Анчутка (СИ). Страница 13

— Дядька, поговаривают, в последнее время есть ничего не может, недомогания ему. Да и сам я не слепой — на коне бывает еле держится, от того и из детинца не выходит, всю власть тебе передал — ты теперь вместо брата своего наместником здесь правишь. Князю в Переяславль подарки возишь — подкупаешь, верно надеясь наместником здесь стать.

После этих слов, явно давая сыну высказаться, Военег рубанул сверху, не вкладывая в удар полной силы. Их клинки скрестились, а мечники сблизились лицом к лицу, пыхая жаром.

— Всё моё принадлежит тебе, сын. За тебя ведь радею, — утвердил Военег, прогибая Извора и нависнув над ним, давя массой сверху, что тот встал на одно колено.

— Зачем Любаву с Миром хочешь свести? — процедил Извор, давая отпор. — Прошу оставь его в покое. Отмени свадьбу.

— Уже нет пути назад. Всё договорено — после обручения, через луну у них венчание будет.

— А потом что? Ты и Мира в могилу сведёшь? Коли так— тогда мне не нужно ничего! Я лучше дворовым дружинником буду! Лучше по миру пойду, — искривившись лицом, Извор поднажал на голомель свободной рукой. — Если с Миром, что случиться, я этого так не оставлю. Я расскажу всем о твоих делах.

— Против отца пойдёшь? Не посмеешь.

— А если посмею, что ты сделаешь?! Убьёшь меня? Как убил Позвизда?! — рявкнул, но встретившись с неуёмной внутренней мощью воеводы и под натиском своего неосознанного страха, Извор слегка отстранился увидев ярость в глазах отца.

— Его половцы убили!

— Нет! Ты убил его от того, что ведал он тайны твои! Знал он, что ты купцов да делянки грабишь, а всё на степняков валишь. Думаешь, я не знаю, кто убил Позвизда?! Я сам видел, как ты мечом рубанул его сына, я видел как ты перерезал Позвизду горло, а потом ты! сидел и наблюдал, как половец отнял его голову и руку, положил в ларец и преспокойно ушёл. Да к тому же и братался с ним, — процедил Извор, притянувшись перекошенным лицом к отцу, в глазах которого лишь на толику времени мелькнуло смятение. — Я всё видел сам! Я был в том разъезде!

Военег массой отбросил сына от себя и, в два маха выбив меч из его рук, с силой толкнул того ударом навершия своего меча, украшенного рубинами, в грудь. Извор упал навзничь. Поднимаясь на локтях, он бездейственно наблюдал за остриём отцовского клинка, которое с молниеносной скоростью смертоносной точкой приближалось к нему в колющем ударе. Задержал дыхание. Судорожно сглотнул, едва коснувшись кадыком острия, остановившегося возле его шеи.

— Я ждал этого разговора давно, — протянул Военег голосом. — И я тоже видел тебя тогда. Лишь от того, что ты мой сын, я оставил тебя в живых, — Военег давил на того каждым свои словом. — Тебя ведь всё устраивало раньше, с чего вдруг сейчас заговорил о этом?

— Зачем ты убил мою невесту? — голос дрогнул. — Зачем ты убил Любаву?

С каменным лицом, не тронутым даже тенью замешательства, Военег отвёл свой меч в сторону.

— Любава, жива, вон в своей одрицкой, косу плетёт, — кивнул в сторону терема и развернулся к сыну спиной, утирая рукавом пот со лба, направляясь в глубину двора. — Позвизд с незаконным сыном своим погиб, — небрежно бросил через плечо.

— Да, отец — как ты кривишь, я никогда не научусь, — гнев закипал в Изворе, побеждая трусость, детскую, неподдельную неосознанную трусость.

Она до селе позволяла Извору лишь парировать, так же как и в поединке, не давая гневу прорваться, и тот лишь свербил в груди, как гнойный нарыв, изредка выходя наружу в виде едких замечаний. А сейчас что? Что случилось? Он вспомнил глаза отца, который следил за избиением конокрадки. Всё бы ничего, только взгляд сверкал, излучая наслаждение. Всё бы ничего, но этот восхищённый взгляд был в его глазах, когда он убил Позвизда…

— У Позвизда ведь не было сына? — Извор решился высказать подозрения, закравшиеся в его разум после встречи с ведуном.

Военег остановился, а Извор продолжал. Он не был до конца уверен в том о чём спрашивал, но мысли душащие его выплеснулись наружу.

— Долго ты будешь кривить, а? Или ты хочешь, чтоб я сам открыл всю правду? — продолжал Извор ударяясь своими словами о спину отца. — Я ведь теперь не остановлюсь ни перед чем, сам всё разузнаю.

В несколько широких шагов Военег настиг Извора, понудившегося подняться и, собрав в кулак его ворот, подтянул к себе, труханув как щенка.

— Уймись, — сквозь сомкнутые зубы рыкнул, нависнув над сыном.

— Нет, мне давно уже надоело быть сторонним, отец. Ты убил Позвизда, чтоб Нежданой ожениться, — продолжал не имея желания повиноваться как прежде. — Потом мою невесту убил, которая мальцом переоделась, а какую-то робичицу (дочь рабыни) Любавой назвал, чтоб всё достояние Позвизда к своим рукам прибрать. А я-то думаю, чего это Любава с мачехой своей так милуется, хотя та холодна с ней раньше была, теперь ясно всё.

— Узнал всё же? — выдержав паузу признал Военег, видя что нет смысла уворачиваться дальше.

— И кто эта, которую выдаёшь за дочь Позвизда?

— Любава — твоя кровная сестра, — эти слова сразили Извора крепче рубящего удара. — Я не знал о ней, пока в Курск с Олегом не приехал. Я до переяславльской службы, у Ярослава, князя киевского, сотским был. Он мне поручил обозы с оружием сопроводить до Киева. Там и впервые Неждану увидел. Отец её, кузнец Злат, немного задерживался. Я из-за этого на несколько недель здесь осел. Вот и нашёл себе развлечение…

5. Сестрица

Курск. Двадесять (20) лет назад.

— Ох, Военежка, как сладостны мне твои лобзания, — протомила пышногрудая девица, выпроставшись из широких лап молодого киевского дружинника. — Но верно в последний раз мы с тобой видимся — отец последний меч выковал, последнее кольцо согнул на доспехе, всю кольчугу лично перепроверил, и перьев для копий да болты с преизлишком положил — получишь своё, уедешь в Киев и забудешь как звать, — подхватила плетёнку, скудно заполненную сыроежками, и дразняще завихляла бёдрами, отступая от рослого мужчины, стягивающего с себя шёлковую сорочицу.

— Неждана, постой… — Военег истомно продрожал в порыве страстного возбуждения и швырнул от себя смятый ком.

От торопливости его движения были неверными и резкими, от горячности свело скулы и он, лихорадочно цепляясь за выскользнувший из его лап край длинной рубахи Нежданы, с вышитыми по подолу красной шёлковой нитью узорами, лишь безрезультатно хватался руками за воздух в попытках словить девицу.

— Подожди маленько, — не смог нагнать, запутавшись в косах берёзовых ветвей, сплошь усыпанных длинными, рыхлыми серёжками.

Только девица опять увильнула игриво в сторону, крутанувшись перед полянином, задев того своей долгой косой, и спряталась за стройной берёзой. Лишне не стала томить дружинника любострастным разжжением — позволила схватить себя и прижать спиной к белоснежному стволу.

— Я лишь отвезу в Киев обоз. Князь верно оценит, что Злат, отец твой, заготовил — качество наилучшее, да по такой низкой цене, что даже мне навар остался, — выдернул корзину из рук девицы и отшвырнул ту в сторону, разбросав багряные и лиловые грибы с белоснежными ножками на густом ковре жёлтых лютиков.

— Не забывай, только благодаря мне, ты смог выторговать такую выгоду для себя, — маняще провела пальцем по его обнажённой груди, по долу между большими грудными мышцами, спускаясь ниже к бугристому животу, щекотливо перебирая короткие волоски на тонкой линии вдоль него.

— Заберу — будешь в Киеве жить. Для тебя отдельную избу прикажу срубить, — заскользил руками по её стану.

— А что ж жена твоя не против будет? — игриво шепнула прислонившись губами к его уху, заставляя того покрыться мурашками.

— Мне жена не указ, — терпение Военега иссякло и, заломив руки Нежданы, которая и сопротивлялась лишь только для вида, впился в её манкие губы в пылком поцелуе, наконец дав вырваться на волю до ныне сдерживаемое в узах его тела любострастному влечению, которое подпитываемое самой девицей, будь то лёгкое прикосновение, когда проходила мимо, показано натянутая рубаха на её груди или, как казалось на первый взгляд, нечаянное купание той неподалёку от водопоя, где Военег решил отдохнуть, не давало ему покоя уже несколько седмиц, пока находился на постое в Курске.