Барин-Шабарин 2 (СИ). Страница 31

В итоге Садовой посмел не просто отказать Кулагину, он его прилюдно оскорбил. И пусть свидетелями подобного позора были лишь самые близкие друзья-прихлебатели вице-губернатора, всё равно, нельзя позволять, чтобы кто угодно мог поставить под сомнение лидерство Кулагина. А то еще и гляди, подумают, что слабым стал вице-губернатор, начнут за его спиной козни строить.

Мало того, Садовой, уже бывший назначенным, так сказать, авансом перед будущей «сделке по Машеньке», городским архитектором, отказался участвовать в весьма прибыльных для Кулагина делах. Этот самый разночинец не стал подписывать ведомости о постройке и приеме зданий и сооружений, манкировал обязанностью даже рассматривать документы, которые бы свидетельствовали, что в городе построены несколько зданий, которых на самом деле и не было.

Ну, как — не было… Это два ветхих дома, которые то и дело грозило затопить от разлива Днепра. После можно же было просто все списать на стихийное бедствие и вытребовать дополнительное финансирование, но уже на сооружение дамб. И эти деньги пришли бы обязательно. Ну не самолично же Кулагин решается на подобные авантюры. За ним стоят более серьезные личности, из самой столицы.

Это было чересчур. Кулагин почуял опасность — ведь Садовой, прекрасно понявший, что именно от него требуют, начнёт трепаться налево и направо о всех тёмных делишках Кулагина и его команды. И этого архитектора было не угомонить. Присланные «учителя с дубинами» немного лишь поломали архитектора, но тот не сдавался и стоял на своем, пытался, наивный, обращаться к еще прошлому губернатору. А после второй попытки «вразумить» его бешеный Садовой, купивший аж три пистолета, открыл пальбу у самого Губернского Дома в Екатеринославе.

Вице-губернатор знал, что всегда остаётся самый действенный метод, согласно которому проблемы уходят с уходом самого человека. Однако Кулагин никогда не желал бы заливать кровью место, где он живёт. Не напрямую, по крайней мере.

Удалось подстроить драку, в которой Садовой лишь немного помял одного приезжего бедолагу, готового за пять рублей спровоцировать и без того раздраженного архитектора. Ну а то, что этот бедолага якобы умер после драки — заслуга уже людей Кулагина. Это не кровь, это побочный эффект больших дел, свойства масштаба личности. Чтобы всё хитро, подставляя своего врага. Судебное дело завертелось, и архитектора Садового, не без содействия Кулагина, отправили по этапу. Что там случилось, вице-губернатор не знал, но однажды пришли сведения, что Садовой умер. Странная история, на самом деле… Ну да умер, так умер!

Ну а дальше, растерявшуюся девушку, оставшуюся без средств к существованию, было лишь делом техники сделать своей. Но и тут поначалу Кулагин встретился с некоторым сопротивлением. Пришлось девчонку подпаивать, подкладывать её под некоторых мужчин, ну а после такого многоточия Мария превратилась в Марту. Кулагин же не забывал обещать, что вытащит отца девушки, которая осталась одна с пятилетним, а тогда годовалым, братцем.

Кулагин не просто действовал по плану, он мстил. Помнил её отказы и не стал делать Марту только лишь своей. А еще… Его сильно заводило и злило осознание того, что этой кажущейся непорочной девой обладают иные мужчины. Таких эмоций за всю свою жизнь Кулагин не испытывал.

А теперь вице-губернатор крайне живо переживал, что эту игрушку у него забрали, ведь только с ней он ощущал всю прелесть плоских утех, которую более ни с какой проституткой не мог ощутить. Да и не жаловал Кулагин дамочек лёгкого поведения. Мало того, что Мария была прелесть как хороша, так ещё она умудрялась сохранять, даже и став падшей Мартой, некий флёр наивности и девственности. Прекрасная порочная девственница, разве может быть что-то, что будет сильнее возбуждать мужчину?

В дверь постучали, и Кулагин вырвался из плена размышлений и фантазий. Он сразу же накинул на себя строгий вид, решительного и ни о чем не сожалеющего, пусть даже о потере столь для него, как оказывается, важной девицы.

— Позволите, ваше превосходительство? — как обычно, нерешительным тоном спрашивал помощник Кулагина.

— Чего тебе надо? — строго спрашивал вице-губернатор. — Решил напомнить мне, что пора идти в ресторан?

Антон Павлович Беляков, бывший уже на протяжении более десяти лет бессменным помощником Кулагина, стушевался.

На самом деле Беляков не был столь бесхребетным человеком, как старался это показать перед вице-губернатором. Это была персона достаточно прозорливая и хитрая, чтобы понимать, что именно нравится его хозяину. Ведь с Кулагиным только покажи свой норов — и самое меньшее, что произойдёт, это он просто выкинет взашей со вполне даже прибыльной должности.

Между тем, Кулагин достаточно щедро одаривал всех тех, кто ему прислуживает. Вице-губернатор понимал, что только лишь на одном страхе отношения никогда не построишь, пусть и старался держать всех людей в кулаке. Мало того, что нужно своих же прихлебателей замарать в тёмных делах, так ещё нужно и платить им хорошо, чтобы уж точно не возникло никаких желаний работать против своего хозяина.

— Андрей Васильевич, вы просили прийти Тараса. Он здесь. Но стоит ли ему появляться в Губернаторском Доме? — опустив глаза, будто в чём-то виноват, спрашивал Беляков.

Кулагин уже было хотел сказать что-то гневное, но понял, что его помощник всё же прав. Пусть сейчас губернатора и не было на месте, все равно тут находился его помощник, еще та гнида, по мнению Кулагина. А вообще странные отношения были у вице-губернатора с Фабром. Они, вроде бы, не мешали друг другу, Кулагин даже поумерил свои аппетиты и не вмешивался в дела обустройства Екатеринослава, однако чуйка вице-губернатора подсказывала, что Фабр мог начать свою игру против своего заместителя.

Бросив взгляд на всё ещё не распечатанное письмо, которое Кулагин так и не решался прочитать, он всё же повелел привести Тараса.

Рослый мужик, бывший некогда унтер-офицером российской армии и дезертировавший по причине того, что устремился на похороны жены, и чтобы забрать своего малолетнего сына, намереваясь самостоятельно воспитывать наследника, стоял напротив Кулагина. От того самого унтер-офицера осталось только одно воспоминание, нынче же Тарас был поручителем вице-губернатора, одним из его исполнителей. На самом деле Тараса звали Иваном, но об этом знал лишь только Кулагин, ну и жена вице-губернатора. Елизавета Леонтьевна вообще знала на удивление слишком много.

Тарас уже давным-давно ушёл бы из-под вороньего крыла вице-губернатора, но у мужика был на руках четырёхлетний сын, в котором он души не чаял. Так что нельзя было Тарасу в тюрьму или на каторгу отправляться, как дезертиру. Невозможным считал мужик и побег, хотя мысли сорваться с места и бежать Тараса посещали часто. Но верил он, что руки Кулагина дотянутся хоть куда в России.

Были как-то мысли у Тараса о том, чтобы вырваться на Камчатку, а после на Алеутские острова или на Аляску, уж там точно Кулагин бы не нашёл, но будто пудовой гирей на ногах, не позволяющей бежать, был его сын. С ребёнком-несмышлёнышем в такие путешествия не отправляются, если только не хотят этого ребёнка уморить.

— Почему ты не решил вопрос с Шабариным? — строго спрашивал Кулагин. — Отчего молчишь, стервец?

Тарас смотрел на своего хозяина, но уже не затравленным взглядом, бывший унтер-офицер устал боятся. Бывало, что Тарас даже думал о том, чтобы найти какую хорошую семью да отдать туда Демьяна, сына своего. А самому сдаться властям. Пусть судят за дезертирство.

При этом нельзя было сказать, что Иван, сын Фрола, был праведником. Нет, уже имеются души загубленные, грузом повисшие на не до конца попорченной душе мужика. Мучался он этим своим «крестом», не мог более нести, но… нес, ибо не видел иного для себя пути.

— Скажи, Тарас, ты чем-то недоволен? Или судьба архитектора Садового так тебе нравится? — Кулагин привстал со стула и попробовал нависнуть над мужиком, но, учитывая габариты последнего, пугающей фигуры из него никак не вышло. — Почему, я тебя спрашиваю, до сих пор не решён вопрос с Шабариным? Когда эта девка будет валяться у моих ног и молить о прощении?