Безжалостный альфа (ЛП). Страница 14

Я проглатываю ликер, опускаю бутылку и вытираю рот предплечьем. Затем медленно поворачиваюсь к ней лицом, выгибая бровь.

— По поводу чего?

Она переминается с ноги на ногу, мой взгляд прикован к этому движению, и неудивительно, что она чуть не упала, когда я налетел на нее — у нее четырехдюймовые каблуки, пристегнутые ремнями. Она всегда была девчушкой, и когда она впервые начала носить каблуки, будучи подростком, она выбрала самые высокие — все, что угодно, лишь бы увеличить рост на несколько дюймов, — хотя она едва могла в них ходить. Она была похожа на новорожденного жеребенка, вся дрожащая, со стучащими друг о друга коленями. Я так много наговорил ей дерьма по этому поводу, но Слоан — ничто иное, как решительность, и ей не потребовалось много времени, чтобы усовершенствовать искусство ходьбы на каблуках, пока она не начала скользить в них, как чертова модель с подиума.

Это воспоминание вызывает на моих губах подобие улыбки, хотя я быстро возвращаю их обратно и меняю выражение лица, прежде чем она заметит.

Но Слоан этого не упускает. Она никогда ни черта не упускает.

В ее глазах вспыхивает слабая искра надежды, и я быстро прекращаю это дерьмо.

— Нам не о чем говорить, — ворчу я, качая головой.

Слоан хмурится, тяжело вздыхает и скрещивает руки на груди. Это действие приподнимает ее сиськи так, что они почти вываливаются из выреза ее облегающего платья-майки, и я мысленно проклинаю себя за то, что мой взгляд прикован именно к ним; кое-что еще, чего она определенно не упускает.

Черт побери.

Я, блядь, ненавижу то, что меня все еще так влечет к ней. Даже после того, как она уехала из города и полностью завладела мной, нельзя отрицать, что она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и это не преувеличение. Я бы хотел, чтобы это было не так.

Сегодня вечером она выглядит, как на чертовом шоу с дымовой завесой. Нежно-желтый оттенок ее платья дополняет ее цвет лица, и я клянусь, она надела его, чтобы, блядь, подразнить меня. Раньше я всегда говорил, что люблю ее в желтом; что-то в этом оттенке придает ее коже золотистый оттенок. И тот факт, что у нее хватает наглости заявиться сюда в таком виде только для того, чтобы ткнуть мне этим в лицо, заставляет глубоко укоренившееся негодование всплыть на поверхность.

— Между нами не должно быть ничего странного, — отваживается Слоан, как будто она не сделала ничего плохого, а я просто веду себя неразумно.

Принцесса Слоан привыкла добиваться своего. Она всегда всех обводила вокруг пальца, так что, вероятно, предполагает, что я буду из кожи вон лезть, пытаясь вернуть ее теперь, когда она снова дома.

Она ошибается.

— Нет? — я бросаю вызов, искры гнева вспыхивают внутри меня. — Какими же наши отношения должны быть тогда, Слоан? Ты возвращаешься сюда спустя столько времени и ожидаешь, что все просто вернется на круги своя?

Она вздрагивает от моего тона, между ее бровями образуется небольшая складка, когда они сближаются.

— Нет, но…

— Но ничего, — огрызаюсь я, не давая ей закончить. — Слишком поздно. Я двигаюсь дальше.

— Что, ты думаешь, я этого не делала? — издевается она, явно оскорбленная. — Я вернулась не за тобой.

Ее слова звучат именно так, как она хотела — как чертов удар под дых. Честная игра, поскольку я сделал первый выстрел, но от этого ее слова не становятся менее жгучими.

— Хорошо, потому что ты зря потратила бы свое время, — горько бормочу я. — В моей жизни нет места для людей, которые встают и уходят, не оглядываясь.

Она хмурится, кудрявые волосы подпрыгивают, когда она качает головой.

— Ты же знаешь, что все было не так.

— Разве нет?

— Нет.

— Ну, я думаю, у тебя есть своя версия событий, а у меня — своя.

Слоан откидывает голову назад, проводит руками по лицу и раздраженно вздыхает.

— Мы не можем просто оставить это в прошлом? Теперь я здесь, так что мы должны сосуществовать.

Она делает маленький шаг ближе, выражение ее лица смягчается.

— Когда-то мы были друзьями, Мэдд. Разве мы не можем просто… начать все сначала?

— Что, ты хочешь вести себя так, будто последних восьми лет никогда не было? — рычу я, прищурившись на нее. — Я не против, Слоан. А еще лучше, как насчет того, чтобы притвориться, что ничего из этого не было? Просто иди вперед и забудь все это, потому что я чертовски уверен, что уже забыл.

Я разворачиваюсь и стремительно ухожу, так чертовски взволнованный, что моя кожа чешется от желания обратиться. Гнев всегда выводит моего внутреннего волка на поверхность, и ограничения на обращения делу не помогают. Чем злее я становлюсь, тем больше он толкается вперед, и чем сильнее он толкается, тем больше я раздражаюсь. Это похоже на порочный круг, заманивающий меня в бесконечную петлю моей собственной ярости, потому что я не могу просто позволить ему выпустить ее наружу.

Я направляюсь к куче мебели в углу, где всегда размещаются мои друзья, виски плещется в бутылке, болтающейся у меня в кулаке, при каждом шаге. За годы проведения здесь вечеринок мы перетащили в этот бальный зал барные стулья из ресторана и диваны из вестибюля, образовав грубый полукруг из разномастных кресел. Ивер, Тристан и Арес развалились там с напитками в руках, когда я с раздраженным стоном плюхаюсь на один из диванов.

Все трое смотрят в мою сторону, когда я подношу бутылку к губам, делая изрядный глоток виски.

Айвер бросает взгляд на Слоан через комнату, затем выгибает бровь в мою сторону.

— Я так понимаю, все прошло хорошо?

8

После того, как Мэдд стремительно уходит, я просто стою, не в силах оправиться от нашей конфронтации, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке среди толпы незнакомцев, пока Эйвери не возвращается из ванной.

— Что случилось? — спрашивает она, как только видит выражение моего лица, но я ей ничего не говорю.

Мы никогда не говорим о Мэдде. Это было негласным правилом между нами с тех пор, как я начала встречаться с ее братом много лет назад; по сути, она лучшая подруга для нас обоих, так что было бы несправедливо втягивать ее в наши ссоры, как бы сильно мне этого ни хотелось после того, как я уехала, а он замолчал.

Я не втягивала ее в нашу драму тогда и не сделаю этого сейчас. И снова я просто страдаю в тишине, море моих собственных мыслей и неуверенности изо всех сил пытается затянуть меня на дно.

Однако Эйвери требуется всего две секунды, чтобы собрать все воедино, ее голова вертится между Мэдом, прихлебывающим бутылку виски, как будто это его работа, и мной, ерзающей и хмурой.

Она вздыхает, когда я не отвечаю, бросает на меня жалостливый взгляд и берет меня под руку.

— Пошли, — настаивает она, подталкивая меня двигаться вместе с ней.

Я делаю несколько шагов, прежде чем понимаю, что она ведет меня в сторону импровизированной зоны отдыха в углу, и упираюсь каблуками, отказываясь сдвинуться с места еще на шаг.

— Мне пора идти.

Потому что это больше не мой мир, и сейчас я чувствую это больше, чем когда-либо. Раньше я постоянно устраивала вечеринки — я помогала Мэдду перетащить тот самый диван, на котором он сейчас сидит, из вестибюля в эту комнату. Но это было почти десять лет назад, и хотя это знакомая сцена, ничто не кажется таким, как было раньше. Я привыкла быть частью всего этого. Теперь я посторонний человек, смотрящий внутрь, изо всех сил пытающийся найти опору в жизни, которую я оставила позади.

С тех пор, как я вернулась, я показала себя с лучшей стороны, но это не значит, что у меня нет яростной неуверенности в том, как я буду вписываться в общество после столь долгого отсутствия. Если я все еще вписываюсь.