Нежеланный брак (ЛП). Страница 28

— Мне нужно идти. Я постараюсь звонить тебе время от времени, ладно? Если тебе что-то понадобится, просто напиши. Разница во времени немного неудобна, но я постараюсь как-то это устроить.

— Хорошо, — шепчу я. — Хорошего полета, Дион.

На мгновение я думаю попросить его написать мне, когда он приземлится, но затем меня осеняет мысль, что лучше этого не делать. Часть меня все еще боится беспокоить его. Привлечение к себе внимания или просьбы о чем-то всегда приводили к боли в долгосрочной перспективе, и я не хочу рисковать.

Дион как будто колеблется, но потом вздыхает.

— Спокойной ночи, Фэй. Скоро увидимся.

Он завершает звонок, а я остаюсь смотреть на телефон, с тяжелым сердцем. Я не хотела прекращать разговор с ним, и не знаю, что мне с этим делать.

Глава 23

Фэй

Дом Диона тих и наполнен какой-то уютной атмосферой, когда я, переходя от комнаты к комнате, восхищаюсь результатом. Есть нечто особенное в том, что я сама все это оформила. Я никогда не думала, что дом может чувствоваться так тепло.

Каждый раз, когда я вхожу сюда, мне становится спокойно. Я понимаю, что технически это всего лишь четыре стены, и они не обладают никакими мистическими свойствами. Но тем не менее, я ощущаю безопасность в этом месте. Кажется, что мой отец не может меня достать, как будто тяжесть моих обязанностей слегка снижается. Я использовала этот дом как убежище, говоря ему, что важно закончить оформление до возвращения Диона, и передышка, которую он мне дал, была неоценима.

Дизайн в этом доме — это результат моих собственных решений, и просто находиться здесь приносит мне радость. В доме отца я даже не могла выбрать цвет кресла для своего стола, а здесь я подобрала каждую деталь, вплоть до дверных ручек. Я потратила недели, чтобы все было идеально, и чувствовала себя как будто по-настоящему на своем месте.

Я не думала, что что-то может приносить мне такую же гармонию, как игра на рояле, но в дизайне я потеряла себя не меньше. Может быть, это просто тот факт, что я могла контролировать свою новую жилую среду, а надежда, которую это вдохновляло, имела значение, но это было нечто большее.

Я останавливаюсь в гостиной, мои глаза невольно падают на рояль у окна. Бабушка Анна привезла его на прошлой неделе, и состояние, в котором он находился, было болезненно наблюдать. Она сказала, что это самое ценное имущество Диона, но он был так сильно расстроен, что едва ли можно было на нем играть. Я сделала все возможное, чтобы его настроить и восстановить, и теперь он стал моим любимым элементом дома. Интересно, почему Дион позволил ему прийти в такое упадочное состояние?

Я могу лишь предположить, что это потому, что он редко бывал здесь, но как-то мне трудно в это поверить. Этот рояль, наверное, стоил больше, чем дом моего отца, и явно был сделан на заказ.

Я сажусь и нежно касаюсь пальцами клавиш потрясающего и бесценного Steinway, меня охватывает волна возбуждения, когда начинаю играть Листа — La Campanella. Рояль вроде этого был создан для того, чтобы на нем играли.

Я улыбаюсь, когда мелодия наполняет гостиную, акустика тут просто отличная. Чтобы научиться играть это произведение потребовалось много лет, и оно стало моим любимым. Когда жизнь казалась слишком тяжелой, а бремя ожиданий семьи становилось невыносимым, я терялась в таких произведениях, как это. Играя La Campanella, нужно обладать определенным контролем, и возможность играть его, всегда заставляла меня чувствовать себя могущественной. Я вздыхаю, играя последний аккорд, глаза закрываются. Хотелось бы чувствовать себя так каждый день.

— Прекрасно, — слышу я голос Диона.

Я напрягаюсь, услышав его, и моя спина выпрямляется. Я не заметила, что он вернулся так рано, и тем более не ожидала увидеть его здесь сегодня. Я резко вдыхаю и поднимаю взгляд, обнаружив, что он стоит, прислонившись к стене позади меня.

— Я… прости, — тихо произношу, застыв на месте. Мне следовало бы встать и извиниться должным образом, но я не могу сделать ничего, кроме как смотреть на него.

Он снова выглядит безупречно, а легкая щетина на его лице только подчеркивает его острый подбородок.

— Я… не хотела трогать твой рояль. Просто… я не могла устоять, он просто настолько прекрасен, — признаюсь я, мое сердце бешено стучит.

Его взгляд скользит по мне, и я не могу понять, о чем он думает. Он выглядит одновременно и измученным, и очарованным. Именно так он смотрел на меня, когда присутствовал на моем концерте, и он меня пленил. Никто никогда не смотрел на меня так раньше — даже Эрик.

— Я знаю это чувство, — шепчет он, как будто не хочет, чтобы я слышала, но не может удержать эти слова.

— Все мое — твое, Фэй, — говорит он, его голос становится громче. — Все.

Он отталкивается от стены и идет ко мне, его шаги медленные, неторопливые. Он не останавливается, пока не оказывается рядом с фортепианной скамейкой, на которой я сижу, его глаза ни на секунду не покидают моих, когда он опускается на колени.

— Сыграй еще раз, — шепчет он, его рука обвивается вокруг моей талии. — Для меня, на этот раз. — Он сбивчиво вздохнул и уткнулся лицом в мою шею, лишив меня возможности дышать — Пожалуйста, Фэй. — Его голос — это шепот-мольба — в которой я не могу отказать.

Мои пальцы дрожат, когда я снова начинаю играть это произведение, и я пропускаю несколько нот. Я ожидала, что он отчитает меня или потребует начать все сначала, как это всегда делал мой отец, но вместо этого он нежно целует меня в шею, его хватка на моей талии на мгновение усиливается, прежде чем его ладонь медленно скользит вниз по моему животу. Его дыхание сбивается, и он слегка кусает меня за шею, прежде чем его рука скользит еще ниже, пока не достигает подола моей юбки.

Его пальцы проскальзывают под юбку, и я напрягаюсь, пропуская несколько нот, когда его рука скользит вверх по моему бедру. Я извиваюсь под его хваткой, сбитая с толку тем, что он заставляет меня чувствовать. Это так же, как когда он поцеловал меня на Гавайях. Мое тело горит, оно нуждается, и тихий стон срывается с моих губ, когда он проскальзывает пальцами между моими бедрами, его большой палец касается моего кружевного белья.

Он держит свою руку там, и мне стоит всех сил не ерзать на своем месте, пытаясь приблизить его, чтобы его большой палец коснулся меня еще немного.

— Шестнадцать дней, — бормочет он, казалось бы, не обращая внимания на то, насколько неузнаваемой стала La Campanella. Я пропустила столько нот, что уже не уверена, что играю, и впервые в жизни меня это не волнует. — Скоро я заставлю тебя сыграть самое сложное произведение, которое ты знаешь, пока я буду стоять на коленях между твоими красивыми ножками и пробовать твою киску на вкус.

Я едва узнаю нуждающийся звук, который вырывается из глубины моего горла, и Дион усмехается, его дыхание щекочет мое ухо.

— Скоро ты будешь думать обо мне каждый раз, когда играешь, и каждый раз, когда я слышу звук пианино, я буду думать о тебе. Моя красивая, восхитительная жена.

Мои пальцы замирают, и в комнате становится тихо. Дион слегка отстраняется, чтобы посмотреть на меня, его свободная рука нежно касается моей щеки. Он поворачивает меня лицом к себе, и желание в его глазах перехватывает мое дыхание. Он смотрит на меня так, будто я единственное, что он видит, будто все остальное исчезает, когда он держит меня так.

Его взгляд опускается на мои губы, и он вздыхает.

— Я думал о тебе каждый день, пока меня не было рядом. Когда я закрываю глаза, я почти могу представить, какая ты на вкус… но мне нужно напоминание, Фэй. Ты не напомнишь мне?

Дион слегка наклоняется, пока его губы не касаются моих, его прикосновение нерешительное, словно он хочет дать мне возможность отстраниться. Когда я этого не делаю, он стонет и захватывает мои губы, его движения мягкие, но настойчивые.

Я стону, когда его язык касается моих губ, и инстинктивно открываюсь для него. Рука Диона запускается в мои волосы, и он крепко сжимает их, сплетая свой язык с моим, пробуя, пожирая. Я тянусь к нему, мои руки обвиваются вокруг его шеи, и он притягивает меня ближе, его прикосновение такое же отчаянное, как и мое.