Пария (ЛП). Страница 35

– Ты здесь ещё? – вопросил голос, и у меня перед глазами появилось бородатое лицо сэра Алтуса. Он заглянул в мои мутные глаза, потом хмыкнул и отступил назад, отбросив ведро, куда в ледяную воду окунал мою голову. – Конечно, здесь. Он сказал, что тебя нелегко убить.

Он достал из куртки глиняную трубку, сунул пальцем в чашу лист и бесстрастно наблюдал, как я моргаю и с фырканьем возвращаюсь в сознание. Хотя я уже не чувствовал своих рук и большую часть тела, но голова и лицо словно пылали огнём. Не удивительно, что мне не удалось вдохнуть через нос, и я долго задыхался от боли, а холодный воздух и вода щипали мои многочисленные царапины.

– Вот, – проворчал сэр Алтус с трубкой в зубах и поднёс к моим губам фляжку. В рот потекла вода, и на вкус для моего пересохшего и разбитого горла она была чудеснее любого самого сладкого нектара. Выхлебав фляжку досуха, я вытянул шею и уставился на него, глядя, как он сунул трубку между зубами. Закусив её, он чиркнул кремнем над умятым в чашу листом. Это был натренированный искусный жест, и уже вскоре сэр Алтус выдохнул мускусный, травянистый клуб дыма.

– Видал я и похуже, – протянул он и наклонился, разглядывая моё побитое лицо. – Но сомневаюсь, что какая-либо девица когда-нибудь сочтёт тебя красавчиком. Попробуй-ка. – Он вытащил трубку изо рта и сунул меж моих опухших губ. – Немного поумерит боль.

Трубочный лист в те дни считался редкостью, поскольку его привозили на кораблях по морю издалека, и соответственно, продавали задорого, а потому он оставался роскошью, которой наслаждалась только знать. От первого вдоха я снова закашлялся, но очень скоро, как только странно сладкий аромат проник в мои лёгкие, я почувствовал, как огонь, охвативший моё лицо, начинает стихать.

– Не слишком много, – сказал он, убрав трубку, прежде чем я смог вдохнуть ещё благословенного дыма. – Нам же не нужно, чтобы ты лишился чувств? По крайней мере, пока немного не поговорим.

Он вытер трубку об тунику и снова сунул в рот, вздохнул и сел на верхнюю ступеньку маленького помоста, на котором стоял позорный столб.

– Я бы извинился за весь этот… спектакль, если бы не пребывал в глубочайшей уверенности, что ты его заслужил, и даже более того. – Он повернулся так, чтобы я, не слишком сильно напрягаясь, видел его лицо, и хмуро посмотрел на меня, серьёзно и настойчиво. – Ты ведь действительно убил брата того парня, Элвин?

Мне на ум приходило множество разнообразных ответов, от полного отрицания до отчаянной попытки обвинить того, кого я считал скорее всего мёртвым. «Это всё ужасный, кровожадный злодей по имени Эрчел. Это он силой втянул меня в разбойничью жизнь, м’лорд, клянусь всеми мучениками». Но с моих губ в итоге слетел лишь утвердительный стон, в котором сэр Алтус услышал достаточно правды и удовлетворённо хмыкнул.

– Так я и думал. Полагаю, приказ Декина?

Я в ответ и сам нахмурился, а потом застонал, поскольку усилия вызвали новый всплеск боли, и кровь закапала из открытых ран.

– Нет? – Рыцарь удивлённо поднял бровь. – Могу поспорить, он не обрадовался, когда ты ему рассказал. Когда его нрав начинал кипеть, от него всегда было лучше держаться подальше. Однажды я видел, как он выбил жизнь из лучника, который слишком громко кукарекал о том, что побил его в карты. Но тогда он был моложе, возможно, годы его размягчили. Или только его любовь к тебе избавила тебя от ножа?

Я постарался не шевелить лицом, опасаясь как очередного приступа боли, так и выдачи опасных секретов этому чересчур проницательному рыцарю. Однако упоминание прежнего знакомства с Декином заставило меня чуть прищуриться от любопытства.

– Да, – сказал он, и дым скрыл его зубы, когда он улыбнулся. – Я знал его, когда его звали Декин Ве́ртел. Так его называли в замке старого герцога, потому что он там много лет крутил мясо перед огнём. Это прозвище ему не очень-то нравилось, но так называл его сержант, когда впервые загнал нас под знамя и заставил пробубнить присягу. Мы её в один день принесли, понял? Два мальчишки, у которых ещё и яйца-то не совсем опустились, и вот мы уже солдаты, и маршируем на войну.

Сэр Алтус хорошенько затянулся, выпустил бледно-серое облако дыма, а потом печально и горько усмехнулся. Когда он снова заговорил, я отметил, что его голос изменился – тихие модуляции и идеальное произношение аристократа сменились грубыми тонами и рубленными гласными простолюдина.

– Казалось бы, они могли и не бросать нас в самое пекло, по крайней мере некоторое время. Подождали бы, пока мы чуток вырастем, а уж потом ставили бы в шеренгу с алебардами в руках, которые весили больше нас. Но так уж было заведено под знамёнами в конце Герцогских войн. Сколько бы тебе ни было лет, пускай доспехи тебе не подходят, или ты не умеешь обращаться с оружием – всё равно, сражаешься со всеми остальными, и, если мученики пошлют тебе удачу, останешься жив. А ещё хорошо, когда крепкий друг прикрывает тебе жопу, если всё идёт слишком оживлённо. Смотри.

Сэр Алтус задрал рукав на правой руке и продемонстрировал голый участок бледной кожи посреди волос и мышц.

– Арбалетный болт, прямо насквозь, во время второй осады Илвертрена, или то была третья? – Он пожал плечами. – Неважно. Смысл в том, что в тот день я был ближе к смерти, чем когда-либо с тех пор, и это Декин утащил меня от стен, пока ещё какой-нибудь остроглазый гад не закончил дело.

Я застонал от очередного приступа боли, а он замолчал, сунул трубку мне в рот и дал на этот раз затягиваться немного дольше. Дым значительно приглушил мои мучения, но при этом затуманил зрение. Когда сэр Алтус сел назад, его лицо показалось мне смутным и искажённым, хотя его слова я по-прежнему отчётливо различал.

– Время и перипетии войны в итоге разделили нас с Декином, – сказал он с ноткой ностальгического сожаления. – Мне выпал шанс попасть в роту Короны, и я им воспользовался, а он остался у герцога. Подозреваю, тогда он и решил встать на путь разбойника, когда отец, которого он ненавидел, вернул его в Шейвинскую Марку. Все годы, что я его знал, он был одержим этим – грандиозным планом окончательного возмездия. Как же, наверное, его взбесило, что герцог Руфон умудрился сложить свою голову на плахе.

Рыцарь покачал головой и тихо усмехнулся. Он уже смотрел расфокусированным взглядом не на меня, а куда-то вдаль, и я заключил, что эта история на самом деле не для меня. Я был всего лишь парой удобных ушей для истории, которую он не мог рассказать своим знатным друзьям.

– Итак, – продолжил он после недолгих мрачных размышлений, – Декин стал разбойником, а я, после многих бед, стал рыцарем. Не буду нагружать тебя подробностями своего возвышения, Элвин, поскольку, наверное, тебе на это глубоко насрать. Достаточно сказать, что если раньше я кланялся и лоб расшибал перед теми, кто родился в привилегиях, то теперь мне кланяются и расшибают лоб другие. Несколько лет назад отец короля Томаса положил меч мне на плечо и нарёк меня сэром Алтусом Леваллем, рыцарем-командующим роты Короны. У меня знатная жена, пусть и не самых примечательных кровей, свой замок, земли и керлы. Можно сказать, что такова награда за войны, если проживёшь достаточно долго, чтобы претендовать на неё. И у Декина всё это тоже могло бы быть, если бы не его одержимость, ведь как солдат он всегда был лучше. Он и сам так сказал, когда я сидел возле него в темнице всего три ночи назад, как сейчас сижу возле тебя. Палачи герцога поработали над ним, но он им ничего не сказал, только не им. Зато сказал мне. «Если бы не я, ты бы умер дюжину раз», – сказал он, и я не смог бы обвинить его во лжи. «Ты должен мне дюжину долгов, старый друг. Но я прошу погасить только два».

В тот миг меня окутала внезапная, глубокая усталость, от которой я клюнул носом, отчего с губ снова сорвался стон. То ли из-за трубки, то ли из-за сгущающихся сумерек, всё вокруг темнело. И сэр Алтус, когда снова заговорил, казался далёким эхом:

– Всего лишь две услуги, вот что он у меня попросил. Первое: чтобы я держал тот меч, которым приведут в исполнение королевский приговор. «Я бы предпочёл смерть от руки друга, если ты не против».