Наследница чужих богов. Часть 2 (СИ). Страница 19
Дети вокруг нервничали. Кто-то всхлипывал, сдерживая слезы, кто-то кусал губы до крови, а некоторые просто молчали, впав в оцепенение. Но ни говорить, ни тем более попытаться сбежать они даже не пробовали. Шёпот, исходящий из самого мрака, подчинил их всех: завораживал, сковывал, порабощал.
Кайя была напугана не меньше остальных, но в отличие от других детей смотрела вперед, на Александра. Ловила каждую его эмоцию, ответный взгляд. Как сейчас наблюдала за ним. Смысл ни его действий, ни молчаливого давления, исходящего от окруживших их последователей, она не понимала. Примитивный ум шестилетнего ребенка еще не был способен уловить суть происходящего, но чужой страх, особенно от более старших детей, постепенно завладел и ее сердцем.
Александр что-то делал у первого саркофага. Стоя к ней спиной, он довольно долго держал руки на монолитном надгробии. Его слов, если он и говорил, она не слышала. Постепенно пришедшие вместе с ними последователи один за другим присоединялись к нему, окружая саркофаг со всех сторон, покуда он не затерялся в небольшой толпе. Кайя машинально вытянула шею, словно сейчас могла рассмотреть то, что ей не удалось заметить полтора века назад.
От увиденного по венам заструился страх. Саркофаг был открыт…
В нем клубилась темнота еще более плотная и густая, чем мрак катакомб. Лишь на миг ей почудилось, что внутри этого мрака мелькнуло нечто тонкое и белесое, туман или полуистлевшая кисть покойника, но потом последователи сомкнули ряды, отгородив от нее происходящее.
Когда Александр вышел из круга приближенных, в его руках оказалась большая черная чаша, а надгробие саркофага уже находилось на прежнем месте.
Вязкая серая слизь стекала по краям чаши, оставляя на стенках тяжелые разводы. Заметив их, Кайе стало дурно, но она не оторвала глаз от своего воспоминания. В нем Александр посмотрел в ее сторону. На этот раз его взгляд был тяжелым, глубоким, взгляд не человека – древнего существа–уставший, такой пронзительный и ясный, как будто он видел ее и сейчас, и тогда, и в далеком будущем. Видел насквозь.
Все еще не отрываясь от нее, он полоснул ножом по своему запястью, направив в чашу теперь уже собственную кровь. Она у него на удивление оказалась далеко не черной, как ей всегда думалось. Густая алая жидкость смешалась с кровью ваар, меняя цвет на серебристый, почти ртутный, превращаясь во что-то неестественное, мертвое, но такое живое и дикое.
— Прими дар своих богов добровольно,–обратился он к старшему из детей.
Подросток, чего имени Кайя не запомнила, молчал. Его губы дрожали, глаза метались из стороны в сторону в отчаянном стремлении сбежать.
— Ты отказываешься, дитя? – не повышая тона, спросил Александр.
Голос у него пока что звучал мягко, почти ласково, но от скрытой интонации, оттенки которой она со временем научится распознавать, Кайя сжалась еще сильнее, чем от увиденного.
Подросток неуверенно кивнул, выдавив тихое: «Да, отказываюсь…»
Александр не обронил ни слова. Прикоснувшись к щеке мальчика, он практически сразу отнял руку. Тот рухнул на каменный пол, затих, но его мгновенную смерть почувствовал каждый.
Ужас завладел детьми. Многие начали плакать, закрывать лица руками, пятиться, но бежать, тем более сопротивляться, никто так и не решился.
После жестокой демонстрации Александр приблизился ко второму ребёнку. В этот раз не пришлось долго ждать ответа – на чтобы он не шел, мальчик быстро проглотил слёзы, дав свое согласие. Кайя ожидала, что его заставят выпить содержимое чаши, но этого не произошло. Один из последователей оголил запястья ребенка, сделав на каждом по два ровных глубоких разреза, после чего Александр окунул пальцы в чашу и провел темной жидкостью по вскрытым венам. Задержав над головой мальчика окровавленную ладонь, он молча двинулся дальше.
Когда настал ее черед, Кайя почувствовала, что сейчас закричит, настолько реальным теперь казалось ей это воспоминание. Она не могла оторвать глаз от темно-серого содержимого чаши. Внутри нее действительно что-то билось и жило, беззвучно кричало, даже рыдало.
— Ты отказываешься? – Александр смотрел ей в глаза с обманчивым каре-красным теплом.
После его вопроса она промолчала, но, когда рука с тонкими изящными пальцами потянулась к ее щеке, ответ вырвался сам.
— Нет, не отказываюсь…
— Ты принимаешь дар своих богов добровольно, милая?
— Да…
— Громче, Кайя!
— Да! – испуганно выкрикнула она, уже схваченная за руки его немногословными последователями. – Да, я принимаю.
Александр кивнул, подарив ей свою редкую, почти нежную улыбку.
— Умница, Кайя. Моя милая…
Ей, как и остальным изранили запястья, но вместо того, чтобы измазать открытые вены, Александр окунул ее маленькие ладошки в чашу полностью. Когда мерзкая жидкость коснулась ее ран, она ощутила привкус металла и едкой горечи на языке. Тело отозвалось болью, такой острой и черной, что реальность смазалась, мир вокруг исчез, растворился. Другие дети кричали. Как через поволоку к ней долетали обрывки фраз, их стоны, слезы, неутихающий шепот мрака.
Лишь четверым удалось пережить тот ритуал. Четверым из полусотни детей, но только ее обращение прошло полностью, как и хотел создатель. Только ее раны исчезли, впитав чужую кровь до последней капли, вобрав в себя гнев, безумие, а вместе с ними и силу ваар.
Александр был рад. Он был доволен ею, доволен собой…
Кайе все же удалось разрушить воспоминание. Отогнав от себя призраков прошлого, она поднялась.
В голове по-прежнему звучали крики тех детей. Своих собственных она не помнила — возможно, кричала так громко, что ее разум отказался сохранить этот момент. Но вот боль, раздирающую ее детское тело, холод каменного пола, на который она упала, и взгляд Александра, полный спокойного торжества, въелись в ее память теперь уже навсегда. Тогда, внутри этих катакомб, под немым взором забытых богов, он сделал ее своей — слабой, напуганной, униженной. Здесь она отдала ему собственную свободу, и отдала добровольно. Выжила, чтобы стать его игрушкой, оружием, а после и злейшим врагом. Здесь она лишилась себя.
Кайя всмотрелась во мрак пустой гробницы. Она знала, верила, что её боги мертвы. Увиденное в том воспоминании не могло быть правдой во всем. Наверняка видение исказилось ее страхом и детским восприятием – никто не мог шевелиться внутри саркофага. Там были лишь сохраненные тела. Ваар давно исчезли, оставив после себя только свою гнилую кровь, их проклятый дар. Так им внушали, так говорили годами…
Встряхнувшись, она отвернулась, но ощущение того, что за ней наблюдают, не исчезло. Ее взгляд упал на пол. В глубине зала, на границе света и тьмы, что-то блеснуло.
Кайя замешкалась, не сразу решаясь подойти ближе.
Присев, она осторожно потянулась к тому, что привлекло её внимание. Лезвие вновь отразило тусклый свет. Нож лежал на камне, звал, помнил ее руки, ждал прикосновения. Узкая рукоять идеально нырнула в ладонь, длинное лезвие на ощупь оказалось острым и таким чистым, будто не пробовало ничьей крови.
Она узнала его сразу.
Её нож… Утраченный почти восемнадцать лет назад, оставленный в сердце одной мерзкой твари. Это было первое оружие, подаренное ей Александром.
Им она убила своего дарха. Убила Каарину.
Проведя пальцами по идеально гладкой рукояти, ощутив знакомые изгибы, Кайя надолго задумалась. В том, что этот нож оказался здесь с определенной целью – указать ей на ее место, она не сомневалась. Александр и раньше любил с ней играть, устраивать для нее изощренные испытания, забавляться ее беспомощностью, провоцировать, и этот подарок не стал исключением. Ни слов, ни угроз, ни обещаний – он просто вернул ей часть прошлого.
Зачем? Его истинные мотивы пока что оставались для нее загадкой. Но одно было ясно: он знал, кто именно найдет это оружие, знал, куда она направится после Меодана, чего захочет. Она для него все еще открыта, понятна, как давно прочитанная книга. И своим молчаливым поступком Александр в который раз дал ей понять, кто из них двоих хозяин, а кто раб. Он ее приглашал. Возможно, он ее даже прощал…