Черное золото (СИ). Страница 43

— У меня много работы, Леонид Иванович, — она впервые за эти дни прямо посмотрела на меня, и в ее глазах читалась какая-то настороженность.

— Маша, что случилось? — спросил я, когда мы поравнялись с пустой бытовкой, где никто не мог нас услышать. — Ты избегаешь меня.

Она остановилась, поправила выбившуюся из-под шапки прядь волос:

— Ничего не случилось. Просто… я слышала некоторые разговоры.

— Разговоры? — я непонимающе нахмурился.

— О вашей… репутации в Москве, — она опустила глаза. — Приехала новая медсестра Полякова. Она работала на Горьковском автомобильном заводе, где вы тоже руководили, знает многих.

Я почувствовал, как холодок пробежал по спине, и вовсе не от мороза. Возможно, моя репутация, оставляла желать лучшего.

Отрывочные сведения из писем, документов и случайных разговоров складывались в образ человека, небрежно относящегося к женщинам. Представляю, какие там слухи ходили о нас с Варварой.

— Маша, послушай…

— Не нужно объяснений, — она покачала головой. — Ваша личная жизнь — это ваше дело. Просто… я не хочу становиться очередным увлечением, о котором забудут, когда экспедиция закончится.

Снежинки, крупные и пушистые, начали падать с серого неба, оседая на ее ресницах. Я хотел объяснить, что тот Краснов и я — совершенно разные люди, но как доказать это девушке?

— Я не тот человек, о котором ты слышала, — только и сказал я. — Люди меняются, Маша.

— Возможно, — в ее голосе слышалось сомнение. — Но сейчас главное — работа. Нам нельзя отвлекаться.

С этими словами она направилась к медпункту, оставив меня стоять под падающим снегом с тяжелым чувством в груди. Сложно строить отношения, когда прошлое другого человека довлеет над тобой.

Глава 20

Стройка

Следующие дни превратились в непрерывную череду организационных мероприятий. Прибывали новые специалисты, доставлялось оборудование, размечалась трасса нефтепровода.

Савин развернул полевую мастерскую, где проводились испытания труб и соединений. Рихтер колдовал над чертежами насосных станций. Кудряшов с бригадой геологов исследовал грунты по трассе, выявляя опасные участки.

— Здесь болото, — докладывал он, указывая на карте проблемные места. — Зимой промерзло, но весной поплывет. Придется делать свайное основание.

— Понадобится лес, много леса, — отмечал Лапин, подсчитывая материалы. — Надо начинать заготовку сейчас, пока морозы.

Я выделил отдельную бригаду лесорубов под руководством опытного уральского плотника Ермолаева. Двадцать крепких мужиков отправились в тайгу рубить сосны и лиственницы для будущих опор трубопровода.

На третий день прибыл первый эшелон с трубами. Разгружали вручную, укладывая штабелями вдоль расчищенной просеки, начало будущей трассы узкоколейки.

— Сталь хорошая, уральская, — одобрительно постукивал по трубам Савин. — Но для нашей сернистой нефти этого недостаточно.

Островский, перепачканный какими-то химикатами, притащил ведро с густой темно-коричневой массой:

— Вот, испытайте покрытие. Смесь бакелитовой смолы с асбестовым наполнителем. При нагревании полимеризуется, образуя прочную защитную пленку.

Савин скептически осмотрел субстанцию, но согласился испытать ее на двух пробных отрезках трубы.

— Сначала на малых образцах проверим, — проворчал он. — А то как бы трубы не забить вашей химией.

— Проверяйте сколько угодно, — пожал плечами Островский. — Но это покрытие выдержало двухнедельное воздействие концентрированной серной кислоты без видимых повреждений.

К вечеру пятого дня после совещания первые пятьсот метров трассы были размечены вешками. Бригада землекопов начала рыть траншею там, где грунт поддавался. В скальных местах пришлось применить динамит. Глухие взрывы разносились по промыслу, распугивая таежное зверье.

На шестой день произошло сразу два события: пришла телеграмма о выделении нам двух сварочных аппаратов от Уралмаша и случилась первая серьезная авария на разметке.

Один из геодезистов, не заметив промоины под снегом, провалился по пояс в ледяную воду. Его быстро вытащили, но к вечеру поднялась температура. Пришлось вызывать Зорину.

Она появилась в бараке, где разместили заболевшего, с медицинской сумкой и решительным выражением лица.

— Воспаление легких, — диагностировала она после осмотра. — Нужно срочно в тепло и лекарства.

Я распорядился выделить печь-буржуйку для обогрева и отправил нарочного в Бугульму за медикаментами.

— Как он? — спросил я, когда мы вышли из барака.

— Жить будет, если не будет осложнений, — ответила Зорина, снимая перчатки. — Но работать сможет не раньше чем через две недели.

Мы стояли на морозе, окруженные заснеженными елями. Из трубы барака вился дымок, окрашенный в розовый цвет заходящим солнцем. Момент казался подходящим для разговора.

— Маша, — начал я. — Насчет того, что ты слышала…

— Леонид Иванович, — она подняла руку, останавливая меня. — Я не имею права осуждать вас. Но и не хочу торопиться. На промысле достаточно сплетен и без того.

— Я не тот человек, которым был в Москве и в Нижнем Новгороде, — произнес я, четко выговаривая каждое слово. — Здесь, среди болот и нефтяных вышек, я нашел настоящего себя. И в этом настоящем ты занимаешь особое место.

Она внимательно посмотрела мне в глаза, словно ища подтверждение искренности:

— Время покажет, — наконец произнесла она. — А сейчас мне пора. Нужно подготовить перевязочные материалы.

Когда она ушла, я остался стоять в одиночестве, глядя на темнеющее небо. Иногда прошлое становится самым серьезным препятствием в настоящем.

На седьмой день прибыли первые секции полевой узкоколейной железной дороги — декавильки. Небольшие рельсы, шпалы, крепежные элементы — все аккуратно упаковано и пронумеровано.

Глушков, имевший опыт прокладки полевых железных дорог еще в Гражданскую, руководил разгрузкой и сортировкой.

— Отличный комплект, товарищ Краснов, — докладывал он, поглаживая щетину на подбородке. — Рельсы трехдюймовые, для паровоза легкого типа вполне подходят. И шпалы металлические, на деревянных подкладках, для наших условий самое то.

— Сколько времени займет сборка первого километра? — спросил я, разглядывая аккуратные секции.

— При хорошей организации и погоде — дня три-четыре, — прикинул Глушков. — Но нужна подготовленная трасса с утрамбованным полотном. Иначе весной все поплывет.

Я распорядился перебросить часть землекопов с трассы нефтепровода на подготовку полотна для узкоколейки. Приоритеты приходилось менять на ходу, реагируя на поступление материалов и оборудования.

К обеду получил радостное известие от Островского. Его защитное покрытие выдержало все испытания.

— Посмотрите, Леонид Иванович, — химик протягивал мне два образца трубы. — Этот, с покрытием, пролежал в нашей нефти неделю. Ни следа коррозии. А контрольный уже начал разъедаться.

— Отлично, — я внимательно осмотрел образцы. — Сможем наладить производство в нужных объемах?

— При условии поставки компонентов — да, — кивнул Островский. — Но нужна специальная установка для нанесения покрытия. Лучше на заводе, до доставки труб.

— Сделаем запрос в наркомат, — решил я. — А пока будем покрывать вручную, хотя бы критические участки.

Вечером того же дня получил тревожное сообщение от Кудряшова:

— На пятом километре трассы обнаружена карстовая полость, — докладывал геолог, раскладывая на столе схемы разрезов. — Глубина залегания от трех до пяти метров. Протяженность около двухсот метров.

— Обойти можно? — спросил я, изучая карту.

— Можно, но это удлинит трассу на километр, — Кудряшов показывал альтернативный маршрут. — Придется делать два дополнительных поворота.

Я взвесил все «за» и «против»:

— Безопасность важнее. Корректируем маршрут. Нельзя рисковать трубопроводом, особенно с учетом наших агрессивных условий.

Перед сном я заглянул в медпункт, надеясь увидеть Зорину, но встретил только новую медсестру Полякову, полную женщину лет сорока с недоверчивым взглядом.