Адвокат вольного города 12 (СИ). Страница 39
Для меня кажется невероятным, чтобы два таких крошечных объекта, в масштабах неба, которые к тому же могут лететь на любой высоте, сталкивались.
Кажется невероятным.
А по факту — бывает и запросто.
Мир, в котором я жил, спасала только низкая скорость. Самолёты летали медленно, успевали отвернуть. Пока что.
Я отпустил Старшину в салон, но на время.
И правил, постоянно следя за временем, скоростью, углом по компасу, высотой и горизонтом. В общем, почти два часа для меня пролетели незаметно.
После бесконечных полей и постоянно попадающихся населённых пунктов, которые никак нельзя было идентифицировать, мы вдруг оказались над довольно большим озером.
Я позвал Старшину, приказал держать штурвал ровно и углубился в атлас. Получается, что это может быть, судя по размеру, только «Lago Balaton». То есть я мальца промахнулся мимо Будапешта. Впрочем, прямо туда мне и не надо.
Всё это время я гонял рацию, пытаясь найти что-то понятное среди немецкой и венгерской речи. Пару раз ловил какое-то радио на русском, но там только кто-то заунывно пел. Так-то я искал не радиовещание, а частоты для общения с диспетчерами и пилотами.
Но ничего понятного мне не находил.
Мобилет ожил звонком. Я вздрогнул, отчего чуть дёрнул руль и самолёт чуть просел по направлению к глади озера.
Матюгнувшись, выровнял машину и убрал громкость радио.
Незнакомый номер.
— Да?
— Сэр Аркадий Ефимович Бугуйхан?
— Дыыы, — самолёт стал лететь горизонтально, а вот направление по компасу я сбил, так что плавно рулил чуть правее. Учитывая, что пилотирую «в одного» я впервые, этот процесс казался мне крайне ответственным, я даже потел от переживаний.
— Это сэр Фредерик Олсой Палмер.
— Безумно рад Вас слышать, — сцепив зубы, пробурчал я. Чтобы освободить руку для штурвала, приходилось держать мобилет плечом и ухом, что изрядно отвлекало от рулёжки.
— Что-то в Вашем голосе такого… Сэр Аркадий!
— Йес!
— Я уполномочен сообщить, что мы склонны заключить с вами соглашение, тот самый пакт о мире на условиях, вами предложенных. Так же туда будут добавлены… Вернее уже добавлены, что Вы даёте личные гарантии всем подданным Британии, находящимся на территории каганата.
— Да, всех отпустим.
— Там есть те, кто не находятся у вас в незаконном плену.
— Кто-то прячется по ущельям и кустам? Похвально. Всем дадим свободу и безопасность.
— То есть, Вы согласны?
— Да.
— Мы склоны назначить вам постоянного представителя.
— Посла? — самолёт летел ровнее, так что я чуть ослабил хватку штурвала.
— Это статус ниже. У Вас есть пожелания?
— Ага. Тот офицер из наёмников, британец, как там его… капитан Дьюспэн.
— Понравился?
— Нет. Он та ещё задница и он мне совсем не понравился. Пару раз мне хотелось его пристрелить. Но, в отличие от хлыща Форбса, кстати, как он…
— Жив, рад что Вы спросили.
— Это был сарказм. Мне плевать на Форбса. Тут материя тонкая. Меня злит ваш Дьюспэн, но он вызывает у меня уважение. А такие как Форбс, нет. То есть по факту, если вы назначите мне такого бабушкиного пирожка, то я приму его в городе, но по-взрослому с ним говорить не стану. Мы начали с Вами знакомство с рассматривания друг друга через прицел. После этого нужен человек жёсткий. Мне не понравится общаться с капитаном Дьюспэном, но я по крайней мере смогу с ним говорить и понимать, что он хотя и козёл винтокрылый, фактически враг, но такой враг, которого можно воспринимать на равных.
— Я Вас услышал. Конечно, решать нам.
— Да, я это понимаю. В конце концов, посол — это не красна девица чтобы всем нравится.
— Да, рад, что Вы понимаете.
— Что мы теперь делаем? — впереди показался дальний край озера.
— Я прилечу с пактом и эдиктом на его подписание. Так же, на самолёте, официально. Дату сообщу. Вы меня встречаете, мы садимся за стол, всё проверяем и подписываем. Фотографы нас снимают, потом совместное фото и всё, я улетаю.
— Ужин? Предпочитаете рыбу?
— Стейк. Но на ужин я не останусь. Протокол и ситуация… Словом, я прибуду на большом самолёте, чтобы вывезти первую партию пленных. Потом самолет прилетит ещё несколько раз, чтобы вывезти всех. Полетим прямым рейсом в Лахор.
— Окей.
— Какой-то Вы не радостный, Аркадий? Я думал, Вам нужно соглашение, мир, всё такое.
— Очень нужно. Простите, у меня тут… Родственника оперируют в настоящий момент. Врачи гарантий жизни не дают, может помереть, вот я и волнуюсь.
— Аааа… Не смею больше отвлекать. Буду рад Вас увидеть. И те условия, что Вы озвучили, тоже буду рад увидеть.
— Всё будет и даже больше.
Я положил трубку и вытер лицо рукой.
Теперь помирать никак нельзя.
Доктор пролетел на километров тридцать-пятьдесят западнее города, так?
Деревушка звалась вроде бы «Замой». На карте была точка, которая называлась «Zamoly». Могла при переводе буква потеряться?
Короче, пробую туда. Один чёрт, у меня не точная навигация, а направление.
А ещё я не знал частоты для связи с аэропортом.
После озера сбросил скорость и, кажется, мне повезло. Я увидел крошечный самолёт, который взлетел с земли где-то с полей.
Проследив место взлёта, я снизился, сильно сбросил скорость и стал кружить, пока не увидел полосу.
Та ли эта полоса? Черт его знает, когда садись, не запомнил, а когда были на земле, то всё казалось по-другому.
Я включил рацию и стал рыскать по частотам, постоянно повторяя «Венкель».
В какой-то момент одна из частот что-то пробурчала со словом «Венкель». Или ругались на меня или согласились, что такой человек у них есть. Вообще-то, он не хозяин аэропорта, а просто очень оборотистый директор кабака.
Я посмотрел на полосу. Никто не взлетал и не садился. Чем чёрт не шутит? Пробую сесть. Доктор же посадил такую же фиговину?
Садиться — это, на мой взгляд, труднее всего. Я ни разу не сажал самолёт. Фёдор Иванович всегда это делал сам. Не то чтобы мне не доверял, просто я не просил. Взлетать да, раза три давал. Порулить на высоте.
А вот сесть… Мне кажется, это самое трудное в лётном деле, сесть и так, чтобы целым.
Когда-то миллион лет назад я играл на Pentium 486 в авиасимулятор F-16. И всё, что я знал о полётах — это совместный опыт с Фёдором и чёртова древняя игрушка на компьютере.
— Там, в салоне! Все сядьте и пристегните ремни!
До бойцов без лишних слов доходила серьёзность момента, никто, даже Малой, не стал спорить или задавать глупые вопросы.
По моей команде Старшина тоже взялся за штурвал, но с полностью расслабленными руками.
Сделал очередной круг. Выставил машину, чтобы она шла точно по полосе, чтобы ВПП казалось прямой струной. Сбросил скорость до сто десяти, медленнее машина начинала просто падать, я пробовал.
Стал приближаться и, одновременно, снижаться пока не оказался на высоте всего полутора сотен метров. И когда увидел передний край полосы… Надо сказать, что местные венгры, кажется, поняли, что у меня проблемы и подсветили, несмотря на день, полосу. Так же по бокам полосы собрались люди, у некоторых в руках были огнетушители, багры и топоры. Настроены они были серьёзно.
Видимо те настораживающие факты, что я делал уже одиннадцатый круг над аэродромом и не выходил на связь, плюс то, что рулил неуверенно, вселили в них тревогу.
Я выпустил шасси, три лампочки мигнули и показали, что шасси выпущены (искренне надеюсь, что индикаторы не врут) и стал снижать. Так плавно, плавнее, чем я уговаривал судью, плавнее, чем мухлевал с нотариальным завещанием. Плавнее, чем делал что-либо в своей жизни.
Кажется, я мог разглядеть все трещины на бетоне полосы.
Удар, покрышки взвизгнули от касания.
— Удерживай штурвал на нижнем! — сипло пропищал я, от волнения у меня пересохло горло и голос стал сопением. Однако Старшина меня понял и помог со штурвалом.
Я удерживал тоже, одновременно сбросив обороты двигателя в ноль.