Черное золото (СИ). Страница 12

— Придется ставить дополнительные обсадные колонны. Иначе скважину может обрушить в любой момент.

— А что с газом? — спросил я.

— Пока держим ситуацию под контролем, — отозвался Островский, просматривая журнал газовых замеров. — Но концентрация сероводорода постепенно растет. Это тревожный признак.

Лапин доложил о состоянии бригад:

— Люди втягиваются в работу. Но нужен постоянный контроль, особенно за молодыми. При малейших признаках газа некоторые до сих пор паникуют.

Зорина подняла голову от медицинского журнала:

— Состояние здоровья бригад удовлетворительное. Но работа в противогазах многих выматывает. Нужны более частые смены.

Я внимательно выслушал все доклады. Ситуация складывалась непростая. Каждый метр проходки давался все труднее, а ведь мы только в начале пути.

— Что предлагаете? — обратился я к Рихтеру.

Старый инженер развернул чертеж новой конструкции:

— Нужно усилить всю буровую систему. Вот здесь поставим дополнительные растяжки, здесь более мощный привод. И самое важное, модернизируем систему промывки. При текущем режиме мы теряем слишком много бурового раствора в пустотах.

— Сколько времени потребуется на переоборудование?

— Дня два-три. Но это необходимо. Иначе дальше не пройдем.

Я посмотрел на календарь. Конец октября. Скоро ударят морозы, и работать станет еще сложнее. Но без усиления тоже нельзя.

— Действуйте, — кивнул я. — Завтра с утра начинайте модернизацию.

Когда все разошлись, я еще раз просмотрел геологические данные. В будущем здесь все будут знать, что под этими неустойчивыми породами лежит настоящее сокровище. Но сейчас приходилось идти практически вслепую, преодолевая одно препятствие за другим.

За стенками палатки завывал ветер. На буровой гудели механизмы. Ночная смена продолжала работу. Где-то далеко в степи тоскливо перекликались волки.

Первая неделя бурения подходила к концу. Мы прошли только тридцать два метра, а впереди еще более полутора тысяч. Но начало положено.

После совещания я завалился спать. Помню, что спину окутал холодный воздух. А потом я уснул.

Проснулся засветло, вылез из палатки. Огляделся.

Туман стелился над степью, окутывая основание буровой вышки молочной пеленой. В предрассветных сумерках металлические конструкции отливали тусклой сталью, а верхушка терялась где-то в серой мгле.

Я поднялся задолго до побудки. После вчерашнего выброса газа спалось тревожно. Да и холод пробирался даже сквозь плотный брезент палатки. Ночью ударил первый серьезный заморозок.

Термометр на стене вагончика-лаборатории показывал минус восемь. Иней серебрил доски настила, превращая их в опасный каток. Пришлось идти осторожно, держась за поручни.

Новая вентиляционная система, установленная под руководством Рихтера, поблескивала свежей краской. Широкие трубы поднимались вдоль вышки, уходя далеко вверх. Теперь любой газ должен уходить в небо, а не стелиться по площадке.

— Доброе утро, Леонид Иванович, — из тумана появилась фигура Островского. Даже в такую рань химик уже колдовал над пробами бурового раствора. — Посмотрите на это.

Он протянул мне мерный стакан с темной жидкостью. На дне отчетливо виднелся осадок.

— Раствор расслаивается, — пояснил он, протирая запотевшие очки. — При такой температуре реагенты работают совсем не так, как летом.

Где-то наверху громыхнуло железо. Это дежурная бригада проверяла механизмы перед запуском. По деревянным мосткам простучали тяжелые сапоги. Лапин, как всегда подтянутый несмотря на ранний час, спускался с верхней площадки:

— Вал привода греется сильнее нормы, — доложил он хмуро. — Надо бы Александру Карловичу показать.

Я посмотрел на часы. До общего подъема оставалось полчаса. Утренняя смена заступит через час. А пока можно еще раз все проверить, чтобы не повторился вчерашний кошмар с сероводородом.

Наверху громко скрипнула лебедка. В тумане медленно поплыло вниз долото, готовое впиться в породу и пройти еще несколько метров в глубину. Путь к большой нефти только начинался, и каждый метр давался все труднее.

Я отправился завтракать. Потом на площадку.

Бурение началось точно по графику. Паровая машина мерно пыхтела, вращая главный вал. Долото медленно вгрызалось в породу, а буровой раствор тонкой струйкой стекал в желоб.

— Стоп! Немедленно остановите бурение! — резкий крик Островского заставил всех вздрогнуть. Химик уже бежал к устью скважины, размахивая мерным стаканом. — Раствор никуда не годится!

Лапин дал команду остановить работы. Механизмы медленно затихли. Бригада недовольно переминалась с ноги на ногу — опять простой.

— Смотрите, — Островский показал мне свежую пробу. — Вязкость упала вдвое. При такой консистенции раствор не сможет поднимать шлам. Все осядет на забое.

Мы отправились посмотреть, что не так.

В полевой лаборатории ученого, устроенной в большой армейской палатке, царил творческий беспорядок. Всюду колбы, пробирки, какие-то реактивы. На столе разложены страницы из записной книжки Ипатьева. И повсюду на страницах узоры.

— Нужно срочно менять состав, — Островский быстро делал пометки в блокноте. — Добавим хлористый кальций… Нет, лучше калий… И немного извести для стабильности.

— Сколько времени потребуется? — спросил я, глядя в окно палатки на застывшую буровую.

— Час на приготовление нового раствора. Еще час на испытания. — Он смешивал компоненты в большой емкости. — Главное понять, как раствор поведет себя при отрицательных температурах.

Снаружи донесся недовольный гул голосов. Буровики собрались у полевой кухни, обсуждая вынужденный простой. Лапин пытался объяснить необходимость остановки:

— Товарищи, без качественного раствора можем потерять скважину! Давайте лучше подождем…

— Сколько можно ждать? — раздался чей-то возглас. — То газ, то раствор… Так до зимы не управимся!

Все верно. Что-то у нас много препятствий. Как будто все против нас. Успею ли я выполнить задуманное?

Я вернулся в лабораторию. Островский колдовал над новой смесью:

— Вот, попробуйте, — он протянул стакан с буроватой жидкостью. — Кажется, нашел нужную пропорцию.

Раствор медленно стекал по стенкам, оставляя ровную пленку. Химик опустил в него кусочек породы, тот сразу всплыл на поверхность.

— Теперь должен работать, — удовлетворенно кивнул Островский. — Вязкость выше, а температура замерзания ниже. Можно пробовать.

Через два часа бурение возобновилось. Но драгоценное время было потеряно.

Впрочем, новый буровой раствор работал как надо. Я наблюдал, как темная жидкость равномерно поднимает шлам из скважины. Уверенные движения бурильщиков, мерный гул машин, все говорило о том, что производство наконец вошло в нормальный ритм.

— Ну как, Гавриил Лукич, довольны результатом? — спросил я у Островского, который тоже внимательно следил за процессом.

— Пока держится, — кивнул химик, забирая очередную пробу. — Но надо следить за вязкостью. При резком похолодании возможны сюрпризы.

После осмотра буровой я собрал бригадиров в штабной палатке. Лапин развернул график смен:

— Предлагаю поставить опытных бурильщиков в ночную смену. Молодежь пока не готова работать в темноте.

За обедом инженеры обсуждали технические вопросы. Рихтер что-то чертил прямо на полях рабочего журнала, объясняя особенности работы нового парового привода. Зорина настаивала на дополнительном отдыхе для ночной смены.

Кудряшов разложил на столе последние геологические разрезы:

— Видите эти включения? — он указал на темные прослойки в образцах породы. — Похоже на следы газовых карманов. Надо быть готовыми к новым выбросам.

После обеда я быстро набросал текст телеграммы в Москву: «Проблема бурового раствора решена тчк Работы возобновлены тчк Идем по графику тчк». Хотя последнее утверждение было явным преувеличением. Мы уже отставали от намеченных сроков.

После этого я вернулся на буровую. Наблюдал за работой экспедиции. Пока все вроде хорошо. Но я не успел порадоваться. Тут же возникли проблемы.