Мастер путей. Трилогия (СИ). Страница 97

В углу, стараясь не мешать, стояли и тихо плакали Даша и Света, девушки-помощницы, закреплённые за Златой.

Обе в сорочках, также мокрыми от воды.

Очевидно, купание Златы — дело рук этой троицы.

— … мы — те, кто в трудную минуту не убоялись, встав на рубежи. Спина к спине, плечом друг к другу стояли насмерть, брали блиндажи…

Мужчина умолк, опустил руку с расчёской и склонился к Злате, вслушиваясь в её дыхание.

— Отлично… — прошептал он. — Спит девонька. Без задних ножек спит…

Перекинув расчёску в пальцах будто боевой мизерикорд, воин прибрал её в карман своих брюк.

Обошёл кресло, бережно подхватил легковесное тельце Златы и аккуратно, стараясь не разбудить, перенёс на кровать, которую тут же бросились поправлять Света и Даша, на ходу утирая слёзы счастья.

— Пока останетесь с ней, — тихим голосом отдал команду воин. — Неизвестно, сколько проспит. Если с ней что-то случится или начнёт буйствовать — немедля зовите меня, где бы я ни был и чем бы ни занимался.

И, не дожидаясь ответа от девушек, тихо в спину благословляющих его, вышел из комнаты, где и встретился глазами с троицей, пребывающей в ступоре.

От шока, вызванного увиденным, никто из них не смог даже с места стронуться, пока ратник не развеял их ступор.

Мирно спящая помешанная дочь — воистину самое благодатное, что видели очи беспокойных родителей за последние годы.

Видимо, воин понимал происходящее очень хорошо, потому что предусмотрительно закрыл за собой дверь, чтоб не разбудить спящую.

После этого посмотрел на Алину и сказал:

— Несколько часов форы у нас есть. Если повезёт — то хватит времени до утра. Но надо действовать. Положение… неблагоприятное.

— Ты что с ней сделал…? — осипшим от слёз голосом спросила старшая сестра. — Её буйство никто не мог остановить! Что такое ты ей причинил, что она… Почему она внезапно утихла⁈

— Я всего лишь усмирил её порывы, — спокойно отозвался мужчина. — Отмыл тело, избавил волосы от колтунов и должным образом обработал все повреждения.

— И всё⁈ — прохрипела Бериславская. — И это всё⁈ Всё, что ты сделал, для того, чтобы успокоить⁈ Она в припадке буйств крушила дом и не давала всем спать по ночам, а ты всего лишь искупал⁈

— Тише, Лин. Ты рискуешь разбудить сестру. Пошли отсюда. Нам надо поговорить. Всем нам, — добавил он, окинув взором чету Бериславских.

* * *

Алина и рта не дала раскрыть, бросившись на меня с порога. Едва только за нами пятерыми (я, напарница, чета её родителей и присоединившийся к нам по неведомой мне указке управдом Иннокентий) закрылась дверь, на меня обрушился шквал от старшей сестры едва ли меньший, чем часом ранее не меня вывалили младшая.

— Даже знать не хочу, кто ты такой на самом деле! — захлёбываясь начавшими обильно выступать слезами, выдавила малышка, накинувшись мне на грудь.

Не могу понять, откуда в мелкой столько дури. Сила пробудила? От её девичьих кулачков сжатая нейлоновая ткань «плитника» хрустит, трещит, пердит и светится.

— Ты не говорил, что ещё и душевные болезни врачевать умеешь! Ты назвался наёмником⁈ Значит, будешь наёмником! Мне плевать на твоё прошлое! Ты за час сделал то, что никому не было под силу десять лет! Я вижу, ты знаешь, с чем имеешь дело! Первый, кто на ходу разобрался в этом! Назови свою цену! Золото⁈ Сколько ты хочешь⁈ Двадцать тысяч? Пятьдесят⁈ Сто⁈ Мало золота⁈ Землю получишь! Земли мало⁈ Я сама тебе отдамся! Недоволен мною⁈ Сестра тоже твоей станет, только спаси её от безумия!…

Разноглазка без устали ревела у меня на груди.

А мне только и оставалось, что приглаживать её головку по растрёпанной причёске, забирая всю нервотрёпку, что исходила от соратницы.

Под конец своего чрезмерно эмоционального монолога у малышки подкосились ноги, и она чуть не рухнула передо мной на колени.

— Умоляю тебя! Прошу, сжалься! Я всё тебе отдам, только спаси её, заклинаю…!

«Вот ещё только коленопреклонённых молений мне не возносили», — подумал я, удерживая довольно лёгкую напарницу в объятиях, чтоб не дать ей скатиться в лобызание сапог.

Хотя, нет.

Вру.

Было дело.

Когда кончали мародёров.

Как «мирняк» грабить и с беззащитными детьми вытворять грязь — так они первые.

А как отвечать за содеянное по законам военного времени — сразу на колени, челобитную бьют и о пощаде молят.

Вот только, где была эта самая пощада, когда о ней молил замученный «мирняк»?

Так что хватало мне возможностей побыть этаким божком на полставки.

И восхваления выслушивал, и мольбы, и проклятья, и судия аз есть, и судеб вершитель…

Уже по одной только этой мизансцене можно понять, насколько дошли до ручки Бериславские.

Алина присутствовала со мной при разговоре с Морозовыми.

Слышала мои аргументы про оплату спасённой жизни.

Должна помнить, что я отказался принимать материальную награду за жизнь Ветраны, сославшись на аналогию с выкупом за вещь.

А, значит, должна понимать, что разницы между Ветраной и Златой нет.

Пытается продать мне сестру?

Если разноглазка забыла события нескольких суток давности, то она реально на стрессе.

Куда подевалась уравновешенная служащая при эполетах?

Где действительный тайный советник первого класса Бериславская?

У неё реальная истерика на фоне кризиса с сестрой.

Сестринский комплекс?

Неважно.

Поведение Алины отчётливо показывает, что девушка в непередаваемом отчаянии.

Уж не знаю, кто, как и чем пытался помочь Злате до меня, но, видимо, увидев на контрасте реально замаячившую на горизонте помощь, правнучка Великого Архимага Путей вцепилась в неё хлеще адской гончей и теперь уже не отцепится.

— Я всего лишь простой наёмник, — тихо произнёс я, поглаживая девушку по волосам.

Появилась возможность вставить слово лишь когда разноглазка начала задыхаться от затяжной тирады с рыданием.

— Тот, кто с душевными поражениями сталкивается столь же часто, что и с телесными. Я не умею врачевать их. Но умею поддерживать тех, кто в этом нуждается. Умею обходиться с теми, кому тяжело общаться с прочими. И ты права. Мне действительно не в первой сталкиваться с таким. Золото? Земля? На это жизнь сестры не купишь. Она бесценна, как и любая другая. В том числе твоя. И ты слишком рано просишь выставить тебе счёт. Я не сделал ровным счётом ничего для этого.

— Ты успокоил блаженную! — сквозь слёзы проревела Алина. — До тебя никто не мог её утихомирить! А ты сделал это за час!

— Всего лишь час. Душевно больных лечат годами и десятилетиями. А я провёл с ней лишь час.

Краем глаза заметил выразительный взгляд отца Алины, которым он смотрел на меня. Поймав своим взором мой, мужчина указал глазами на стол позади меня, где покоился графин с водой.За что удостоился от меня благодарного кивка.

Я взял стеклотару с водой и насильно заставил разноглазку напиться. Та будет на нервах ещё какое-то время, потому приходится его потратить прежде, чем вообще получается двухсторонний разговор.

— Я не врач. Не учёный муж по бестелесным хворям. Не в моих силах полностью исцелить душевно больного.

Взгляд Алины начал неприемлемо стекленеть, будто девушка теряла всякую волю к жизни и последний якорь в этом мире.

— Но могу гарантировать, что в моих силах стабилизировать состояние из подобного тому, что видим мы все. Это не случится сию минуту. На стабилизацию уйдут недели и месяцы. И только через несколько лет вообще получится сказать, насколько полноценной жизнью сможет жить Злата. Но это, бл9ть, возможно. И не в текущих условиях торговаться о цене. Ситуация усугубляется, и будет только хуже. Сегодня ещё можно всё исправить, но действовать необходимо сейчас, немедленно. Я взялся за это дело не ради денег, земель или чьих-то благодарностей. Мне прекрасно известно, что такое близкий человек, страдающий душой и разумом. Поэтому сделаю всё от себя зависящее, чтобы избавить вас от этой чаши. У нас нет времени на торги за жизнь Златы. Мы ещё вчера были обязаны выступить единым фронтом. И за ценой победы не постоим. Чего бы нам это ни стоило.