21,55,01 (СИ). Страница 28

Попробовал по голосу понять, кто говорит со мной. Между слов «спасителя» проскакивало урчание, временами оно перерастало в полноценный рык. Такой звук издавал кот, который явно ждал чего-то от хозяина, но глупый человечишка не понимал, что именно.

— Неотесанность, наглость, легкомысленность, — оглушил меня голос. Теперь он звучал намного громче, будто его владелец стоял передо мной. — Продолжишь, и мой король запретит тебе появляться в наших землях.

— Вы говорили про… — начал я и оборвал себя. Мой голос вернулся!

— Помни о долге перед нами.

Темнота взорвалась вспышкой света. Я зажмурился, но яркая белизна пробилась сквозь веки. Прикрыл глаза руками. Погодите… Руки! Я вновь почувствовал тело, ощутил вязкость окружения. Оно больше напоминало плотную жидкость, нежели… воздух.

Я вынырнул из него, мое лицо обдала прохлада, а в уши ударили новые звуки: перешептывания, треск стаканов и шелест одежды. Мои веки распахнулись сами собой.

— Добро пожаловать на заседание Совета, челядь.

Глава 7. Путь, что она проложила

— Добро пожаловать на заседание Совета, челядь.

Моему взгляду предстала комната. Она ширилась, вздымалась вокруг меня — от размеров перехватывало дыхание. Мраморные стены и пол освещались свечами на люстре под стать габаритам помещения. Даже сотне, тысяче крошечных огней не хватало, поэтому в комнате царил полумрак.

Я попятился, и под ногами хрустнуло, взгляд тут же прыгнул вниз. Меня окружали обломки, кусочки ваты, которая давно пожелтела, и осколки хрусталя или стекла — я не разбирался. Они стелились по полу и тонули в своих тенях. Казалось, через зал пронесся ураган.

Готов поспорить, раньше здесь принимали богатых господ или самых настоящих дворян — на второе намекал общий стиль комнаты, она, как и поместье этой женщины, хорошо бы смотрелась в учебнике истории, в разделе про Российскую империю.

Без предупреждения на меня обрушилось четыре взгляда. Я поморщился и зажмурился. Они кольнули, вонзились в кожу, словно иглы шприца во время забора крови. Медленно, внимательно. Их владельцы разглядывали не мое лицо, нет, они пробирались вглубь, под кожу, под мышцы, под кости. Прямо к душе, к моей сути.

Взгляды шелохнулись. Один пополз вниз, опустился на щеку и рассек ее, подобно скальпелю хирурга. Второй перепрыгнул, ударил в грудь. Третий не двинулся с места. Четвертый осторожно вытянулся из-под кожи, чтобы не повредить, и исчез.

В голове загудела тупая боль. Я вскинул перед собой руку, чтобы закрыться, и опешил.

Сквозь мешковатые рукава толстовки просвечивались тонкие, как спички руки. А сквозь них виднелись стены. Я напоминал призрака, уже не в отражении зеркала. Черт.

В боковом зрении, под ногами, промелькнул пушистый хвост. Я обрушил взгляд вниз.

От меня вышагивал крупный кот породы мейн-кун. Его серую шерсть покрывали большие серые пятна, которые желтели в тусклом свете и отдаленно напоминали «глаза» на павлиньих перьях.

Мейн-кун шел к пожилому мужчине. Он сидел на стуле возле стены, в тридцати метрах от меня. На нем были ярко-красный пиджак, брюки того же цвета и ядовито-желтая рубашка. Внешний вид приковывал к себе взгляд, притягивал внимание, словно черная дыра. Седые волосы свободно спускались до плеч, а подбородок украшала бородка. На коленях я разглядел трость.

Справа от него, вдоль стены, на равном расстоянии друг от друга находилось четыре то ли стула, то ли кресла. На трех сидели люди, а четвертое — в середине — пустовало и делило стену на две половины. По два кресла на каждой.

Я сразу увидел Александра, ублюдка, который бросил меня на растерзание Парковке и Автобусу. Он сидел крайним на второй половине.

— О Горнило Судеб, — воскликнула девушка справа от пожилого мужчины в яркой одежде. Ее золотистые волосы заплетались в косу. На ней было белое платье и белые туфельки. — Мальчик с трудом удерживает себя в мире. Кирилл его чуть не убил.

Александр громко прочистил горло и спокойно произнес:

— Я — Александр.

У меня из груди поднимался жар. Жидкое пламя разливалось по венам и заполняло мышцы, каждую клеточку. Я не спешил. Криками делу не поможешь.

Мой взгляд прыгал из угла в угол, ощупывал кучки обломков, искал укрытие. Но в зале отсутствовала мебель. Я чувствовал себя хомячком в открытом поле. Когда на глаза попался высокий проход, в котором застыла тьма, я выдохнул. Десять метров — столько отделяло меня от выхода. Один рывок.

— Мне не нужно твое имя, — в голосе девушки послышался немецкий акцент. — Все равно через двадцать семь лет тебя заменит другой Кузнецов. Бери пример с Воронова.

Она кивнула на вторую половину, в сторону полного мужчины с рыжей бородой. На черной майке виднелись коричневые пятна грязи, кожа краснела, будто он весь день находился на солнце, рыжие кудрявые волосы собирались в небрежный хвост, а из густой бороды выглядывали веточки и листья.

Я мазнул взглядом по пустому креслу, что стояло между девушкой и Вороновым. Вернее, по бревнам, которые выложили в форме кресла. Сиденье кривилось, одна половинка возвышалась над другой, чем вынуждала человека коситься. Из спинки выступали короткие сучки, а подлокотники представляли собой пару тоненьких веточек — чуть надави и сломаются.

В зале богатого дворянина подобным «креслам» нет места.

За пустым креслом я увидел трещины. В тусклом свете они сливались с тенями, поэтому я всматривался. Черные молнии застыли в простеньких рисунках: кошки, собаки, кролики и человек. Один-единственный. Бедолаге открутили голову и лишили рук и ног. Художник не остановился. Голову и туловище оплетали ленты из кружков и овалов — цепи. Они тянулись к лапам трехглазого зайца.

Стулья, рисунки на мраморных стенах, обломки дорогой мебели. На ум приходило слово «насмешка». Злобная и до безумия продуманная. Виновник не поддался гневу. Нет, он запитал им воображение и перечеркнул суть зала — богатство и роскошь.

Я поймал себя на мысли, что вижу в насмешке почерк этой женщины. Некто явно довел ее до белого каления. Ведь для нее насилие и порча имущества — крайние меры.

— Челяди следует представиться, — услышал я голос моего спасителя. Мейн-кун лежал в ногах пожилого мужчины.

Я приобнял себя и сказал:

— Меня зовут… — голос задрожал и оборвался. Я сглотнул. — Теодор.

— Мальчик, не бойся, — сказала девушка. — Мы не убьем тебя. Среди нас самоубийц нет.

Мой взгляд сам переполз на рисунок человека без рук и ног.

— Обездвижьте и поставьте капельницу, — протараторил на одном дыхании, — И буду в вашей власти. Живым.

Прощупывал почву. Если правда замышляют подобное, выдадут себя неловкой улыбкой или случайным движением.

Я взял идею из «Основ». В книге красочно описывались участи хуже смерти. Наверное, чтобы вбить в голову читателей мысль: «осторожность — всему голова». Среди примеров нашелся один из Белоруссии.

Однажды в густых лесах заблудился молодой мужчина. Он плутал весь день, пока его не нашли две гаевки — девушки, покрытые белой шерстью с ног до шеи. Они скормили мужчине отраву, из-за чего у него отказали руки и ноги, уволокли вглубь леса и использовали для личных утех.

— Так поступают варвары, — подал голос пожилой мужчина слева от девушки. — И Воровка лиц.

В ответ девушка широко улыбнулась.

— Как грубо. Если я и решусь, — сказала мне Воровка лиц, — то начну с Мечтателя.

— Все члены Совета на месте, — вмешался мужчина с рыжей бородой. Кажется, Воровка лиц назвала его Вороновым. — Чем быстрее обсудим все вопросы, тем быстрее разойдемся.

— Я требую объяснений от Кирилла, — заявила Воровка лиц. — Глупое дитя чуть не убило мальчика.

Александр отвел глаза и поморщился.

— Не ожидал, что он провалится в Зазеркалье. Ведь проход и путешествие стоят не дешево.

— Ты вызвался привести его, — прохрипел Воронов. — Я доложу Зверю о проступке. Совет обсудит твои действия на следующем заседании.