Барин-Шабарин 2 (СИ). Страница 33
Между тем, приехала она не одна. Она привезла с собой как минимум пятерых человек, которые сейчас, даже не удосужившись представиться, уже сновали по всему парку, по которому и рассыпаны были гостевые домики.
— Это что ещё за сыч? — спросил я, указывая на полноватого мужика, одетого как купец, скорее, далеко не бедный.
— Который сыч? Их со мной приехало двое, — усмехнулась Эльза.
Вот только эта усмешка была какая-то вымученная, усталая. Нетрудно было догадаться, что так Эльза намекала, насколько ей пришлось тяжело с некоторыми товарищами. И я в это уже верю, наблюдая, как двое из пяти прибывших мужчин бросают наполненные скепсисом взгляды на всё убранство вокруг — и то, что уже имеется, и то, что еще отстраивается.
— Я очень прошу тебя, Лёша, быть к господину повару и господину артисту благосклонным. Весьма обидчивы. Называй их «господами», — слово «обидчивы» Эльза пронесла нарочито громко, видимо, чтобы услышали те, кто наверняка довёл её за время поездки до белого каления.
Мужчина, одетый по-щёгольски, метнул искрой из глаз в сторону Эльзы.
— Повар и артист. Они неплохие, привезли за большие деньги, — тихо сказала Эльза.
— Я буду тебе что-то должен? — спросил я.
— Мой подарок и…– Эльза серьезными глазами посмотрела на меня. — и плата за охрану. А пока — вот. Повар и артист, без которых сложно будет создать увеселительное настроение.
Мне было интересно самому понять, кто из них кто. И решил, что тот, кто одет словно франт, этак вычурно, должен быть определен мной, как артист.
Я еще не встречался с людьми творческих профессий в этом времени, однако имел некоторые убеждения из будущего. Зачастую актёры, артисты и в целом, творческие люди могут забывать, что они живут в реальной жизни, а всё время будто отыгрывать какую-либо роль. Наверняка этот товарищ был куплен Эльзой в Одессе. Там уже, насколько я знаю, была опера. Если опера, значит, он певец. Следуя далее этой логике, я пришёл к выводу, что он не особо востребованный, иначе бы не подписался на такую авантюру, как ехать к какому-то провинциалу, дабы увеселять неискушённое общество своими талантами. И вот этот мужчина, прекрасно осознавая то, что он куплен, но при этом, вероятно, считая, что недооценен, может пробовать попить мне кровушки, отыгрываясь своими капризами за то унижение, на которое ему пришлось пойти.
Что-то похожее может в душе угнетать и повара. Это же также творческие люди, которые могут считать, что они невостребованы лишь потому, что у их хозяев скверный вкус к блюдам.
Подумав об этом, я лишь рассмеялся. Они ещё не знают, что сами должны будут выплачивать мне за все те подарки, которые я им преподнесу.
Нет, никаких материальных подарков повару, артисту или тем людям, которые приехали с ними, наверняка, как помощники, я раздавать не стану. Вот только чего мне стоит подарить какую-нибудь песню артисту, с которой он, весьма вероятно, если только не простесняется, построит свой маркетинг и прославится? То же самое можно сказать и о поваре. К примеру, я точно знал, что никакого кетчупа или томатного соуса в этом мире ещё не изобрели. Помидоры вообще считаются ядовитым растением, вызывают ещё большую тревогу и страхи даже у заядлых гурманов, чем даже картофель. Или те же чипсы или картошка фри, при которые я сам недавно вспоминал.
Может быть, подобное кулинарное знание — тоже ресурс, который я мог бы продать. Но мне нужен не сборник рецептов, а бал — и такой, чтобы все в округе его запомнил. И я его получу.
Я подошёл к артисту, стал напротив него и начал рассматривать полноватого щёголя оценивающим взглядом.
— Это вы, видимо, господин Шабарин? — спросил артист.
— Так и есть, — отвечал я. — Отчего же вы не спешите представиться?
— Прошу простить меня, — отвечал актёр, не проявляя никаких признаков собственного раскаяния. — Миловидов Иннокентий Семёнович, ведущий артист Одесской оперы.
Наверное, его величество Николай Павлович и тот мог бы представиться менее пафосно.
— Стало быть, вы способны к исполнению романсов? — уточнил я.
— Господин Шабарин, вы наверняка не были в опере, потому можете… — с еще большим пафосом и брезгливостью начал говорить артист.
— Давайте условимся, — перебил я набивающего себе цену артиста. — Вы не будете указывать мне на мой культурный уровень, а себя возносить на театральный Олимп. Вы согласились прибыть ко мне в поместье, чтобы развлекать моих гостей. Вам за это платят деньги. Мало того, если вы сбавите тон, так как я ваш работодатель, то кроме денег получите за свою работу немало интересного, что позволит вам впоследствии если и не прославиться, то всяко жить безбедно и удивлять самого искушенного зрителя. Если же для вас дороже — возможность потешить своё самолюбие, мы с вами расстанемся, и не вижу тогда смысла платить за невыполненную работу, — говорил я жёстко, не отрывая взгляда от представителя богемы.
Будут ещё здесь всякие недооценённые артисты качать свои права и вести себя как хозяева на моей же земле!
Артист поиграл желваками, но всё же умерил гонор. Между тем он не преминул показать всем своим видом, что подобному разговору не рад. Но ничего, после этого не самого жесткого кнута последует весьма вкусный пряник.
Становиться известным сам я не собирался, хотя могу признаться, хотя в этом теле обладаю недурным голосом и слухом. Так что все песни, что хоть как-то подойдут под эпоху, мог бы исполнять и сам. Вот только зачем? Ведь можно угостить сладкой морковкой артиста, чтобы впоследствии он пришёл за добавкой, но уже на платной основе. Уверен, что некоторые песни, что прогремели в будущем, могут и в этом мире сделать карьеру любому мало-мальскому артисту.
Примерно такой же разговор состоялся и с поваром. Правда, этот товарищ оказался не таким пафосным. Только поводил носом, что, мол, не видел возможности для правильной организации кухни. Мол, где ему готовить «манонезы»? А на чём жарить рябчиков и голубей? И вовсе, где эти голуби здесь у вас обитают? Ведь не собираюсь же я кормить своих гостей курицей?
— Господа, через два часа я ожидаю вас на дегустации некоторых из тех блюд, которые я хотел бы презентовать своим гостям. Мне очень важно ваше мнение, — сказал я и перепоручил всех этих экспертов Саломее.
Сам же, беспардонно взяв Эльзу за руку, потащил её в ближайший домик, на ходу выбрав тот, который был выкрашен в жёлтый цвет. Этот был почти что готов к приему гостей. Мое молодое тело уже давно изнывало от предвкушения близости с прекрасной вдовой.
Напор несколько угас, когда мы оказались наедине. Внутри меня заиграла совесть или какая-то её подружка, и она побуждала меня перед тем, как приступить непосредственно к самому акту любви, прояснить ситуацию, что любви как раз таки и нет.
— Ты должна понимать, что о женитьбе речи быть не может. Любви романтической нет между нами, и серенады петь я не буду. Мне нравится с тобой проводить время, ты мне импонируешь, как женщина. И все… — сказал я и на секунду замер, ожидая бурной реакции Эльзы.
— Вот так? Когда я изнемогаю от желания? Когда одежды стали сильно неудобными, и я жажду их скинуть? Ты решил вылить ушат холодной воды? — с усмешкой сказала Шварцберг.
— Да, потому как считаю нужным быть с тобой честным, чтобы ты не питала ложных иллюзий, — сказал я.
— Да всё я уже поняла, многоуважаемый деловой партнер. Но ты мой, сейчас, ты МОЙ! — сказала фрау Шварцберг, и я притянул ее к себе, накрывая прелестный ротик своими губами.
А хорошо, когда в отношениях всё сказано и всё понятно. Жаль, что прямые разговоры, как и вся эта честность, чаще всего играют дурную роль, расстраивая атмосферу, сбивая страстный порыв. И оба будут понимать, что связь не приведет ни к чему, но говорить об этом не станут, если только нет желания быстрее прекратить отношения.
Но сегодня было нарушено это правило. Или же желание было куда сильнее, нежели условности и правила. Так что…
— Я ни с одним мужчиной не чувствовала себя так хорошо. С тобой легко, с тобой все фантазии… — Эльза облокотилась на меня своими локоточками. — Я что, по-твоему, распущенная?