3+1=... (СИ). Страница 24

Это все ее, да?!

Она уже нимфоманка или еще нет?!

Андрей шевельнулся. Отнял одну руку от изголовья, протянул ее к Марине.

— Ну что ты… Иди ко мне.

Занавес над разумом упал окончательно. А Марина скользнула к Андрею.

Марина его целовала. Она терлась своей грудью о его и стонала прямо в губы. И там, где она ерзала и терлась сильнее всего, их какого-то хрена разделял тонкий трикотаж его трусов.

Андрей не помнил, что обещал Марине. Но что бы он ни обещал ей — он все нарушил. Руки за головой долго не задержались. Руки жили своей жизнью.

А как их было удержать, если она, такая охуенная — рядом. Он обещал не лапать? Пошло все на хрен!

Кожа гладкая. Везде-везде гладкая. Смертельно вдруг захотелось проверить, насколько она гладкая там, между ног. И пальцами проверить, и даже языком. Но Марина именно этим местом ерзала, терлась, и потрогать ее там пока не получилось. Зато Андрей дотянулся до всех других мест.

Твердая упругая грудь сама толкнулась в ладони сосками. Марина застонала совсем громко и выгнулась, вжимаясь в его ладони, когда он занялся ее грудью всерьез. И потом, дальше, ниже, она тоже вся была гладкая — тонкая, но неожиданно твердая спина, изгиб ниже талии, когда пальцы сжались сами собой, сминая. И там тоже гладкая, упругая. Такая, что…

Он же собирался использовать второй шанс!

Они одновременно оторвались друг от друга. Пока Андрей, неловко ерзая, стаскивал трусы, Марина смотрела на него поплывшим взглядом. Растрепанная, с розовыми щеками, соски торчком. Взять бы ее сейчас, вот не раздумывая, опрокинуть и взять. Чтобы сбить этот дикий звон в ушах. До одури же хочется! А потом уже и ее… языком…

Его снова толкнули в грудь ладонью, вынуждая лечь.

— Ты мой… — шептала она, опускаясь на него. — Ты мой… — шептала она, прогибаясь. — Ты весь мой… — шептала она, скользя по нему.

Да кто бы спорил, Мариша! Но ты… ты… ты…

Нет, ни единого слов возражения из Андрея не вырвалось. Он на какое-то время вообще замер, просто наслаждаясь.

Как она двигалась. Как прогибалась. Как скользило ее тело вдоль его. Он приподнялся на локтях и чуть не ослеп. Теперь он видел это отчетливо — как слегка раздвинутые складки розового женского естества скользят вдоль его члена.

Это охрененно красиво. Но долго так выдержать невозможно.

— Мариша… — прохрипел Андрей. Кое-как сел, прижал ее к себе. — Убей меня, но терпение кончилось. Все, что хочешь, потом сделаю, но сейчас… Сейчас дай мне себя.

Она издала какой-то мурлыкающий горловой звук, а потом приподнялась и в одно неуловимое движение опустилась на него!

Андрей чуть не сдох от наслаждения в этот момент. Как там было туго, горячо, влажно. Как сразу захотелось опрокинуть ее, врубиться до упора и долбиться. Но кто-то орал на краю сознания — орал двумя детскими голосами: «Нельзя! Нельзя! Нельзя!».

Разъединить тела оказалось очень трудно. Почти невозможно. Физически больно. А потом Марина добила его — жалобным всхлипом, взглядом, полным обиды, дрожащими губами.

— Почему?.. Андрей, почему ты?.. Зачем мы остановились?..

Он снова сгреб ее. Слова приходилось проталкивать через горло.

— Сейчас… Погоди… Я сейчас… Я быстро…

Получилось и в самом деле быстро — выпустить Марину из рук, перегнуться, поднять штаны и вытащить из кармана требуемое. Воспользоваться.

А потом опрокинуть ее на кровать, сцеловать обиду и разочарование с глаз и губ. И взять — так, как и хотелось.

Ее ноги на его пояснице. Его яростные и глубокие движения. Что он там собирался исправить?! Его опять срывает. Но все же сейчас иначе. До одури хочется ее. И так же до одури хочется, чтобы она улетела с ним.

Ну почему, почему у девочек нет таких же простых и убедительных сценариев для оргазма, как мужиков?! Почему у вас все так сложно и неочевидно?

У всех. Но не у Марины. В чем дело в итоге оказалось — кто бы из них потом стал разбираться? В подушке, которую Андрей подсунул ей под поясницу? В движениях его пальца чуть выше того места, где соединялись их тела? В той похабщине, которую он, задыхаясь, хрипел ей на ухо?

Неважно, наверное. Потому что в итоге все вышло предельно убедительно. Так что сомнений не осталось. Ее выгнувшееся тело, то, как сжались ее ноги вокруг его спины. И сильная и долгая пульсация. Она-то и выжала из Андрея последние остатки терпения и выдержки.

Какая же ты у меня умница. Успела. Какая сладкая девочка. В качестве благодарности сладкая девочка получила тяжеленое и обессиленное мужское тело сверху.

Примерно год назад Марина в супермаркете совершила импульсивную покупку. Вообще-то, такие поступки были ей несвойственны. Но тут что-то пошло не так. И в ее квартире, точнее, в ее спальне, поселилась большая мягкая игрушка. Уже потом Марина узнала, что игрушка имеет специальное название — «Гусь-обнимусь».

Конечно, в таком стыдно признаваться. Марина никому и не признавалась. Но спала Марина именно с этим гусем. И именно сейчас, лежа на плече Андрея, положив руку ему на грудь, а ногу закинув на его бедро, слыша его еще шумное дыхание, Марина именно это и сказала.

— Ты круче, чем гусь-обнимусь.

— Кто?

Давай, Марина Геннадьевна, давай! Объясни взрослому мужику, кто такой гусь-обнимусь!

— А твои мальчишки не спят с мягкими игрушками?

— Да вроде бы вышли уже из этого возраста.

Было очень странно вот так лежать в постели, быть голыми и еще горячими после близости и разговаривать про мягкие игрушки. И про детей Андрея. А еще очень хотелось спросить, а как было раньше? Неужели Дема и Кася и в маленьком возрасте совсем не спали с мягкими игрушками?

— Мариш… — пальцы Андрея коснулись ее шеи, забрались в волосы. — Так что там за гусь?

Ее окутали только-только угомонившиеся мурашки. То ли от касания его пальцев. То ли от хриплого «Мариша».

Марина глубоко вздохнула, а потом, почти не запинаясь, объяснила, что такое этот «Гусь-обнимусь». И подняла голову с плеча Андрея, чтобы посмотреть ему в глаза. Давай. Можешь смеяться. Да, я, взрослая, адекватная и далее по списку, сплю с мягкой игрушкой! Потому что иногда очень хочется ночью кого-нибудь обнять. Хотя бы плюшевого гуся.

Андрей молчал. А Марина снова зависла, разглядывая его. Теперь не тело, теперь только лицо. В нем что-то изменилось, и Марина вдруг ясно и отчетливо поняла — что. С лица Андрея исчезло все то, что обычно на нем присутствовало — хмурость, недоверчивость, язвительность, сарказм. Оно было очень открытым. Даже будто беззащитным. А потом губы Андрея тронула улыбка. Совсем непохожая на обычные его улыбки. Такая… мягкая. И… благодушная, наверное. Эта улыбка что-то перевернула в Марине, и прежние мурашки вернулись, приведя с собой новых. И единственное слово, которое теперь было в ее голове — нежность. Нежность к этому большому мужчине с новой улыбкой.

Андрей приподнял руку и пригладил ее растрепанные волосы.

— Я точно гусь-обнимусь.

— Правда? — это был совершенно абсурдный диалог.

— Ага. У моей матушки до свадьбы была фамилия Гусева. Единственное, знаешь… Переход от «Гусь-обнимусь» до «Гусь-ебусь» — он очень короткий.

Марина со смехом уткнулась Андрею в плечо. Он все-таки блестяще умеет вот эти переходы от нежности к смеху. Виртуоз!

Рука Андрея скользнула по ее спине. Марина замерла. Нет-нет, ей нужна пауза! Чтобы чуть-чуть, хотя бы чуть-чуть поставить мозги на место.

— Слушай, а давай, я тебя покормлю?

Андрей вздохнул, опустил руку еще ниже, сжал. А потом убрал руку.

— А давай.

Глава 8

Пока Марина принимала душ, пока приводила себя более-менее в порядок, пока суетилась на кухне — мозги сами собой встали на место. Неуместная нежность куда-то спряталась — не факт, конечно, что не вылезет в самый неподходящий момент.

Зато вспомнилось кое-что, о чем она в моменте не подумала. Ей тогда, в этом моменте, вообще не чем было думать. А вот Андрей подумал и вспомнил. О средстве защиты. О презервативе.