Великий диктатор. Книга третья (СИ). Страница 25

— Да помню я, Матти. Хоть мне и не по душе этот напыщенный индюк, но идеи у него и впрямь хорошие.

— Что за закон о шахтах? — встрепенулся Пер Свинхувуд.

— С подачи этого Черчилля их парламент принял закон о восьмичасовой смене для всех шахтеров королевства, — пояснил своему другу дядя Ээро.

— А с минимальной оплатой труда что? Как они её рассчитывали? — повернулся ко мне Свинхувуд.

— Эсммап. Шас, прожую, — заработал я активно челюстями, прожёвывая откушенный кусок сдобы с маслом.

— Да не давись. Что-то где-то твой братец потерялся. Обещал же аквавиту и кофе.

— Всё-всё, прожевал. Черчилль минимальный оклад рассчитал по прожиточному минимуму.

— А это что ещё такое? — удивился Густаф Каллиокангас.

— Это сумма денег за которую человек может прожить месяц и не помереть с голоду.

— А как они её считали? О какой сумме идёт речь?

— Я не знаю как они её считали, херра Каллиокангас, но в газетах писалось про пять фунтов стерлингов в месяц. Где-то в районе девяносто марок по нынешнему курсу. Но если нечто подобное вводить у нас, то надо считать исходя из дохода в пятидесяти пенни за час работы, а не как сейчас по семнадцать пенни. Четыре марки в день и сейчас многие зарабатывают…

— Не понял. Зачем? — перебил меня Эркко.

— Чтобы не было недовольных ни среди промышленников, ни среди рабочих и ни среди чиновников.

— Хо-хо! Ты хочешь распространить эту свою минимальную оплату на все слои населения княжества? — развеселился Густаф Каллиокангас.

— Я просто отвечаю на ваши вопросы. Единственное что я сейчас хочу, так это кофе и чего-нибудь съесть. Пойду-ка я поищу братца и еду.

— Подожди, Матти. Не уходи. А почему ты считаешь за восемь часов? — остановил меня Свинхувуд.

— Потому что тогда становится выгодно работать десять часов. У рабочего доход больше получается. Да и капиталисту выгодно, что рабочий работает десять часов.

— Но если минимальная оплата станет официальной и обязательной, как рассчитывать тогда оклады чиновников, врачей и учителей, — внезапно очнулся Александр Филандер

— Херра Филандер, ну у них же наверняка есть доплаты. Вот у учителей, как я знаю, есть доплаты за классное наставничество, за работу в сельской местности, за стаж. Многие, работают не на одну ставку в двенадцать часов нагрузки, а на полторы — две. Если принять минимальный оклад за сумму ставки, то это уже двести с лишним марок. Так же и у чиновников есть доплаты. И чего это всё я вам рассказываю. Вон, дядя Ээро всё не хуже меня знает. Пытайте его, а я есть хочу. До свидания, господа, — поспешно раскланялся я с гостями и сбежал из кабинета брата.

……

— Нет, господа! Этот экземпляр свистит громче остальных! — возбуждённо заявил подвыпивший Генрих Графтио.

— Естественно! У него же четыре свистка! — пьяненько согласился с ним Иван Лаврентьевич Кондаков.

— А мне больше нравится вот этот малыш, — погладил по латунному боку маленького чайника Борис Бызов.

Я лишь устало усмехнулся на их слова. Право слово, как маленькие дети, спорят какой тип чайника громче свистит. И ведь не собираются расходиться, хоть и провели на Гельсингфорском металлическом заводе почти весь день. Ну и ладно, пусть сидят. А мне надо успеть на вечерний поезд и хоть сегодня стартовать в сторону дома, а то я уже на два дня задержался в столице княжества.

Всё началось с того, что я так и не смог уехать первого января домой, в Яали. Сначала, меня пригласили в гости столичные пионеры. И мне пришлось в срочном порядке реанимировать свой мобиль, который почти полгода простоял без обслуживания в каретном сарае. Ко мне в помощники напросились племянники, десятилетний Матти и восьмилетний Ян. Они же со мной и съездили в Гельсингфорский дворец пионеров, где собрались почти все местные пионеры, за исключением спортивной команды, которая отправилась на зимние соревнования в Яали.

Почти целый час я рассказывал ребятам и девчатам про олимпиаду, Лондон и Париж. И примерно столько же времени у меня ушло на ответы на задаваемые вопросы. Больше всего вопросов было о возможном продолжение приключений Питера Пена. Пришлось их разочаровать, что продолжение буду писать не я, а английский писатель, и когда оно выйдет, я не в курсе.

Естественно, что уехать домой, к родителям, в этот день я не смог. А с самого утра меня дед заслал разбираться со спором между директором металлического завода и завода электроприборов. Сам дед никак не мог, так как ему надо было срочно ехать в Санкт-Петербург.

— Ты съезди, посмотри, что там с чем. Может, разберёшься. Металлический, должен был отдать один свой цех «Электроприбору», но Отто Нюмальм упёрся и не хочет отдавать. Меня требует. А мне сейчас некогда. И если они тебя слушать не захотят, просто напиши из-за чего весь это спор и в нашу столичную контору снеси, а после этого можешь ехать куда угодно.

— Деда, завтра суббота. А там, на заводах, кто-нибудь вообще будет? И почему «Электроприбор», он же был раньше заводом «Бытовых приборов»?

— Меня заверили, что будут. А название изменили летом, по рекомендации Акселя Леннарта Веннер-Грена, после его перехода в правление корпорацией.

Первым делом решил заехать на «Электроприбор». К моему удивлению, меня на территорию завода не пропустили. То же самое повторилось и на металлическом заводе. А сторожа даже и слышать не хотели о том чтобы позвать начальство. Пришлось ехать в нашу столичную юридическую контору, в надежде, что кто-то там сегодня есть.

И мои надежды оправдались. В конторе я нашёл нашего пионерского юриста Эдварда Гюллинга, с которым и вернулся к заводам.

В этот раз начать решил с металлического завода. Гюллинга на проходной знали и нас на мобиле пропустили беспрекословно. Отто Нюмальм очень обрадовался нашему приезду и быстро ввел меня в курс дела.

Оказывается, Генрих Графтио в компании с Хондой придумали какой-то вентилятор и к нему систему вентиляции. Нашему японцу потребовалась хорошая вытяжка на шахту и обогатительную фабрику, а следом за ним подобную заказали и инженеры с нефтеперегонного завода. По давно согласованному с моим дедом плану, завод Нюмальма должен был отдать «Электроприбору» цех кровельного железа. Но Графтио неожиданно передумал и захотел цех посуды.

— Это единственный цех, дающий прибыль заводу, — сокрушался Отто Нюмальм. — Три вида кастрюль, два вида сковород и линия по выпуску чайников. Если его отдать, то завод можно закрывать, а рабочих увольнять. Меня профсоюз живьём съест. Они же забастовку устроят. А ваш дед недоступен, и никто не хочет брать ответственность за принятие решения без него.

Я же, услышав про выпускаемые чайники, только сейчас вспомнил, что давно вынашивал идею создать чайник со свистком. Помнится, ещё с тех времён, как нашёл красную глину и научил своих друзей лепить свистульки. И ведь много раз сам себе напоминал, что надо, надо заняться чайниками, а меня постоянно кидало куда-то в сторону, и я про них забывал.

— Херра Нюмальм, я вас понял. Я полностью на вашей стороне. Тем более, что у меня самого есть планы на ваши чайники. Скажите, а как-то можно пригласить руководство «Электроприбора» к вам, сюда?

— Да-да. Конечно. Я сейчас же отправлю курьера к господину Графтио с уведомлением, что ко мне приехал господин Хухта, — и хитро улыбнулся.

Ну-да, ну-да. Маленькая уловка. Все будут думать, что здесь мой дед, а не его внук.

Не прошло и пятнадцати минут, как в не таком уж и маленьком кабинете директора металлического завода яблоку негде было упасть. Вместо одного Генриха Графтио к нам заявилось сразу четверо инженеров. И если Хонду и Графтио я знал, то двух остальных видел в первый раз.

С недовольным Графтио, который понял какой Хухта их здесь ожидает, мы лишь вежливо раскланялись, а вот наш японец устроил настоящее представление.

— Хухта-сама, — поклонился он мне почти в пояс и тут же полез обнимать.

— Для вас, Хонда-сан, я всего лишь Матти-кун. Рад вас видеть. Как там Ичиро и Джиро? И какими вы судьбами здесь, в Гельсингфорсе?