Пария (ЛП). Страница 57

Когда земля уже перестала дрожать, Брюер так и стоял над заваленной обломками дырой, видимо, в маниакальной надежде, что ему доведётся размозжить череп какого-нибудь чудом выжившего охранника, который высунет оттуда голову. Я знал, что вполне вероятно Брюер и по-прежнему молчаливый Хеджман так и будут стоять вахтой над местом смерти Сильды, пока через несколько часов, если не раньше, не прибудут преследователи из Рудников. Однако я чувствовал, что должен как ей, так и им в последний раз продемонстрировать товарищество. В конце концов, мы были прихожанами одного святилища.

– Она хотела, чтобы мы жили, – сказал я Брюеру, подходя ближе, хоть и не настолько близко, чтобы оказаться в пределах доступности его кирки. Гроза немного стихла, так что кричать мне не приходилось, но дождь по-прежнему лил густой холодной пеленой. – Если умрёшь сегодня, то предашь её.

Он зыркнул на меня своим единственным глазом, в котором теперь блестело подозрение, а не гнев.

– Откуда они узнали? – спросил он тревожно спокойным голосом. Глядя в этот прищуренный глаз, я не сомневался, что сказать на этом этапе правду означало вызвать страшный, а то и фатальный ответ. Тогда я уже почти дорос до Брюера, но и мечтать не мог сравняться с ним по силе, особенно когда его переполнял безумный гнев.

– Мы как-то вызвали подозрения, – ответил я, беспомощно пожав плечами. – Изгои. Или кто-то из охраны. Кто знает?

– Нет, – тихо проскрежетал Хеджман, ковыляя в нашу сторону. Мне очень хотелось вколотить ему ума-разума в голову, но его следующие слова вырвались прежде, чем я успел поднять кулак. – Нет. Это предательство. Кроме паствы никто не знал. – Жалобно хныча, он упал на колени и вцепился в камни, завалившие шахту. – Мученица Сильда пала от руки предателя!

– Это лучше выяснить в другое время, – сказал я, отворачиваясь, и поднял свой мешок с едой и разными ценностями. Сложенный письменный столик был там самым тяжёлым предметом, но мне не хотелось его выбрасывать – ни тогда, и ни разу с тех пор. – Мы идём в Каллинтор, – добавил я, мотнув головой в сторону Тории, и зашагал в сторону тёмной неровной стены леса на востоке. – Пойдём, или как знаешь. Только помни, если умрёшь здесь, то обесчестишь память восходящей.

– Это был ты! – выпалил Хеджман, брызгая слюной, и его слова едва можно было разобрать. Он бросился мне наперерез, краткая вспышка молнии осветила нож в его руке. – Ты никогда по-настоящему не был её учеником. Я это видел. Я видел, как глух оставался ты к её истинам. Ты продал её лорду!

– Ты головой ёбнулся, – сказал я, пытаясь обойти его, но остановился, когда он снова вышел передо мной. В его широко раскрытых глазах не осталось ума, но нож он держал опытной рукой. Потом я понял, что этот человек полностью отдался учению Сильды, отдав ей каждую крупицу оставшейся у него веры. Её священная миссия закончилась, не успев начаться, и у него ничего не осталось – душа, лишённая цели и отчаянно пытавшаяся заполнить пустоту тем, что он считал святым возмездием.

– Она теперь мученица! – выпалил Хеджман, пригнувшись в стойке. – А ты её убийца. Проливающих кровь мученика ждёт лишь один конец. Так гласит каждый свиток Ковенанта.

Я уронил мешок с плеча и повторил его позу, взяв нож в одну руку, и дубину в другую. Справа от меня Тория делала то же самое. Я знал, что всё пройдёт быстро и скверно. На дальнейшие разговоры времени не оставалось, а Хеджман хорошо дрался, что бы там ни случилось с его разумом. Я бы считал себя везунчиком, если бы удалось отделаться одним-двумя порезами.

Сзади от меня раздался глухой щелчок, а следом за ним – гул вибрирующей тетивы. Хеджман резко выпрямился, застыл, не в силах двинуться, а потом пустился в хаотичный танец по колышущейся траве, спотыкаясь на окоченевших, дёргающихся ногах, и из его рта вырывалось странное гортанное ворчание. Мрак скрывал причину его состояния, пока мерцание молнии не осветило очертания арбалетного болта, торчавшего из его лба. Хеджман в темноте закашлялся и резко упал наземь, испустив поистине вонючие ветры, и лишь они послужили его последним словом миру, который не будет по нему скучать.

Я обернулся и увидел, как Брюер отбросил арбалет и закинул на плечо свой мешок.

– Слишком тяжёлый, – сказал он, шагая мимо нас в сторону далёкого леса. – Вы идёте? – добавил он и перешёл на бег, а мы с Торией всё таращились на его быстро удаляющуюся фигуру.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Для такого здоровяка Брюер удивительно быстро шёл по лугам и лесам, настолько, что нам с Торией нелегко было поспевать за ним. Перед тем, как выбраться из шахты, мы все запомнили маршрут до Каллинтора, повторяя слово в слово инструкции Сильды. Их составили по словам нескольких прихожан, которые знали местные края, и получился извилистый, а порой досадно своенравный маршрут, избегавший основных дорог.

«По лесам к востоку от реки», повторял я про себя на бегу, постоянно проверяя, что Тория всё ещё рядом. «Иди, пока не доберёшься до ручья. Вдоль него иди до старой разрушенной фермы». Оттуда лежал предположительно прямой путь по открытой местности до Каллинтора, и на эту перспективу я смотрел совершенно без энтузиазма. В лесах я чувствовал себя как дома, мой разбойничий глаз на укрытия и на возможные места для засад возвращался по мере того, как стихала гроза и восходящее солнце открывало всё вокруг. Что породило искушение бросить всё сильнее выматывающую гонку и поискать укрытие среди деревьев – этот импульс я подавил с безжалостной настойчивостью. Я сбежал из худшей тюрьмы во всём Альбермайне не для того, чтобы вернуться к жизни в скитаниях по лесам.

Мы немного отдохнули, остановившись под укрытием самых больших деревьев, только чтобы хлебнуть воды и сунуть в рот еды. Никто не говорил, поскольку слова были бы излишни, но меня так и подмывало спросить Брюера об убийстве Хеджмана. Из общего между нами оставалась лишь преданность Сильде, а без неё мне оказалось сложно разгадывать его действия особенно потому, что его лицо ничего не выдавало, помимо напряжения от нагрузки и отрешённого взгляда, который происходит от горя.

Я целый день удерживался от этого вопроса, следуя за неустанным Брюером по берегу ручья. Мы бежали, а я держал ухо востро, выслушивая ритмичный топот копыт или лай собак. Я лелеял надежду, что лорд Элдурм решит, что обвал шахты забрал всех беглецов вместе с невезучими охранниками, но знал, насколько такой оптимизм опасен. Конечно, он был доверчивым идиотом, но уже самой попыткой побега мы запятнали честь его семьи. Ни один аристократ не сможет просто принять такое оскорбление, как бы ни погряз он в безнадёжной тоске по женщине, которой совершенно плевать на его существование. По меньшей мере он поискал бы выход из шахты, и, найдя его, обнаружил бы там труп с арбалетным болтом в голове. Его гончие быстро учуют наш след, ведущий в леса. По моим оценкам, у нас была фора часа в три, но люди на лошадях их быстро наверстают.

Дольше всего мы позволили себе отдохнуть, добравшись до древней разрушенной мельницы, которая стояла тут, должно быть, с первого Троецарствия. Если в форме заросших мхом камней ещё оставалось какое-то напоминание о прошлом назначении этого здания, то от некогда могучего колеса осталась лишь железная ступица, проржавевшая до неузнаваемости.

Мы укрылись в уголке за тремя обвалившимися стенами. Стоило нам остановиться, как Тория рухнула на четвереньки и быстро выблевала всю скудную еду, что сегодня съела, а потом откинулась на спину – грудь тяжело вздымалась, потное лицо уставилось в небо через путаницу ветвей. Говорить она не могла, но всё же умудрилась сердито посмотреть на меня, когда я, задыхаясь, проговорил:

– Если ты умрёшь, можно я заберу твой нож?

Я бросил мешок на землю и прислонился спиной к стене, намереваясь так стоять, пока не утихнет истощение. Но у ног было своё мнение на этот счёт, и они быстро подкосились подо мной. Я ошеломлённо лежал, окаменев от напряжения и страха, пока не вернулось немного сил, чтобы сесть.