Пиратский граф (СИ). Страница 25

Серебряная и золотая лихорадка, подогреваемая криками ребятни, орущей про простые деньги захватила Аликанте и к ломбарду вскоре выстроилась громадная очередь. Какого же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что он работает круглые сутки с выходным только в одну субботу. Количество желающих получить быстрые деньги росло с каждым часом, поскольку слухи о бесплатной раздаче денег, всего лишь за какую-нибудь ненужную безделушку достигли даже ближайших к городу сёл, и в город потянулись целые подводы, гружённые ненужными вещами.

— Синьор Иньиго! — ко мне в комнату быстрым шагом в сопровождении Бартоло влетел Исаак и упал на колени, протягивая ко мне в мольбе руки и едва рыдая.

— Что случилось Исаак? — удивился я, — слышал старт бизнеса прошёл успешно.

— С этим вашим «продвижением» сеньор Иньиго, — с запинкой он выговорил новое для себя слово, — слишком успешен! У нас кончились деньги! Нечем платить людям. Которые несут и несут свои вещи в ломбард! Город словно с ума сошёл!

— Сколько вам нужно, — нахмурился я, не ожидавший подобного ажиотажа в первую же неделю старта нового бизнеса. Да и иудей сам меня заверял, что максимум на что мы можем рассчитывать, открывая новый, непонятный никому бизнес, это год. Пока жители привыкнут к названию, пока поймут для чего служит ломбард, на всё это он меня уверял уйдёт не один месяц.

— Только в первом приближении двадцать тысяч флоринов сеньор Иньиго, — заломил он от горя руки, — вещам нет конца! К нам едут даже с ближайших городов! Я уже арендовал все портовые склады и заказал строительство ещё трёх, поскольку проблема хранения также скоро остро встанет с таким потоком. А я ведь предлагал вам сеньор Иньиго, повысить порог стоимости сдаваемых вещей!

— Исаак, — мой голос похолодел, — не забывай с кем говоришь.

Иудей мгновенно это понял.

— Простите ваше сиятельство, но я не могу сдержать эмоции! Если мы не сможем выдавать деньги, об этом бизнесе можно будет забыть, слухи разнесутся по всем городам о нашей несостоятельности.

— Ладно, поднимись, — я понял, что он горит за дело, а не в упрёк мне сказал дерзость.

— У меня есть наличными десять тысяч, — сказал я, — но ещё больше золотой и серебряной посуды, украшений и тканей. Сможешь это реализовать по хорошей цене?

— Сеньор Иньиго, сейчас меня всё устроит! — схватился он словно утопающий за соломинку.

— В какой процент обычно ростовщики дают у вас в долг? — улыбнулся я ему.

Иудей едва навзрыд не заплакал от моих слов.

— Ладно, ладно, — смягчился я, — сколько вы можете мне предложить?

— Пять процентов — это наш максимум сеньор Иньиго, — слёзы быстро высохли у него на глазах, когда речь зашла за деньги.

— Как деловому партнёру сделаю тебе эту скидку, ну и конечно вложу свои деньги, — кивнул я, — зови нотариуса, оформим сделку.

У него оказалось все нужные бумаги и люди с собой, так что вскоре счастливый Исаак укатил от нас в сопровождении сотни охраны, поскольку количество ценностей, которые он увозил, было просто огромным для того небольшого городка.

Всеобщее отрезвление случилось через месяц, когда цены в городе на всё, а особенно на продукты, просто влетели до небес из-за появившейся на руках людей наличности, так что деньги весьма быстро были потрачены. После чего горожанам внезапно понадобился старый утюг, нож, прялка, да и вообще всё, что они с таким удовольствием несли в ломбард весь этот месяц. А явившись туда за своими вещами они с огромным удивлением узнали сумму, которую ломбард просил за хранение их вещей, показывая собственноручно подписанный ими контракт.

Если бы не твёрдая власть в городе, то случились бы еврейские погромы, когда практически весь город целиком понял, что оказался должен горстке иудеев. А так, мне пришлось лишь снова ввести комендантский час в городе, отменённый после того, как я разобрался с работорговцами, и пообещать, что все, кто будет нарушать порядок, отправятся на работы по расширению гавани. А поскольку после ныряния в холодную морскую воду никто дольше пары недель не жил, то Аликанте погрузился в зловещий траур. Жители с ужасом осознали, в какие долги сами себя загнали и на красивых, чистых улицах, больше не было видно людей. Все сидели дома и молились, лишь изредка посещая церковь.

Проехавшись по своему городу-призраку, я понял, что совершил ошибку, обрушив на неподготовленные умы жителей Средневековья слишком много рекламы, которую они поняли слишком буквально.

— М-да, — я смотрел по сторонам, видя только лишь служащих или чиновников на улицах, торопящихся по своим делам, но не жителей, ради которых собственно город сейчас стремительно строился, расширялся и ремонтировался. Иудеи и те, боялись выходить на улицы, поскольку в них сразу летели гнилые объедки или даже камни.

— «Если ничего не предпринять, из города начнут уезжать люди, скрываясь от кредиторов, — абсолютно чётко понял я, — с кем можно посоветоваться?».

С этими мыслями, я уныло поехал домой, стараясь придумать, что можно сделать, причём срочно.

— Его сиятельство Мендоса объявляет полную амнистию!

— Его сиятельство спасает город! Все долги иудеям будут списаны!

— Его сиятельство объявляет общегородской праздник в связи с прощением всех долгов!

Толпы босоногих оборванцев снова понеслись по городу, крича одно и то же. Осунувшиеся, голодные горожане, у многих из которых не было средств, чтобы даже купить себе еду, осторожно прислушивались к их крикам и выходили из домов, чтобы убедиться в том, что это правда. И действительно, на центральной площади был прибит к дверям собора указ графа Иньиго де Мендоса, который оповещал, что своим решением он прощает все долги пострадавших от проклятых иудеев горожан и объявляет городской праздник на три дня.

Тут же на площади стояли подводы с хлебом и разбавленным вином, к которым потянулись сотни голодных людей. Вспыхнувшие было драки были жестоко подавлены дежурившими швейцарцами и люди выстроили с длинные змеившиеся по улицам колонны, чтобы получить еду и питьё.

Стоявшие тут же городские чиновники и стража приглашали всех должников войти в ломбард и там получить свои вещи, подписав отказ от всех претензий и также желания брать в нём в будущем деньги. Все конечно же с лёгкостью делали это и вскоре сытые, довольные люди, выходя со своими вещами, радостно показывали их соседям и крики радости и восхищения по отношению к великому и щедрому графу де Мендоса наполнили улицы Аликанте. Все сожалели только об одном, что он был болен, чтобы лично засвидетельствовать горожанам своё почтение и уважение. О чём на каждой мессе рассказывал епископ, и люди начинали истово молиться, прося господа, чтобы их граф скорее пошёл на поправку.

Сам граф же, с книгой в руках и отсутствующим взглядом сидел в кровати в одном нижнем белье и страдал, смотря на красные строки в нейроинтерфейсе, показывающие его личные убытки от всего случившегося.

В дверь аккуратно поскреблись, но он не обратил на это внимание, а доносившиеся радостные крики людей с улицы, славящие его имя, резали по его сердцу не хуже ножа.

Дверь скрипнула и у неё просунулось лицо Бартоло

— Сеньор Иньиго, может хотя бы поешьте? — жалобно сказал он, — вы уже второй день только на одной воде.

Граф промолчал, смотря в одну точку и парень тут же исчез, понимая, что дело плохо, если он находится в подобном настроении.

— И что будем делать? — Альваро посмотрел на собравшихся возле двери, — он же так уморит себя голодом.

— Не имею ни малейшего представления, я никогда не видел, чтобы сеньор Иньиго был в подобной меланхолии, — Алонсо развёл руками.

— Как бы нам помог сейчас отец Иаков, — вздохнул Бартоло, — рядом с ним сеньор Иньиго не был таким страшим.

— Бартоло, где мы его сейчас возьмём? — швейцарец дал подзатыльник парню, — думай, что говоришь.