Нок-Сити (ЛП). Страница 40

Внутри меня нарастало шипение, но резкий взгляд Атласа заставил меня сдержаться.

— Как избавятся? — Спросил он.

Август выглядел злым, когда сказал:

— Это не моя работа — решать, а ваша. Если мы узнаем, что она знает больше, чем говорит, или что она планирует предать нас, тогда ей не будет пощады, дампир она или нет.

Он был предельно серьезен, я видел это по его глазам. С двумя щенками, убитыми на улицах от рук сторонников Харкера, и горсткой пропавших волчиц, места для милосердия больше не оставалось.

— Справедливо, — сказал Атлас, хотя я слышал явное напряжение в его голосе. — Мы даем тебе три дня, чтобы оплакать щенков. На закате мы пришлем посланника засвидетельствовать наше почтение.

Август кивнул, уже поворачиваясь к нам спиной. Именно так действовал альфа-оборотень — коротко и по существу. Никто никогда не обвинял его в дружелюбии. Но прежде чем у него появился шанс вернуться в свою волчью форму, я крикнул в последний раз.

— Еще кое-что, — сказал я. Август замер и повернулся, чтобы встретиться со мной взглядом. Он подождал, поэтому я добавил с напряженными плечами и камнем внутри: — Пропала еще одна женщина. Мои контакты сообщили мне всего час назад. — Глаза Августа потемнели еще больше, горя расплавленным янтарем. — Это человек. Ее зовут Беатрикс Каствелл, и она ближайшая кузина Сиренити.

Слова прозвучали глухо, эхом отразившись от окружающих лесов. Я наблюдал, как Август воспринял информацию и торжественно кивнул, прежде чем снова развернуться и плавно превратиться в полуночного черного волка. Вой наполнил ночь, когда его стая последовала за ним, эхом разнесся по лесу. Вдалеке к их вою присоединились другие, и мы с Атласом восприняли это как сигнал уходить. Теперь предстояла самая трудная часть — сообщить нашей пленнице, что ее любимая кузина была новой жертвой сенатора.

ГЛАВА 14

Я очнулась ото сна без сновидений и от ощущения, что за мной наблюдают. Мои руки были развязаны, и я больше не была прикована к полу. Все это всплыло в памяти. Меррика нигде не было видно. Была только я и это изорванная черная сорочка.

Ощущение, что за мной наблюдают, не покидало меня, поэтому я посмотрела на темное стеклянное окно, зная, что по другую сторону кто-то стоит. Чем больше крови я могла выпить, тем острее становились мои чувства. Это было странно — слышать и ощущать то, к чему я когда-то была слепа. Мое тело болело, но это была приятная боль, которая подтверждала тот факт, что предыдущая ночь не была просто каким-то лихорадочным сном.

Я оглянулась на стену, где на бесполезных цепях болтались разорванные наручники, живо вспомнив, с какой жестокостью Меррик трахал меня. Я не ожидала, что получу от этого такое удовольствие. Сначала я предположила, что во мне говорит просто жажда крови, что она подавляет мои чувства и заставляет жаждать чего-то другого. Но я не думала, что это так. Общение с Мерриком отличалось от моих встреч с Карсоном. Хотя он был вампиром, и, возможно, ему было много лет — столетия, если не больше, я чувствовала связь, которую никогда не ощущала со своим парнем. Я могла бы даже сказать то же самое о моей первой встрече с Атласом в «Ру». Мы зашли не так далеко, как мне хотелось в то время, но даже эти короткие мгновения казались такими разными.

Я поймала себя на том, что переоцениваю проведенное здесь время и задаюсь вопросом, не лучше ли мне присоединиться к их делу. На самом деле, я никогда не смогла бы вернуться домой, и не была уверена, что вернусь, даже если они мне позволят. Я была готова покончить с собой, только чтобы сбежать от Райана и Карсона, так неужели было бы так плохо сражаться за другую команду? Я предполагала, что это можно было бы назвать стокгольмским синдромом, но не думала, что это так. Этот мир был испорчен, и люди были вынуждены выбирать сторону. До сих пор меня никогда не заставляли делать такой выбор для себя, но, возможно, пришло время.

Я подскочила, когда часть стены позади меня отъехала в сторону. На этот раз свет оставался включенным, и вошел единственный из троих, кого мне еще предстояло увидеть лицом к лицу. Фауст шагнул в красный свет темной комнаты. Его темно-русые волосы были зачесаны набок, а подбородок чисто выбрит. Я почти забыла, каким красивым ублюдком он был, даже когда думала, что он просто мой головорез. Вход закрылся, заперев нас двоих здесь вместе.

Мы смотрели друг на друга дольше, чем несколько тяжелых ударов сердца, прежде чем он прочистил горло.

— Пора в душ, — хрипло сказал он. Я моргнула. И тогда снова моргнула. Он приподнял бровь и сказал: — Сейчас, если только тебе не хочется сидеть в собственной грязи следующие двадцать четыре часа. — Его нос сморщился, когда он оглядел меня с ног до головы.

Я медленно поднялась на ноги, надеясь, что моему платью удалось удержаться на ногах.

— Мы все еще притворяемся, что я пленница? — Сухо спросила я.

Его лицо не изменилось. В его темно-карих глазах не было ни кривой ухмылки, ни даже небольшой искорки юмора, только безэмоциональная пустота. Это заставило меня задуматься, какого дерьма этот человек повидал в своей жизни, чтобы полностью стереть какую-либо индивидуальность. Я проигнорировала отсутствие реакции и последовала за ним к двери. Очевидно, они больше не беспокоились о тактике «плащ и кинжал». Тем не менее, я согласилась с этим, понимая, что мне действительно нужен душ. Наверное, я пахла довольно сильно после того, чем мы с Меррик занимались прошлой ночью. Интересно, знал ли об этом Фауст.

Дверь снова открылась, и порыв того, что я могла описать только как свежий ночной воздух, коснулся моей кожи. Здесь был сладкий запах сосны, и сквозь темноту коридоров я могла видеть маленькие пылинки, плавающие вокруг пустого пространства. Прежде чем я успела выйти, Фауст внезапно развернулся, прижимаясь ко мне, пока я не оказалась на одном уровне с дверным косяком.

— Сделаешь одно неверное движение, и я без колебаний убью тебя, слышишь меня? Я бесконечно сильнее тебя, дампир. Начнешь бежать, и я поймаю тебя. Ты сражаешься со мной, и я выиграю, поняла? — Его глаза впились в мои, и его дыхание короткими порывами коснулось моего лица. С такого близкого расстояния я все еще могла разглядеть ярко-малиновый оттенок, скрывающийся под коричневым.

— Есть, босс, — нахально сказала я, слегка насмешливо подмигнув. И я действительно поняла. К этому моменту я была твердо уверена, что помогу им всем, чем смогу, лишь бы выбраться из этой гребаной комнаты с обивкой.

Мы уставились друг на друга, и на долю секунды я с недоверием увидела, как его холодные глаза скользнули по моим губам, прежде чем он отвел взгляд. Он думал, что был ловкачом, но я это видела. Я улыбнулась ему в затылок, когда он повел меня дальше по коридору, предположительно к той же ванной, в которую я ходила раньше, чтобы принять свой последний душ.

Когда мы вошли, комната уже была заполнена паром, и мне пришлось яростно моргать от ослепительно белого света стерильных плиток. Из насадок для душа уже текла вода, что заставило меня задуматься, не заходил ли Фауст сюда заранее, чтобы сделать это. Эта мысль заставила меня ухмыльнуться. Они так старались быть придурками, но не понимали, что за эти годы я имела дело с гораздо худшими. Насколько я понимала, это было время для игр.

Я не стала дожидаться инструкций, полностью понимая, как работает механика душа. Я сняла разорванную ночнушку и позволила ей упасть на пол, пока Фауст не сводил с меня своих карих глаз. Я чувствовала себя отвратительно и, вероятно, пахла еще хуже. В тот момент, когда ступила под горячие брызги, я запрокинула голову и испустила долгий вздох удовлетворения. Я все еще чувствовала, как его глаза прожигают дыру в моей спине, и задавалась вопросом, почему это было частью протокола. Конечно, я могла бы принять душ наедине, не нарушая их грандиозных планов. Если они думали, что небольшая нагота отпугнет меня, они сильно недооценивали меня. Есть разница между тем, чтобы быть обнаженной по собственной воле и по принуждению. Я хорошо усвоила эту разницу за последние несколько лет. Согласие было главной целью игры.