Саженец (СИ). Страница 36

Беромир покачал головой.

Сестра говорила здравые вещи, но ему они казались мышиной возней. Через десять лет он целил в совсем иные цели. А тут этот чертов поход роксоланов и вообще их излишняя активность. И кельты…

Дарья, видимо, это почувствовала и сменила тактику.

— А что ты хочешь?

— В каком смысле?

— Ну вот ты говоришь, что без ромеев все встанет. Что именно? Какие у тебя были задумки?

— Мельницу ветряную хочу поставить. Вон там. Что ее лопасти ветер крутил, а она бревна пилила, распуская на доски. Их ведь много надо. И прочее. А там, на Оршице, водяную надо рубить, с нижнебойным колесом. Проточную такую. А может, и несколько подряд. Им ведь плотины не требуются. Да и для кирпичей с черепицей печь ставить надо. Для руды промывку. Может, одно из колес выделить воду поднимать для тромпы, которой воздух дуть в печи на плавках…

— Погоди, — перебила его Дарья. — Я почти не понимаю, о чем ты говоришь, но… это все выглядит сложно. И ты мыслишь, эти работники, пришедшие на заработки, сдюжат? Вот мельница — что сие?

— Ветряная?

— Да. Ты ведь сказал: «мельница ветряная».

— Тут надо подумать, как ее лучше сделать…

— Просто скажи так, чтобы я поняла суть задумки.

— Домик это такой как башня крепостная. Наверху кладется бревно. К нему с одного торца крепятся лопасти… ну, что доски, только большие. Ежели она по ветру развернута, то бревно это вращается. А дальше уже, что потребно, то и делай с ним: хочешь — пили, хочешь — зерно перетирай.

— А если ветер не дует?

— То оно и не крутится. Посему я и мыслю поставить такую мельницу где-нибудь повыше. Да и вообще — чем выше та башенка, тем лучше.

— Понятно. Они не сделают. — покачала головой Дарья.

— Крепость-то построили.

— Крепость строили ученики. А ты их год учил. И даже более.

— Да чему я их за тот год обучил-то? — отмахнулся Беромир.

— Год рядом с тобой дорогого стоит! — серьезно и несколько патетично воскликнула Дарья. — Ты, верно, не замечаешь, как люди рядом с тобой меняются.

— Кстати, по поводу людей. Все хотел спросить, тот дурной к тебе дошел? Ну с рассеченной кожей на лбу?

— Что пакости говорил про девицу?

— Да. Значит, дошел. И как ты его наказала?

— Полюбовником своим сделала.

— Что⁈ — опешил Беромир.

— Каждый вечер после ужина приходит ко мне и трудиться не покладая… рук. — оскалилась Дарья. — Чего смотришь? Сам же сказал, что мне надобно ребенка заводить нового.

— Но он же дурачок…

— Там все непросто. Поговорили мы с ним по душам. И выяснилось, что ему не просто отказали, а еще и высмеяли. Ославив на всю округу. Он и обиделся. Из бедного рода. Слабого. Почти без мужчин. Оттого и заступиться некому.

— Ты в здравом уме? — осторожно переспросил Беромир.

— Странный вопрос.

— Да у тебя прямо глаза загорелись, как о нем заговорила. Влюбилась?

— Да ну тебя! — отмахнулась Дарья. — Сам настаивал и теперь браниться начинаешь.

— И что ты с ним собираешься делать?

— Как что? Оставить при себе. Мне же надо потешиться? А он юн, горяч и привязчив. Да и помощь в делах пригодится. Все лучше, чем дочки Добрыни. Силенки у него побольше.

— Не боишься, что бросит?

— А я его уже прокляла. — оскалилась Дарья. — Прямо на это и заговорила. Бабам же сказала, что через это проклятье — с кем он сойдется, та и захворает.

— Добрая ты… ой добрая… — покачал головой Беромир.

— Самой мало! — фыркнула она. — Так что, считай в крепости у тебя под рукой не двадцать один мужчина, а двадцать два.

— И Влад.

— И он. Надо бы ему, кстати, одежду красивую выправить. Он ведь с барабаном ходил в бой.

— Слушай… а ты не знаешь, есть у нас связи с кем-то по ту сторону? На восход.

— Не понимаю тебя, — нахмурилась сестра.

— К восходу от нас лежит река Оар или Ра. Ее по-разному зовут. Я и Волгой слышал, что кличут. У реки той великой есть притоки. И с тех краев к нам набеги чаще всего приходят.

— Знакомцы имеются. — чуть подумав, ответила она. — А зачем тебе?

— Наш рыжий «мухомор» ускакал на Двину.

— Когда же ты его по имени называть станешь?

— Не могу. Как вспомню…

— Я прошу. Давно ведь в прошлом. Он столько помогает, а ты… Шепотки уже пошли, будто бы не простишь его никогда. Озлобится. Оно тебе надо?

— Ну хорошо. — нехотя произнес ведун. — Так вот, Рудомир ускакал на Двину. Но у меня особой надежды нет на успех его переговоров. Сама видишь — сложный он.

— Как будто ты простой.

— И все же.

— И что ты от меня хочешь?

— Есть у тебя кто-то, чтобы на ту сторону сбегать да пригласить серьезных людей на переговоры. Чтобы предложив им топоры или там ножи в обмен на соль, али еще чего.

— Зачем тебе это? — нахмурилась Дарья.

— Да подумалось… нам ведь надо наших оградить от набегов малых, так?

— Так.

— А ежели мы со всеми своими соседями торг будем вести, то они на нас и в набег ходить не станут. Опасаясь того, что мы откажем им в обмене. И упреждать станут, ежели что услышат, али увидят. Им ведь торг будет зело выгоден.

— Хм… ну… хорошо. По случаю пошлю весточку. Хотя не думаю, что они быстро откликнутся…

* * *

— Это Маркус, — произнес центурион, представляя мужчине в тоге своего бывшего сослуживца. — Он обычно и водит торговый корабль по Борисфену.

— Хотя местные зовут его на скифский лад — Днепр. — поправил главу векселяции Маркус.

— Ты там просто торгуешь?

— Торговля там до недавнего времени была едва ли выгодной. Нет. В основном собираю сведений. Мне ведь приходится проходить через земли и сарматов, и дальше.

— И это ты тот человек, который сумел добыть сведения о намерениях маркоманов?

— Так точно. Я.

— А ты разве ходишь в германские земли?

— Никак нет.

— И как это получилось?

Маркус ответил.

Сначала кратко, а потом все более и более развернуто.

Врать или как-то юлить перед личным посланником императора, да еще и из семьи сенатора ни он, ни глава векселяции не хотели.

Формально-то его должность была невысока — просто квестор, один из многих десятков, отвечающих за финансовые вопросы во всех уголках империи. Для людей сенатского сословия с него начиналась гражданская карьера. После армии. Но это, в конечном счете, ничего не значило. Куда важнее было то, что перед прибытием он отзывался из провинции для консультаций у императора.

Личных.

И по их завершении явился прямиком в Оливию. С отрядом личной охраны из полусотни закованных в ламинаты эвокатов[1].

— Значит, роксоланы вторглись в земли языгов… — медленно произнес этот квестор.

— Да. До последнего утверждая, что идут на Беромира. Отчего языги и не всполошились загодя. — ответил центурион.

— А как же они переправились?

— Мы им предоставили корабли, пригнав их из нижнего Дуная. Небольшие, плоскодонные. Роксоланы сами перетащили их через пороги.

— И почему они вообще пошли в поход?

— Мы им соврали, сообщив, что языги разбиты в походе. Ведь, когда до тех дойдет весть об этом вторжении, они уйдут с наших земель.

— Разумно, — чуть помедлив ответил квестор и, кивнув в непонятную сторону, добавил. — Там все скверно. А для вас это несет какие последствия. Ты о них думал?

— Им всем будет не до нас. — улыбнулся глава векселяции. — Роксоланы должны сцепиться с вернувшейся армией языгов, а на тех с севера навалиться гёты. Ударив в тыл. Мы заслали к ним несколько человек с новостями. И очень рассчитываем на то, что гёты отвлекутся от поддержки маркоманов, соблазнившись тучными землями степи.

— А торговля, ради которой я прибыл?

— При любом исходе тот, кто удержит контроль над порогами, будет в ней заинтересован.

— А Беромир?

— Он в первую очередь. На днях уехал его представитель, с которым мы перевели переговоры по ближайшему торгу.