Пария (ЛП). Страница 17

– Они, Элвин. – Пальцы немного надавили, чуть больно, только чтобы напомнить мне, что сил ему с лихвой хватит продавить глаза до самых мозгов, если захочет. – Они – твоя принципиальная ценность для банды, для меня. Я понял сразу же, много лет назад, когда мы нашли тебя в лесу – комок тряпок, кожи и костей, в паре часов от могилы, но с такими ясными глазами. Эти глаза так много видят, а мозги за ними всё это хранят. Лорайн мой советник, Райт – мой проводник к невидимому, Тодман мой палач, но ты… ты мой шпион, который видит то, что нужно видеть. И я знаю, ты видишь, что однажды с Эрчелом нужно будет покончить, и, когда придёт время, это сделает твоя рука.

Пальцы снова надавили на мои глаза, на этот раз чуть сильнее, а потом он со вздохом отпустил меня.

– Вот твоё наказание, Элвин, за то, что не действовал так, как показывали тебе твои глаза. Если есть возражения, то озвучь их сейчас.

Я моргнул, смахивая слёзы, и ответил, не позволив себе помедлить, и стараясь, чтобы голос не дрожал:

– Никаких возражений, Декин.

– Что ж, хорошо. Пройдёт ещё несколько недель, так что не зацикливайся на этом слишком сильно. У Эрчела есть кровные узы, так что мне придётся сначала поторговаться. – Он замолчал и долго смотрел расфокусированным взглядом в сторону деревьев.

– Так ты… – проворчал он наконец, – видел кончину герцога?

– Нет, это было тем утром. Но мы слышали, что он довольно долго говорил с восходящим. Восходящий Дюрейль. Кажется, он был недоволен всем этим делом. Как и… – я кашлянул. – Королевский защитник, насколько мы слышали.

– Но он-то всё же выполнил свой долг, а? Махнул-таки мечом и отхватил для короля голову ублюдку-предателю.

Я ничего не сказал, раздумывая, хочет ли Декин на самом деле услышать полное описание измученных останков, которые торчали на пике на стене замка Амбрис. К счастью, Декин заговорил прежде, чем я промямлил ответ:

– Вот только он не был ублюдком, – пробормотал Декин. – Бастардом-то. А я был. Одним из многих. Знаешь, я даже представления не имею, сколько моих братьев и сестёр шныряет по этому герцогству. О четверых знаю точно, и ещё нескольких, немного похожих, видел мельком за эти годы. Непризнанные отпрыски чресл герцога, бедные как грязь, каким был и я.

Он помолчал, рассказав этот секрет, который на самом деле никаким секретом не был, поскольку слухи о родителях Декина ходили давно, разве что открыто не обсуждались. Сходство мог заметить каждый, стоило только взглянуть, и он никогда этого не отрицал, но никогда и не хотел об этом разговаривать. Все мы знали, что говорить в присутствии Декина о герцоге Руфоне чревато непредсказуемыми последствиями.

– Если я правильно помню, ты своего отца не знал? – спросил он, когда я уже задумался, стоит ли что-нибудь сказать.

– Нет, Декин. – Я натужно усмехнулся, как часто делал, когда всплывал вопрос моего детства. – Это мог быть любой из тыщи капризных ебак, толпившихся тем месяцем в борделе.

– Тогда считай себя счастливчиком, поскольку я понял, что отцы обычно сильно разочаровывают своих сыновей. Кто ещё был свидетелем казни?

– Помимо защитника и восходящего, только лорд-констебль достоин внимания из тех, о ком мы слышали. Только они, рота Короны и кучка солдат из других герцогств. Думаю, они ожидали волнений от горожан.

– Но никаких волнений не было, ведь так? – Я увидел, как его губы под бородой скривились в ухмылке. – Наверное, они терпели своего господина, а может он им даже немного нравился, но никогда его не любили. Его мало кто любил.

Он наклонил голову, чтобы посмотреть на меня, и заговорил. И голос, и взгляд на этот раз стали более резкими:

– Что ты узнал? Если ты выпытал хоть что-то из тех бедолаг, прежде чем их убить.

Я отвечал быстро, радуясь, что тема сменилась:

– Говорят, нового герцога зовут Эльбин Блоуссет. Троюродный брат…

– Двоюродный, – поправил Декин. – Сын сестры моего деда. Что ещё?

– Солдаты сказали, что они какое-то время были расквартированы в замке Блоуссета. Там находился и сэр Элберт. Они подслушали их разговор. Похоже, Блоуссет оказался слишком труслив, чтобы сражаться против кузена.

– Трусость и благоразумие часто одно и то же. Что ещё?

– По большей части это всё. Ещё куча баек о битвах, которые они видели, сплетни о сержантах, которых они ненавидят, или о капитанах, которые им нравятся – всё, как всегда. Мне так и не удалось узнать название замка.

– Я его знаю. Замок Шелфайн, уже три поколения родовое гнездо Блоуссетов. Может, он и куча дерьма, но стены там толстые, и их просто так не взять. Но, к счастью, вряд ли он будет долго сидеть в своей резиденции. – Он снова погрузился в молчание, изредка поворачивая голову в сторону лагеря. – Ступай, поешь. Скажи Лорайн, я скоро подойду. И Элвин, – добавил он, когда я поднялся на ноги, – ей ничего из этого не рассказывай. – Он улыбнулся мне едва заметной улыбкой, которая не вязалась с суровым приказом в его глазах. – Как бы сладко она не просила.

– Не скажу, Декин.

Он снова принялся разглядывать лес, а я со страхом и облегчением поспешил прочь в поисках более приятного развлечения.

– Этого даже на мою руку не хватит, не говоря уже об остальном, – сказал Герта, с весёлым презрением разглядывая протянутый медальон.

– Это подарок. – Я улыбнулся ей своей самой обаятельной улыбкой, которой тренировался некоторое время. И добавил тоном, казавшимся мне по-разбойничьи очаровательным: – Символ моего почитания.

– Почитание на хлеб не намажешь, а? – С профессиональной презрительностью рассмеялась Герта. – И я у тебя больше ничего не возьму, если не принесёшь чего-нибудь получше мелкой мученической хреновины. Элвин, неужели я, по-твоему, похожа на девушку, склонную к набожности?

– Ты всегда казалась мне похожей на даму проницательного ума, не говоря уже о невыразимой красоте.

– Ой, отъебись. – Герта снова рассмеялась, и я почувствовал небольшой прилив оптимизма, заметив, что она искренне развеселилась. – Невыразимая. Снова подбираешь слова? В Амбрисайде услышал?

Она приподняла бровь, и от здорового румянца на её щеках с ямочками по моему изнурённому похотью телу прошла голодная дрожь. Год назад Декин нашёл Герту в южных лесах. Её выперли из борделя, когда сутенёр раскрыл привычки её ловких пальчиков в отношении монет клиентов. Такие навыки – как лингвистические, так и плотские – всегда ценились в банде. Но Декин был честным нанимателем и настаивал, чтобы она получала соразмерную награду за свои услуги, обычно по ценам, которые я находил совершенно для себя недоступными.

– Тот торговец, которого мы в прошлом году держали ради выкупа, много болтал, – признал я, пожав плечами.

– Да ну? Жалко, что ты не сохранил свою долю. Тогда не тратил бы моё время на бессмысленный торг. А теперь сдрисни, юноша. Мне ещё готовить надо. – И она вернулась к прерванному мною делу – стала мешать с кроличью похлёбку в горшке, от которого поднимался ароматный пар.

– Я возьму миску этого, если уж больше ничего не предлагаешь, – сказал я, выудив два шека, свои последние деньги. Каждый шек, заработанный мною в банде, имел обыкновение просачиваться сквозь пальцы с раздражающим рвением. Я льщу себя тем, что за свою жизнь овладел множеством навыков, но искусство сберегать монеты никогда среди них не значилось.

Она хотела три шека, но, по крайней мере, на этот счёт готова была поторговаться. Я взял наполненную ею миску и пошёл прочь. Проходя по лагерю, я обменивался кивками и тихими приветствиями. Мы редко повышали голос в лесу, где предательские звуки, привлекая ненужное внимание, могут отражаться эхом дольше, чем это кажется естественным.

Лизун, прозванный так по причине отсутствия языка, поприветствовал меня своей беззубой ухмылкой, а Халберт дерзко подмигнула морщинистым лицом, покрытым оспинами. Неразлучные Юстан и Йелк помахали из темноты своего укрытия, где, как я предположил, они некоторое время предавались блаженным утехам. Тодман, Пекарь и Шнур коротко глянули на меня, занятые игрой в семёрки. Пекарь и Шнур кивнули, а взгляд Тодмана задержался на мне чуть дольше.