Великий диктатор. Книга третья (СИ). Страница 27

— Три года? А далече хуть вас посылают-то? — встрепенулась женщина.

— Да далече, говорят. Не запомнил я как оно, то место, прозывается. Вон, Никитка щас прочитает, — и мужчина протянул документы подростку. — Читай, только по делу, а не всё подряд.

Мальчишка, пару минут водил пальцем по бумагам пока не нашел нужное место.

— Вот! Шах-та Ри-кас, Шпи-ц-бер-ген, — по слогам прочитал он.

— Господи, страсти какие! — запричитала и закрестилась женщина. — В неметчину что-ли ехать надо?

— Не. Говорят, к чухонцам. Они там уголь у себя нашли и им надо научить местных как правильно его добывать. Они же дикие там все. На оленях ездят.

— Пресвятая дева! — ещё больше испугалась супруга. — И вам тоже надо будет на оленях ездить?

— Ой! Глупая ты баба, Аська! Шахта та на острове находится среди океяну, мы туда на пароходе поплывём.

— А ещё там, говорят, медведи белые есть, — мечтательно закатил глаза к закопчённому потолку Никитка Хрущёв, вспоминая рисунок этого дивного животного в журнале «Нива».

……

Домой, в Яали, возвращался в компании с главой нашей охранной компании Рейно Лахти. Который приезжал в Гельсингфорс на награждение за помощь в обороне поезда Варшава — Санкт-Петербург. И от него, из первых уст, узнал подробности того происшествия после первого же моего вопроса как только мы расположились в купе.

— Дядя Рейно, а чего вы вмешались-то в перестрелку? Или просто помочь захотелось?

— Мы не могли не вмешаться, — начал он свой рассказ. — Так получилось, что мы упросили офицера, командовавшего отрядом охраны почтового вагона, подменить Василия Бурякоффа на нашего Юхо Топаннена. Ведь Василий — это не просто знакомец. Он мне жизнь спас. Причем, дважды. Да я тебе рассказывал про тот случай, когда мы японские осадные пушки ходили взрывать.

— Я помню. А как офицер на это вообще пошёл? Ведь это, наверное, нарушением было?

— Было, — согласился со мной бывший контрабандист. — Но я уговорил. Только не спрашивай как.

— Хорошо, — покладисто согласился я, примерно представляя сумму для такого уговора. — Так что там дальше было?

— Дальше? Топаннен в шинель Бурякоффа вырядился, да и перешёл в их вагон. Да и не с пустыми руками. А Василий — к нам. Посидели, повспоминали войну, ребят. Выпили немного, закусили и уже собирались идти менять его обратно, так как договорились с офицером, что именно на этой остановке вернём ему Василия, а тут как раз и стрельба началась со взрывами. Быстро сообразили, что это могут почтовый вагон грабить. А у нас там Юхо. Так что деваться было некуда, решили вмешаться, чтобы товарища спасти, — в сердцах махнул рукой Рейно Лахти и достав из внутреннего кармана плоскую флягу, сделал пару глубоких глотков.

Я тут же кинулся к сумке с припасами, которую мне собрали в усадьбе на дорогу, и выложил на стол уже порезанную кровяную колбасу, хлеб, пару луковиц, варенные яйца. Одним из которых мой собеседник тут же и закусил выпитое.

— Спасибо, Матти.

— На здоровье, дядька Рейно. И как вы повоевали? Дед говорил, что у вас двое раненых было.

— Да. Двоих зацепило. Того же Юхо сильно побило щепой от взрыва динамитной шашки, и Пекка пулю поймал в бедро. А у русских двое солдат убило и почти все раненые были. Ну и эти бандиты зачем-то паровозную бригаду расстреляли. Наверное, железнодорожники сопротивление оказали. Своих-то, поляков из служащих вокзала — просто связали. Сволочи, — и дядя Рейно ещё раз приложился к фляжке.

— Значит не зря тащили патроны из Англии. Пригодились они вам, — усмехнулся я.

— Ещё как пригодились. Когда стрельба началась и я понял, что нам всё равно вмешаться придётся, то разделил команду на тройки. Пекка как раз и повёл свою двойку к паровозу с обратной стороны состава. Ещё одну тройку я отправил к зданию вокзала, и они там в ножи взяли троих поляков, которые повозки охраняли. А я с Василием и Карлом под составом схоронился. Пекка первым огонь и открыл, когда обнаружил расстрелянных машинистов с кочегаром. Он всегда такой, вспыльчивый. Мы его из-за этого редко в вылазки брали, но стрелок от бога. Да ты и сам знаешь. Бандиты в это время столпились возле почтового вагона и вагона охраны. А когда тройка Пекки огонь открыла, то они на них все и насели. Хорошо, что ночь была лунная, и мы с двух сторон, от вокзала и из под вагонов, быстро их смогли перестрелять.

Мужчина умолк и уставился в окно на проносящиеся мимо скалы и деревья, как будто мысленно переживал ту ночь ещё раз. А может, и на самом деле переживал. На мгновенье дневной свет в вагоне сменился на темноту, когда состав въехал под мост, но этого оказалось достаточно, чтобы вернуть Рейно Лахти в наш мир.

— Вот же, — произнес он непонятно, мотнул головой и, приложившись ещё раз к фляжке, ухватил со стола вяленый с перцем рыбий пузырь и с удовольствием им захрустел.

— Дядь Рейно, а что дальше-то было?

— Дальше? В вагоне первого класса жандарм ехал. Полковник. Он-то и взялся командовать. Вызвал из Вильны солдат и жандармов, организовал оцепление. Поговорил со мной, я ему и выложил всю правду. А чего скрывать? Затем нас разоружили и приставили охрану. Мы так до Санкт-Петербурга и ехали, с запретом выходить из вагона. В Петербурге в казарму жандармскую заселили и дня три опрашивали, а потом вернули оружие и отпустили. А аккурат на Рождество прислали приглашение на награждение. Самое странное, что награждали в банке. Ну, в том, в котором ты социалистов пострелял. Мне медаль «За храбрость» дали и четыреста рублей премии, а парням — просто по двести рублей. Они ещё остались погулять по Гельсингфорсу, а меня дед твой дёрнул, чтобы я тебя до Улеаборга сопроводил.

— Извините, дядя Рейно, что сорвал празднование, — растерялся я.

— Да нормально всё, Матти. Мне и так надо было ехать. И Мария, супруга моя, на сносях, да и я же судья на твоих зимних пионерских играх.

……

Когда выезжал из столицы княжества, то решил, что не буду давать телеграмму родным. А то, чего доброго, торжественную встречу организуют, с оркестром и речами.

В Улеаборг приехали поздно, но я успел на последний поезд до Яали. Договорился с паровозной бригадой, что они остановят состав на нашей, хуторской платформе, чтобы я не тащил два своих чемодана с городского вокзала. Людей в вагонах по позднему времени было мало, так что я добрался до места никем не узнанным. Даже кассир, отец одного из моих пионеров, в полумраке вагона не признал меня. Или меня уже подзабыли, или я так изменился за последние полгода.

Машинисты не забыли о моей просьбе, и я через час после отправления из Улеаборга уже стоял на знакомой платформе и с удивлением пялился на электрическое освещение дороги от самого города и до нашего озера. Надо же, когда уезжал, никто даже и не планировал подобное. Чудны дела твои, Господи.

Похрустывая свежим снежком, с чемоданами в руках и с рюкзаком за спиной, я быстро добрался до родного дома. Только подошёл к дверям, как услышал щелчок отодвинутого засова и передо мной сама по себе распахнулась дверь. Ага-ага. Мой тонтту меня учуял и дверь, запертую на ночь, открыл. Было такое уже пару раз. Так, стоп, или он не тонтту уже? А пяру? Не. Мне пофиг. Был для меня тонтту, вот пусть им и остаётся.

— Спасибо, Хиири, — поблагодарил своё невероятное и фантастическое существо, которое принялось нарезать вокруг меня круги, как только я вошёл в прихожую.

В самой прихожей горел не очень яркий электрический светильник. Тоже чудо чудное, если вспомнить отношение бабы Ютты к электричеству. В остальном доме было темно и чуть слышно из-за дверей комнат на первом этаже доносился храп. Ну, раз все спят, то и не буду никого будить, дождусь утра. Запер входную дверь, снял пальто, разулся, оставил внизу оба чемодана и поднялся наверх, в мансарду, в свою комнату.

— Ну вот я и дома. Иди сюда, — поймал я своего кучерявого потустороннего приятеля и, не раздеваясь, завалился с ним на кровать. — Как же я по тебе соскучился, Хиири, если бы ты знал.