтора, – сказал я и застонал от напряжения, стараясь дотянуться до своего мешка, – можешь забыть об этом обещании. А если хочешь, считай себя свободным уже сейчас.

– Не тебе меня отпускать.

Я прекратил копаться в мешке, взглянул на него и увидел, что он по-прежнему не отводит глаз, и теперь смотрит ещё более сосредоточенно и целеустремлённо.

– Мне не нужен защитник, – сказал я, вызвав у него едкий смешок.

– Ты и правда был глух к истинам мученицы Сильды, – сказал Брюер. – «Познай себя превыше всех прочих», помнишь? Ты, Элвин Писарь, человек, которого другие всегда захотят убить. Я и сам бы тебя убил давным-давно, если бы она не запретила.

– Нет. – Я вернулся к мешку и достал единственное яблоко, которое сберёг для путешествия. – Ты бы попытался.

Я откусил от яблока, и это было прекрасно, рот наполнился жидкой сладостью. Я откусил снова и посмотрел на Торию, которая как раз поднималась.

– Держи, – сказал я, бросая недоеденный фрукт. – Пустой живот тебе сегодня не поможет.

– Очередной подарок его светлости? – спросила она, с сомнением глядя на яблоко, а потом заставила себя откусить. Меня беспокоило её осунувшееся лицо и согнутая спина, а вялость во взгляде говорила, что её тело уже на пределе. Да, она была сильной и гибкой, а годы труда закалили мышцы, но бежать вечно не может никто.

– От охранника, – сказал я. – За то, что написал письмо его возлюбленной. Ешь и хорошенько попей.

Я надеялся, что это время продлится до наступления вечера, Тория успеет отдохнуть и без неуместных сложностей сможет добежать до Каллинтора. Разумеется, судьба редко настолько щедра.

Восточный ветер донёс всего лишь едва слышный звук, который кто угодно легко пропустил бы за шелестом леса и птичьими трелями, но мой разбойничий слух оставался таким же острым, как и зрение. «Всё ещё далеко», предположил я, навострив уши, чтобы определить направление далёкого лая. «Но они идут по нашим следам».

– Гончие, – сказал я и поморщился, поднимаясь на ноги.

– Нихуя не слышу, – воспротивилась Тория, когда я наклонился, чтобы поднять её.

– Тогда тебе повезло, что слышу я, так ведь? Брось это. – Я вырвал мешок из её рук и отбросил в сторону. – Больше останавливаться нельзя. – Я встревожился ещё сильнее от того, что увидел на её лице. Настоящее истощение вероломно, оно лжёт своей жертве, нашёптывает обещания, которых не сдержит, притворяется, будто опасности нет, и с миром всё будет хорошо, если только ты полежишь ещё минутку. Я видел, как такие мысли мелькают в голове Тории, и это привело меня к очевидному, хотя и весьма рискованному решению.

Пощёчина вышла суровой, моя рука шлёпнула Торию по щеке и подбородку с такой силой, что хватило бы оставить синяк. Впрочем, её ответ оказался на удивление быстрым.

– Сволочь!

Я увернулся от ножа, пока он не вскрыл мне горло, а потом уклонился ещё от двух выпадов, которые она целила мне в грудь.

– Я твой хуй тебе скормлю, говнюк! – Она пригнулась в бойцовской стойке, поворачивая нож туда-сюда – обычная тактика, чтобы запутать противника. Её лицо покраснело, за исключением бледной отметины, оставленной моей рукой, а глаза ярко блестели, и в них остался лишь небольшой признак усталости.

– Убьёшь меня потом, – произнёс я, последний раз отхлебнул из бурдюка и отбросил его прочь. – А сейчас нужно бежать.

Из леса мы выбежали через час, безрассудно бросившись на пшеничное поле. Опускающееся солнце окрасило качавшиеся колосья в красно-золотой оттенок, который порадовал бы менее отчаянные глаза. К счастью для нас, пшеница оказалась высокой и почти дозревшей, а значит, мы могли бежать пригнувшись, и может быть даже не привлекать внимание преследователей. Хотя, от носов их гончих было не спрятаться.

К концу дня далёкое тявканье переросло в постоянный хор лая и воя. Я знал, что это волкодавы, специально выведенные не для забав, а для охоты на людей. Такие псы высокие в холке, и сил у них хватит сбить с ног взрослого мужчину. Я боялся их клыков, но кнутов и клинков их хозяев боялся ещё больше. Собак тренировали, чтобы удерживать нас, а не убивать, если только не перестараются. Я не сомневался, что лорд Элдурм захочет получить беглецов живыми. Три трупа произведут на каторжников Рудников мало впечатления, так как они привыкли к виду смерти. Но три живые души, которым суждены долгие мучения, прежде чем их вздёрнут перед воротами, послужили бы ярким примером.

Такие мысли заставляли меня бежать, несмотря на боль, которая теперь, казалось, пульсировала в каждой мышце моего тела. Наверное, и на Торию они тоже оказывали укрепляющее воздействие, поскольку она умудрялась почти не отставать от меня, и только пару раз споткнулась. Я слабо надеялся, что эта её новообретённая энергия не обратится в возмездие, когда мы добежим, но об этом стоило беспокоиться уже в другой раз.

Как и прежде, впереди бежал Брюер, хотя даже он слегка поник. И конечно же, он угодил уставшей ногой в кротовью нору и рухнул на землю.

– Нет! – услышал я его яростный самоуничижительный хрип, когда он с помощью кирки поднимался на ноги. – Вставай, щенок несчастный!

Примерно на середине поля напряжение от бега стало таким всепоглощающим, что я почувствовал: скоро рухну, скоро наступит момент, когда тело просто сдастся. И так бы оно и вышло, если бы мои глаза не увидели шпили. Четыре шпиля поднимались над пшеницей, словно тёмные копья на фоне краснеющего вечернего неба, по одному на каждое святилище мучеников в Каллинторе.

Рядом со мной снова упала Тория и жалобно застонала, ударившись об землю.

– Бежим! – Я схватил её за тонкую талию, поднял на ноги и указал на шпили: – Смотри! Мы почти на месте!

Мы ещё поднажали и, спустя несколько безумных минут, выбежали с поля. Высокая пшеница разошлась, и мы увидели Брюера почти в полном изнеможении, который тут же запнулся об колею гужевой дороги. В дюжине ярдов впереди виднелся берег узкой, но глубокой реки. На дальнем берегу возвышались деревянные стены священного города Каллинтора. Быстро оглядевшись, мы поняли, что дорога, на которой мы стояли, вела в обе стороны вдоль необычно прямой реки, и поблизости не было никаких признаков моста или привратной башни.

– Похоже, мы немного сбились с курса, – выдохнул я, выпуская Торию. Она плюхнулась на колени и закинула голову назад, втягивая воздух в лёгкие.

– Главные ворота там. – Брюер ткнул большим пальцем за плечо на восток. – Ещё чуть дальше…

Потом я узнал, что некоторые породы волкодавов натаскивают молчать, когда они приближаются к жертве. Для удобства своих хозяев-людей они лают и воют, пока идут по следу, и прекращают, когда приходит пора хватать. Зверь, который выскочил из пшеницы на спину Брюеру, стоя на задних лапах, мог сравниться с ним ростом, и в длинном косматом теле хватало веса, чтобы мигом свалить наземь громоздкую жертву. Собака быстро и точно, как змея, выгнула шею и распахнула пасть, целясь клыками в поднятую руку Брюера.

Я прыгнул, не думая, и вонзил нож в сухожилия за челюстью гончей, а правой рукой и ногой обхватил её тело и покатился с нею прочь. Спина больно ударилась об землю, но с яростной силой, рождённой желанием выжить, я удержал хватку. Гончая билась с отчаянной свирепостью, а я вытащил нож и ещё дважды ударил в шею, надеясь попасть в вену побольше. С первым ударом мне повезло, поскольку челюсти гончей хлопали безо всякого эффекта, а из-под ножа лилось много крови, но нанести смертельный удар никак не удавалось.