Капитали$т. Часть 5. 1991 (СИ). Страница 40

— Воздерживаюсь, — буркнул Серега.

— Ты, Валер? — посмотрел я на Валерика.

— В принципе, не против, — сказал он, — но нужно все подробно пробить об этих людях. А против Афганца я ничего не имею! Бабки с сахарного завода заходят такие… Елки-палки, пацаны! Мы же год назад даже не мечтали о подобном!

— Бабки большие, — согласился Серега. — И расходы большие. И мороки столько, что от этих бабок не успеваешь удовольствия получать! А нахрена бабки, если от них никакого кайфа нет? Нет, я все понимаю, что время золотое стоит, ковать железо нужно, пока горячо… но мне как-то не так это все представлялось!

— Как же тебе это все представлялось? — спросил я, с интересом глядя на Серегу.

— Да хрен знает, — он недоуменно пожал плечами, — как-то думалось, что если у тебя много денег, то никаких напрягов, все в кайф. Сидишь спокойно, отдыхаешь где-то под пальмой! А напрягов столько, сколько у меня в жизни не было!

— Отдыхать на пенсии будем, — отрезал я. — если доживем, конечно.

Суеверный Серега три раза постучал по столу.

Славик, директор сахарного завода, загорелся идеей — зайти на химкомбинат. В своих мечтах он представлял себе что-то вроде концерна, в состав которого бы входило несколько заводов, банк и обширная сеть розничной торговли. Обладая обширными связями, Славик выяснил, на чем делаются главные деньги химкомбината. Оказалось, что на базе комбината было открыто совместное предприятие — советско-венгерское. Минеральные удобрения шли на экспорт за твердую валюту.

— Много кто так делает! — заявил Славик, глаза которого горели в ожидании будущих барышей. — Но они фактически вывозят в пять раз больше, чем декларируют! Понимаете⁈

— Что уж непонятного, — усмехнулся я.

Действительно, все было понятно. Экспортеры обязаны сдавать валюту по смешному официальному государственному курсу. И работать только через Внешэкономбанк. Но дельцы с химкомбината этот запрет обошли — большую часть товаров вывозили нелегально, скорее всего, договорившись с контролирующими органами, а значит — могли утаить от продажи государству большую часть валютной выручки.

— А директор совместного предприятия — человек Давида Абхаза! — торжественно объявил Славик. — Прикиньте теперь, какие там бабки! Директор комбината там в доле, само собой! Если получится убрать директора комбината и поставить своего, то эту схему мы тоже себе заберем!

Славик горел энтузиазмом и рвался в бой.

Глава 21

Письма трудящихся с химкомбината в нашу газету обошлись очень недорого. В газете появилась разгромная статья о том, что на предприятии кризис, зарплата у рабочих не растет, как им выживать в стремительно меняющихся условиях — не очень понятно. А тут еще все те же трудящиеся в анонимном письме сообщают, что возле комбината трутся какие-то подозрительные дельцы, зарегистрированы подозрительные фирмы, через которые дефицитная продукция во всю идет за рубеж. Наживающиеся на народном горе злодеи гребут валюту, как не в себя, а трудовой коллектив доедает последний хрен без соли, забыл о санаториях и чахнет день ото дня. Статья вышла правдивая, хорошая. Главред получил премию — сто долларов. Очень серьезные деньги, между прочим. А журналист, написавший статью — всего полтинник.

Депутаты городского совета, узнав о творящемся в химической промышленности беспределе, и подстрекаемые Борисом Борисовичем, конечно же, возбудились. Было проведено заседание, сказано несколько гневных речей, написан запрос в прокуратуру и даже создана какая-то депутатская комиссия. Борис Борисович, вместе со своими организаторскими способностями, обошелся нам в десять тысяч «зелени». Стоимость порядочной иномарки.

По запросу городского совета возбудилась областная прокуратура. На комбинат была направлена проверка, которая, конечно же, нашла массу интересного — от нарушения финансовой дисциплины до банального воровства. Результатом стало уголовное дело и отстранение директора комбината от должности. Связанные с комбинатом фирмы тоже попали под раздачу — с выемкой документов и арестом счетов. Стоила вся эта прокурорская свистопляска семьдесят пять тысяч долларов, джип «Ниссан» и три трупа. По этому поводу я еще раз встретился с городским прокурором.

Встреча прошла в кафе «Мороженное». Прокурор был сосредоточен и деловит.

— Одним словом, все сложно, — заявил он, напустив на себя серьезный вид. — Пока все по плану. Но…

— Вы мороженного закажите, — посоветовал я. — Здесь пломбир — лучший в городе! От жары — первое дело!

— Чего? Пломбир? — удивился он. — Нет, я сладкое как-то… не очень. В общем, все непросто по вашему делу. Могут быть сложности.

— Мы бабки заплатили. И не только бабки, — напомнил я, выразительно посмотрев на прокурора. Он тут же смешался.

— Нет-нет! Ты не подумай! Шеф если взялся помочь, то сделает все, что сможет! Ему уже предлагали ваши… так сказать, оппоненты. Сильно больше, чем…

— Даже так? — удивился я.

Он горделиво усмехнулся.

— Предлагали. Очень много. Чтобы замять все. Но шеф — кремень! У него свои принципы, если с одной стороной договорился, то с другой — ни-ни! Хоть озолоти его!

— Принципы — это хорошо, — кивнул я. — Только в чем тогда проблема?

— Могут через голову вопрос решить, — сказал прокурор, снизив голос до шепота. — Там столько денег, что… Могут. Если шефу из Москвы позвонят… Сам понимаешь!

— Кто? — спросил я.

— А это уж тебе виднее, — ухмыльнулся прокурор, — кто там фактически руководит…

— Абхаз? — Я вопросительно посмотрел на прокурора, но он только замахал руками.

— Я всех этих кличек и грязных дел не знаю и знать не хочу! Мое дело предупредить — я предупредил. Все! Чтобы у вас потом, сам понимаешь, претензий не было…

— Понял, — кивнул я. — А вот от мороженного вы зря отказались! Мороженное — первый сорт!

Прокурор махнул рукой, подхватил портфель и поспешил к выходу. А я остался доедать пломбир, который был на самом деле очень приличным. А на улице была весна, уже переходящая в лето — какая-то удивительно яркая, красочная, многообещающая! Нет, это время не сплошной мрак, думалось мне. Вот солнце. Вот теплый ветер. Вот тюльпаны на городских клумбах — цветут во всю! И молодежь — пестрая и яркая, демонстративно неформальная, шумная.

Вот такие они, девяностые, думал я по пути в офис. Жизнь идет своим чередом — она всегда так идет. И люди надеются на лучшее. И красивые девушки в мини-юбках. И «Ламбада». «Спид-Инфо» и «КоммерсантЪ». А что очереди, и в магазинах шаром покати, а на рынках все втридорога, так все давно привыкли. Естественный фон, на который не обращаешь внимания. Как запах мочи в подъезде, который периодически сменяется запахом хлорки — тоже привычным, хоть и убийственным для всего живого. А вот в м о е время, подумалось мне почему-то, об этих годах почти забыли. А если и помнят, то… как-то странно, очень избирательно. Мифы и легенды. «Бригада» и «Бумер». Но ведь люди жили (то есть живут — вот же они, эти люди!), учились, работали, любили, рожали детей, были счастливы… Может быть даже в чем-то счастливее, чем в то мое время, в будущем. По крайней мере те, которые молоды сейчас…

В офисе — сумасшедший дом. Бритоголовые курьеры в спортивных костюмах толкутся возле бухгалтерии — сдают вырученную за водку наличку. По коридорам бегают с бумагами сотрудники, и я вдруг осознаю, что большинство из них не знаю по имени. Я прохожу по коридору, где расположен отдел снабжения. Из открытой двери кабинета начальника отдела слышится лютый многоэтажный мат. Начальник отдела снабжения — наша гордость. Ценнейший человек. Мы переманили его из какой-то строительной конторы. Профессиональный решала высшего уровня. В советское время таких людей называли «толкачами» — деловые люди, имеющие возможность достать что-то для своего предприятия. Фонды, оборудование, транспорт, скорректированный план — все на свете! Деятельность их была где-то на стыке законности и криминала, но ни одно крупное предприятие без них не обходилось. Нашего решалу-толкача называли по отчеству и уважительно — Серафимович. Сейчас Серафимович разносил кого-то по телефону — щедро применяя русский матерный угрожал нерадивому контрагенту физическим и даже сексуальным насилием!