Великий диктатор. Книга третья (СИ). Страница 22

— Эдвин купил химический завод, нанял специалистов, в том числе и для строительства твоего элеватора. Они скоро должны начать прибывать, и стоит к этому подготовиться. К тому же, я получил телеграмму от Мехелина о заседании членов угольной концессии. И я там должен быть обязательно. Сам же говорил, что надо их убедить проложить железную дорогу на север и построить порт. А как я это сделаю, не находясь в Гельсингфорсе?

С такими аргументами спорить было трудно и, распрощавшись с Рунебергом и Расмуссеном, мы с дедом сели на поезд до Гамбурга. Нам предстояло сделать несколько пересадок, чтобы добраться до дома. Дед решил ехать через Данию и Швецию.

Во время поездки, чтобы себя занять, взялся за написание очередного рассказа о приключениях кота Эркки. И так увлёкся, что до Копенгагена успел набросать черновик двух рассказов — «Эркки в Лондоне на Олимпиаде» и «Эркки в Париже на автосалоне». Может, написал бы и про приключения в Гамбурге, но там мы задержались всего на три часа, дожидаясь состав в столицу Дании.

А вот в Копенгагене меня ждали приключения. Причем, не очень радостные. При выходе из вагона на перрон дед Кауко оступился, упал на бок, а подняться уже не смог. Сбежавшиеся служащие вокзала и проводники попытались его поднять, но сразу же оставили эту попытку. Дедуля от боли кричал так громко, что собралась преизрядная толпа зевак, и только вмешательство полиции уберегло нас от участи быть затоптанными любопытствующими.

— Ему нужен врач! На вокзале есть врач? — спрашивал я у всех служащих и полицейских окружавших нас.

— Его уже позвали, — ответил мне один из служителей закона. — Думаю, что он скоро должен подойти. Но, скорее всего, вашего родственника придётся отправить в больницу. Он же вам родственник? Похоже, он что-то сломал себе при падении.

Вскоре появился и медик в сопровождении двух дюжих санитаров с носилками. На которые, под надсадный вой деда от боли, его и переместили. И понесли вглубь здания вокзала, а я, сгибаясь под тяжестью нашего багажа, поспешил за ними.

— Ну, не всё так плохо, как казалось на первый взгляд, — произнёс Нильс Сёренсен, дежурный врач главного королевского вокзала Копенгагена. — По явно выраженной экструзии межпозвоночного диска, я уверен, что это самая простая спинно-поясничная грыжа. Ваш родственник, видимо, очень много работал физически, вот и накопилось. А сегодня, при ударе после падения, диск и сместился. У него жалобы на боли в спине были до сегодняшнего происшествия?

— Нет. Я не припомню. Он вообще редко жаловался кому-либо на что-либо, если это конечно не зубная боль.

— Прекрасно его понимаю, — кивнул, заулыбавшись доктор.

— И что теперь делать? Каково будет лечение?

— Я выпишу мазь и обезболивающие. Купите в ближайшей аптеке. Три-пять дней полного покоя, жесткий матрац, хорошее питание, красное вино на ночь и искренняя молитва Создателю. И естественно, постоянный контроль доктора. В вашем случае очень хорошим признаком того, что всё закончится благополучно, можно считать отсутствие неконтролируемого недержания. Вот если бы оно было — то, значит, всё очень плохо.

— Что он говорит, Матти? — прохрипел дед Кауко, и я поспешил ему перевести на финский, хотя прекрасно знал, что старик знает датский.

Интриган хренов.

— Не очень похоже на русский язык. Мне сказали, что вы из Российской империи. Или служащие ошиблись?

— Это финский язык, герр доктор. Мы из Финляндского княжества, — поспешил я развеять сомнения медика.

— О! Тогда понятно! У меня сосед по дому в Финляндию уехал. Странный старик. Всю жизнь проработал на оружейном заводе, а под конец жизни сорвался и уехал к вам.

— Простите, герр Сёренсен. Я случайно знаю одного такого старика-датчанина. Вы, случаем, не про Александра Бьярнова говорите?

— Вот это поворот! Как раз про него! А вы, молодой человек, откуда его знаете? — видимо от переизбытка чувств доктор даже всплеснул руками. — Пойдёмте, выпьем чаю, и вы мне поведаете про жизнь моего бывшего соседа.

— А как же мой дед? — я кивнул в сторону тяжелодышащего родственника.

— Да-да! Сейчас дам ему настойку опия. Пусть поспит. Всё равно вам лучше задержаться у меня.

— Почему?

— Ну а как вы будете заселяться в гостиницу? Вы несовершеннолетний, а ваш опекун недееспособен. Это сразу привлечёт к вам массу ненужного внимания. Но я помогу решить эту проблему. Так ему и переведите.

— Матти, твой пистолет при тебе? — спросил меня старик сразу как я закончил объяснять ему ситуацию.

— Я же тебе его в Париже отдал, — удивился и озадачился я.

Это что же такое? У него ещё и провалы в памяти начались? Может, поэтому он и датский забыл?

— В красном чемодане он, на дне. Найдёшь. Если будешь меня одного оставлять, то прибери также и мои документы, бумажник, чековую книжку и браслет с руки. Часы оставь. Всё. Надеюсь на тебя.

Фух. Аж гора с плеч. Опять придуривается и хитрит. Когда-нибудь он допридуривается…

— Вот делать мне нечего как таскать твои деньги и драгоценности по улицам. Сам их и защитишь. Я тебе пистолет оставлю, а у меня пукко ещё есть. Да и Копенгаген — это не Париж с Лондоном.

— Делай как знаешь… — явно обиделся на меня старик.

Сразу после окончания нашего разговора доктор напоил деда чем-то из стеклянной мензурки и, дождавшись когда он уснёт, проводил меня в угол кабинета, явно предназначенный для отдыха. На это намекали столик, два кресла, кувшин с водой, спиртовка для подогрева воды в латунном чайничке и большая жестяная банка с моими чайными пакетиками голландской фасовки.

Пока подогревалась вода, я вкратце рассказал о переезде к нам Александра Бьярнова. О его работе на оружейной фабрике и о том, что именно он обучал меня датскому языку.

— Спасибо. Порадовал, что у дядьки Александра всё в порядке. А то мы с супругой до сих пор иногда переживаем, что так и не удосужились выяснить куда он подевался, — поблагодарил меня доктор, попутно разливая кипяток по стаканам в прикольных деревянных подстаканниках. — Извини, сахар закончился. Нам вокзал выделяет всего фунт сахара в месяц.

А за свои купить — жаба душит. Точно, типичный датчанин. Я на наших работников-датчан и на дядьку Александра насмотрелся. Чтобы кто-то из них что-то из дома на службу принес — ни разу не видел. В отличие от немцев. Те же Шмайссеры в свой кабинет наверное половину своей личной библиотеки и почти все образцы оружия приволокли.

— Ничего страшного, герр Сёренсен. Я чай без сахара тоже люблю, — улыбнулся я и, сделав маленький глоток горячего напитка, только сейчас осознал, как хочу пить.

— В первую очередь, тебе надо бы отправить телеграмму родным. Может кто приедет помочь. Телеграф находиться с северной стороны вокзала. Ты его легко найдёшь. А затем я могу устроить вас в гостиницу моей дочери. Там вам не будут задавать ненужные вопросы и твой дед сможет поправиться, или вы дождётесь помощи.

Ага, ясно. Помощь помощью, а личную выгоду никто не отменял. Думаю, что и с заселением в другую гостиницу тоже проблем не возникло бы. Но здесь к гостинице уже прилагается врач.

— А гостиница вашей дочери далеко?

— Нет, молодой человек. Через дорогу от вокзала. Так вы согласны?

— Конечно, доктор Сёренсен. Но мне бы хотелось, чтобы вы ежедневно навещали моего деда пока мы будем здесь гостить. Это возможно?

— Разумеется. Тем более, что в гостинице есть номера с телефонами, и вы всегда сможете мне дозвониться. Как сюда на вокзал, так и ко мне домой.

Через час мы с дедом уже обживали довольно уютный двухкомнатный номер на первом этаже в гостинице «Империал». Как и обещал герр Сёренсен, в номере был телефон, а также ванная комната с туалетом. Но для деда пришлось выпросить у вокзального доктора керамическую утку, которую медик почему-то называл «бурдалю» (bourdalou). А затем повоевать ещё и с дедом Кауко, проснувшимся при переноске, уговаривая его ходить в туалет лёжа.

За номер я заплатил сразу за неделю — девяносто пять крон, что было значительно дороже цен в Гельсингфорсе, но дешевле чем в Париже. Местных денег у меня не было, так что пришлось расплатиться французскими франками. Хозяйка отеля, фру Лаурсен, предлагала мне обменять и оставшиеся у меня французские деньги на датские кроны. Но предлагала по довольно невыгодному курсу, так что я отказался, сославшись на запрет родственника.