3+1=... (СИ). Страница 37

— А это не твоя забота.

— Как такое может быть…

Она повторила эту фразу раз пять. Или шесть. Кроме этой фразы, других слов у Марины и в самом деле не находилось.

Как такое может быть?..

Как?..

Как?!

Напротив Марины, за своим рабочим столом, сидела ее врач, жизнерадостная и монументальная Татьяна Михайловна и смотрела на Марину с добродушной и чуточку снисходительной улыбкой.

— А что вас беспокоит, голубушка? — врач постучала авторучкой по углу монитора. — Вы же этого хотели?

Это простой вопрос: «Вы же этого хотели?», заданный Татьяной Михайловной, вдруг остановил бесконечную круговерть одной и той же фразы: «Как такое может быть?!».

Это уже произошло.

Произошло!

Произошло!!!

Но все же как?!

Врачу Марина показывалась регулярно, раз в год. Именно Татьяна Михайловна выслушала первое пожелание Марины о том, что она хочет ребенка. Именно Татьяна Михайловна выписывала первые направления на анализы, а потом, позже, на консультацию к врачу-репродуктологу. Именно она потом услышала короткое «Передумала», когда Марина пришла на первый прием к гинекологу после развода. И не задала больше ни одного вопроса.

Но Татьяна Михайловна помнила — а если и забыла, то электронная медицинская карточка все помнит! — что Марина хотела ребенка.

Ну вот. Получите, что называется, и распишитесь!

Две полоски на тесте, шок до звона в ушах. И вот теперь — официальное подтверждение от ее гинеколога.

Марина беременна.

Но как это могло случиться?!

— Вы не планировали, Марина Геннадьевна? — мягко спросила Татьяна Михайловна.

Что можно было ответить на этот вопрос? Тут не про планы, тут про… И Марина не нашла ничего лучше, чем взять — и рассказать все Татьяне Михайловне. Все, включая измену Мити, несостоявшуюся консультацию у светила, развод и то, что беременна сейчас Марина от совершенно другого мужчины.

— Ну, так это все и объясняет, — на сбивчивый рассказ Татьяна Михайловна отреагировала спокойно, даже флегматично.

— Что именно?

— Так иногда бывает. Это называется генетическая несовместимость. Каждый из партнеров сам по себе здоров и способен к зачатию. Но вместе у них детей не может быть.

— А почему?

— Причин может быть несколько, — Татьяна Михайловна пожала дородными плечами. — Чаще всего это шалости иммунитета. Но для определения точной причины требуется сбор дополнительного анамнеза, анализы, обследования. Насколько я понимаю, это уже неактуально.

— Неактуально, — эхом повторила Марина и замолчала. Пошатнувшаяся картина мира находилась в стадии стабилизации. И сейчас все силы уходили именно на это.

— Марина Геннадьевна… — голос врача звучал мягко. — Решение принимать, безусловно, вам. Но, учитывая, что это у вас первая беременность, а вам уже за тридцать — прерывать не советую. Если у вас есть сомнения — могу рассказать подробнее.

— А?..

— Ну, вы же хотели ребенка. Пусть и от другого мужчины. Надо вынашивать. Надо рожать.

Марина несколько раз медленно моргнула, будто просыпаясь. О чем говорит Татьяна Михайловна? Какие тут могут быть сомнения?

— Я… — Марина прокашлялась. — Я оставляю ребенка. Конечно. Оставляю.

Она даже представить не могла, что когда-то скажет эту фразу. Что у нее будет возможность отказаться от наступившей беременности. Марина даже саму беременность для себя исключила. И совершенно, как оказалось, зря.

— Ну, вот и славно, — Татьяна Михайловна кратким жестом прижала ладони к поверхности стола. — Сейчас я вам направления выпишу на анализы и обследования.

Марина сидела на скамейке в каком-то безымянном сквере недалеко от клиники. Вокруг царило эталонное бабье лето. Затянувшееся, задержавшееся, уже давно должно было кончиться, но пока все по классику — «и день будто хрустальный» и «лучезарны вечера».

Бабье лето.

И сама Марина тоже стала… бабой. Никогда она это слово к себе не применяла, даже мысли не было. Но сейчас она… она беременная баба. И отторжения это словосочетание почему-то не вызывает.

Картина мира стабилизировалась. Окончательно. Ровно в тот момент, когда Татьяна Михайловна объясняла ей, как и какие анализы сдавать.

Марина за все то время, когда пыталась забеременеть от Мити, столько раз это в деталях представляла. Как она встает на учет по беременности, что при этом происходит. Она столько всего представляла, о стольком уже прочитала. Она даже знала, что на ее сроке ребенок имеет размер ягоды. Только забыла, какой — то ли черники, то ли клубники.

Так она и скажет: «Андрей, у нас с тобой выросла черника».

Марина застонала и уткнулась лицом в ладони. Эйфория схлынула, оставив практически вопросы. Марина всегда была практичной. По мнению Мити — излишне практичной. Ладно, к черту Митю. Какой смысл вспоминать мнение человека, с которым она, как выяснилась, генетически несовместима.

Впрочем, Митя в каком-то смысле оказался ответственным за то, в каком положении она сейчас оказалась. Ведь если бы не он…

Способность логически размышлять вернулась. И теперь Марина отчетливо понимала, что причин думать о том, что бесплодна, у нее особо и не было. Ведь врачи ничего не нашли! Но Митя ей сказал: «Ты бесплодна», и она поверила. Приняла его слова, как истину в последней инстанции.

Как же сильно ты меня тогда ударил, Митя. Как сильно ранил. Своим предательством сбил с ног, вскрыл, выпотрошил, оставив, как вскрытого моллюска, без твердого панциря, с мягким и беззащитным нутром. И Митя в это мягкое и беззащитное клеймом — «Ты бесплодна. У меня будет ребенок, а у тебя — никогда». Как же она тогда была обессилена его предательством, как обескровлена и уязвима, если поверила этим словам. Даже не поверила — эти слова словно впечатались куда-то внутрь нее, без сомнений. Как установка какая-то.

Я бесплодна. У меня не может быть ребенка.

А это… это оказались всего лишь слова. Которые ничего не значат.

И теперь Марина ждет ребенка. От совершенно другого мужчины. Который уверен, что у нее не может быть детей. Потому Марина сама ему об этом сказала.

Ой, мамачки…

Она потратила еще какое-то время на вот это «Ой, мамачки»… А потом перестала скрючиваться, разогнулась, вытянула ноги, откинулась затылком на спинку скамьи и уставилась в не по-осеннему высокое светлое небо.

С ней случилось то, чего она так хотела. Да, с опозданием. Да, с другим мужчиной. Хотя… Может, мужчина тот самый?

Ага, тот самый, который не хочет детей. У которого уже есть двое своих. Марина не дала воли уколу острой боли, затолкала его поглубже. Хочет там Андрей или не хочет — его личное дело. А Марина… А Марина ему скажет: «Спасибо!». И дальше этого «Спасибо» не шло. Марина не могла представить реакцию Андрея. Даже при том, что знала о том, что он не хочет больше детей — не могла представить.

Но упорно говорила себе: «Это не имеет значения». В конце концов, это ее ребенок, он находится в ее теле, и никто не сможет этого ребенка у Марины забрать. А Андрей… Не хочешь — не надо. Но от этого заныло. В неопознаваемом месте внутри, но сильно.

Она выпрямилась, достала из кармана телефон.

Демьян: Марин, как думаешь, брекеты — это сильно зашквар?

Марина: Брекеты — это красивая улыбка, от которой девчонки будут штабелями вокруг тебя падать.

Демьян: Чем падать?

Марина: Неважно. Просто падать. А что, надумал ставить брекеты?

Демьян: Вчера были у врача, он сказал, что надо ставить.

Марина: Что отец говорит?

Демьян: Ну, типа если надо — то надо. Но решать типа мне. Это дорого, Марин?

Марина прикрыла глаза. Как вот я уйду из твоей жизни… Как ты уйдешь из моей жизни… Если я обсуждаю брекеты с твоим старшим сыном?!

Марина: Твоему отцу это по карману.

Потому что Андрей сделает для своих сыновей все.

Она переключилась на чат с Касей. А там были жалобы на то, что в школе задали учить стих про осень, и просьба сегодня послушать юного декламатора. Разве могла Марина отказаться? Если это зависит от нее — она мальчиков ни за что не бросит. Уже не сможет. Хотя Марина ступает на опасную дорожку, очень опасную. Где риски — не только ее душевное благополучие, но и судьбы двух мальчишек, к которым жизнь и так была не очень справедлива в первые годы. Они к ней тоже привязались, Марина это чувствовала. И как она их сможет оставить? Как они это переживут?!